Сейчас я уже не помню, как вообще узнала, что в Дербенте есть культпросветшкола. Наверное, кто-то сказал. Зато помню прекрасно, как в 1958 году села в грузовую машину попутную и приехала в Дербент. Одна. В школе прошла прослушивание, сдала экзамены и легко поступила. Я там произвела фурор. Еще бы: голос у меня был поставлен – в Махачкале занималась в Доме пионеров, отлично пела.
Знакомых у меня в Дербенте не было, и жить негде. Хорошо, что во время экзаменов я познакомилась с Людмилой Херматовой. Она училась на втором курсе, хотя была намного старше меня. У нее я и стала жить. Платила им с мамой какие-то деньги. У них была одна комната где-то в магалах. Мама спала на кровати, а мы с Людой — на полу. Даже не помню, как ее маму звали. Помню только, что она была очень набожная. Но дружбы у нас особой не вышло ни с Людой, ни с мамой ее – я ведь домой только ночевать приходила. Остальное время находилась в школе. Занятия, репетиции, снова занятия… Училась играть на аккордеоне, а так как своего инструмента не было, то занималась в школе после уроков.
Школа была совсем новая – открылась за год до моего поступления, в 1957 году. Работали здесь преподаватели из московского института культуры. Честно говоря, их, как бы помягче выразиться, надурили. Показали фотографии крепости, магалов, и они подумали, что их везут в какой-то чудесный восточный город, пленились экзотикой, а оказалось, что в городе пыльно, грязно и с водой проблемы. Они так и говорили: «Мы думали, тут Турция, бананы растут и обезьяны по деревьям лазают». Поработали еще два года, выпустили наш курс и уехали обратно. Всего несколько человек осталось.
Все были очень грамотные, профессионалы. Но мне запомнился Шерин Зербалиевич Ширинов, он потом много лет на телевидении республиканском работал. А в школе нам историю искусств преподавал. До сих пор помню, как он нам объяснял, что такое опера. «Опера, – говорил он, – это, когда все время поют. Все время! Даже если это Ленин, то он ходит и поет: «А-ааааа!»» И для наглядности еще топал по классу, изображал, как Ленин ходит и поет. У нас многие студенты были из районов, он, наверное, думал, что им так понятней будет.
А я еще до культпросветшколы знала все оперы, хотя и телевизоров у нас никаких не имелось. Я вообще там была и звезда, и шалунья. Меня часто отправляли от школы на концерты, я пела в клубах, в воинской части. Песня «Ландыши» тогда очень модная была. Или вот эта: «Не грусти, не грусти! Улыбнись, к тебе пришла весна». Вот такой у меня был репертуар. Иногда мне даже платили какие-нибудь два-три рубля за выступление. Только из-за этих концертов я иногда пропускала занятия, и наша бухгалтер Дуня, на самом деле Дуния, за пропуски снимала деньги с моей стипендии. И я, как получу неполную стипендию, бегу к директору жаловаться.
Директором у нас был Паша Магомедович Газиев. Ой, какой дядька хороший… прямо, как папа родной. «Паша Магомедович, опять у меня деньги сняли, а я же не по своей воле пропустила, меня же школа отправила». А он всегда махал руками и кричал: «Дуния, оставь эту прима-балерину в покое!»
Приходилось за каждую копейку бороться. Мне ведь помогать было некому, вот я и жила на стипендию. На первом курсе получала 12 рублей, на втором – 14. Из одежды у меня была одна юбчоночка и один свитерок красный с белыми полосками. Красный цвет я всегда любила и до сих пор люблю, хоть мне и говорят, что он уже не по возрасту.
На втором курсе мне и еще трем девочкам — Зине Череповой, Людмиле Грибовой и Лиде Прониной — дали комнату при школе. Полуподвальное помещение с четырьмя железными кроватями. Печка еще топилась. Сетки на кроватях провисали до самого пола. Где только Паша Магомедович их взял?! Наверное, в воинской части выпросил, списанные. Ни стола, ни тумбочки. Так и жили.
Да и зачем нам стол? На еду денег не всегда хватало. Питались мы в складчину. Ели только хлеб, селедку и помидоры в сезон. Интересно, а что мы ели, когда помидоры заканчивались? Не помню уже. Что такое суп или борщ, мы и не знали. За продуктами ходили на рынок.
Школа находилась на улице Буйнакского, рынок был недалеко. Там всегда полно фруктов, и стоили они не очень дорого, все же Дербент – город южный. Но я только смотрела и не покупала, потому что на такие изыски у меня денег не было.
Помню, зайдешь в «Пассаж», а там стоит потрясающий запах солений. Соленья продавали в основном еврейские бабушки. Очень вкусные солки они делали. Помню, как меня подкармливала и угощала библиотекарь Лина, армянка. Приносила из дому пирожки, кажется.
Купались и стирали мы в сарае во дворе школы. Там всегда был бак с горячей водой. Зимой, конечно, в баню ходили. Баня была какая-то очень интересная, старинная, я такую больше нигде не видела. Там такие ниши глубокие. Кажется, мы в них свои вещи оставляли. Вообще, в бане нам было очень весело почему-то. Смеялись, шутили. А многие женщины на нас косились, потому что мы, не стесняясь, раздевались и мылись. А они сидели, укутанные в какие-то синие покрывала и прямо под ними натирали себя мочалками. Уж не знаю, как они умудрялись, но хорошо помню эти их покрывала.
Иногда нас водили в крепость на субботники. У меня даже фотография есть с одного из таких субботников. Правда, не знаю, зачем мы там горбатились по несколько раз в год: крепость-то была все время закрыта, туристов в городе никаких. Они стали ездить в Дербент уже в семидесятые годы.
Я вообще активная была, такая фифа. Вечно меня куда-то отправляли, я где-то пела, плясала. В каждой бочке затычка, словом. Однажды через много лет после окончания культпросветшколы, когда я уже работала в Министерстве культуры, мы вместе со всеми методистами приехали в Дербент, чтобы организовать праздник, посвященный 100-летию Ленина. Мероприятие проходило на ковровой фабрике и называлось «Рапорт Ильичу». Ну, я не поленилась, поехала в Белиджи, раздобыла там бюст Ленина. Притащила его на фабрику. В воинской части выпросила солдат, чтобы они несли у бюста почетный караул. Всё в коврах, а посредине Ленин и автоматчики.
Никогда не могла я на месте сидеть. Все время должна была что-то делать.
Бабушка меня Люськой звала. Я вообще своего имени всегда стеснялась. Меня все как Лялю знают. Мама еще до моего рождения очень любила читать итальянские романы. И в одном из них была героиня, которую звали Леолетта. Вот и запало ей имя в душу, она меня так и назвала. Наверное, думала, что я буду жить, как в итальянском романе.
Из-за моей активности меня все в школе знали. А некоторые даже влюблялись. Был у меня поклонник, тоже учился в культпросвете, Виктором звали, Виктор Ворожбитов. Очень я ему нравилась. Поставит мою фотографию перед собой и играет на баяне. Или смотрит на меня и улыбается. Ничего не говорит, просто улыбается. Он окончил школу и в армию ушел, а после уехал учиться в Харьковский авиационный институт. Перед армией приходил ко мне прощаться.
У нас в школе был свой хор. Со мной пели парень и девушка из какого-то лезгинского района, они потом поженились. Только жена очень молодой умерла. А он остался с тремя детьми. Руководил нашим хором Александр Алахвердов. Вот тоже был душевный человек. Всегда поговорит, поможет, чем может. Если увидит, что без настроения, то не отпустит, пока не расскажешь ему, что у тебя случилось.
Из развлечений в Дербенте был кинотеатр «Родина», но у меня и у девчонок на него денег никогда не хватало, поэтому мы или устраивали танцы во дворе школы, или сидели на скамейке. На танцы к нам в школу из магалов спускались местные ребята. Правда, наш директор прямо у них перед носом часто ворота закрывал, говорил: «Ой, не надо мне никаких проблем, ради Бога!» Мимо школы часто проходила Гюльбоор Давыдова. Нам так интересно было наблюдать за ней. Мы даже специально ждали, когда она пойдет с работы мимо нас. Она была женщиной известной в городе, Герой Соцтруда, потеряла обоих сыновей на войне. Сила духа в ней какая-то чувствовалась, даже в том, как шла, как держала себя.
Там же, в Дербенте, я, кстати, и с первым мужем познакомилась. Практику в Белиджи проходила, а он там отпуск проводил, мы и встретились. Он военный был. Приезжал ко мне в Дербент на попутках при любой возможности, а я ждала. Гуляли вместе. Красивый, высокий, в форме. В общем, бросилась как в омут с головой. Но потом быстро поняла, что села не в тот вагон.
Рубрику ведет
Светлана АНОХИНА