Отец, мать и трое старших братьев переехали в Дербент из села Берикей, когда отца перевели на работу в райком. Ему сразу дали квартиру в новом доме на улице Кобякова, 12. Это был первый трехэтажный дом, построенный в городе после войны. Он казался тогда безумно красивым: полукруглые своды окон, глубокие внутренние балконы с балюстрадами, высота потолка, простор! Отцу дали квартиру №9, на третьем этаже, с двумя балконами – открытый (в сторону общего двора) и закрытый (в сторону улицы). Спустя два года тут родился я.
Сначала во дворе никакого асфальта не было, просто земля, которая летом высыхала и пылила. А чуть позже, когда в дом один за другим заселялись председатели горисполкома, асфальт стали менять несколько раз в год. При том, что полгорода так и оставались, как сто лет назад. Летом играть тут в футбол было одно удовольствие. А зимой площадку заливали водой, и все мальчишки играли в хоккей и ходили на коньках.
Прямо от нашего двора начинается Буйнакского, и дорога круто поднимается вверх. Представляете, какое раздолье было зимой съезжать с этой горы на санках? У нас санки самые быстрые были, старые такие, деревянные, с железными полозьями. Старыми эти сани были еще в моем детстве, а через 30 лет достались моим племянникам.
Помню еще, как мы веселились, когда женщины, возвращаясь с работы, цеплялись друг за дружку, чтобы не упасть на ледяном спуске, думали, что так надежнее. И если падала одна, они всей цепочкой следом за ней сыпались на тротуар. А ребята постарше цеплялись за редкие и тяжело ползущие машины, чтобы подняться вверх, а потом уже сами скатывались обратно.
Во дворе напротив нашего большого и красивого дома стоял еще один, полутораэтажный, такой полуинвалид: цокольный, подвальный, этаж был каменный, а над ним сверху деревянное строение.
В первой квартире этого подвальчика жила русская женщина, ее Мария звали, со своим родственником Александром Сергеевичем. Не знаю, каким ветром его занесло в Дербент, говорили, что он работал в московском горкоме или был женат на дочке кого-то из по- павших под репрессии, а к нам попал уже после лагерей.
Он всегда ходил с папкой под мышкой, был очень грамотным и работал главным бухгалтером в местной газете «Ленинчи», «Ленинист» по-русски. Сейчас она «Дарбент» называется, на азербайджанском языке газета. Он рассказывал многое о сталинских временах, а Сталина всегда называл «рябой» и крепко ругал. Тогда никто ведь у нас не знал, что у Сталина следы от оспы были на лице, а он знал. Про тогдашних руководителей НКВД рассказывал, как про лично знакомых. Про Ягоду, что тот на племяннице Свердлова женился, чтобы закрепиться в высших кругах. Про Ежова, называя его «шибко грамотным, но себе на уме». Больше всех он критиковал «товарища Берию», о котором я, школьник, и не слышал. Узнал только, когда перестройка началась, и понял – сосед говорил правду.
Александр Сергеевич был большой любитель шахмат, ему часто составлял компанию один из моих братьев — Кахриман. У Александра Сергеевича вместо одной ноги был протез, наверное, в лагерях потерял ногу, и он хромал. Тянул ногу, чтобы преодолеть 3 или 4 ступеньки, что вели из подвала во двор, и садился на краешек крыльца. Прежде чем положить доску, стелил газету, и только потом открывал крючочек и аккуратно расставлял фигуры.
Жил в нашем доме и прокурор района и военком города – полковник Зайцев. Его жена и дети были замкнутыми и ни с кем не общались, а он был открытый и доброжелательный. Когда появлялся во дворе, мы, мальчишки, забирались на каменные выступы по бокам ступенек, чтобы пощупать его погоны. И разрешал ведь всем, не отгонял.
Еще у нас жила тетя Тамара, армянка, она работала в книжном магазине, он тогда единственный в городе был, в переулке Казимбека. Кстати, там на табличках до сих пор искаженное название – Казибека, просто те, кто печатал тогда, пропустили букву "М", а это ошибка. Вот на этой улице располагался детский магазин. С работы тетя Тамара приносила книжки, тонкие такие, из нескольких страничек и с бумажной обложкой. Или раздавала их нам, или сама вслух читала.
А одну из комнат двух- или трехкомнатной квартиры занимала пожилая женщина, если не ошибаюсь, ее звали Клара, мать известного в городе хирурга Виктора Львовича Гройсберга. Всем первоклашкам помогала уроки делать, буквы учила правильно выписывать, очень грамотная и с людьми обходительная была.
Летом всем двором на море бегали, оно же совсем рядом, за железной дорогой было. Купались и рыбачили. Майками загребали мелкую рыбешку. Обязательно надо было в таком случае взять с собой спички, соль и ножик. Наловим бычков, обстругаем ветки с деревьев, нанизываем на эти шампуры рыбку, жарим и тут же едим. Ничего вкуснее нет, нам казалось.
В квартале от нас находился Дом инвалидов, поэтому во дворе частенько появлялись инвалиды. Много было безногих, они передвигались на деревянных дощечках с подшипниками. Мать моя была сердобольная женщина, сама выросла в голодное время, и, когда они появлялись, она нам с братом давала пакет с едой, консервы там, хлеб, сыр, колбасу, и отправляла отдать им.
Когда я стал старше, заинтересовался историей и поступил на исторический факультет, а во время каникул работал экскурсоводом на турбазе. Как-то попросили меня встретить иностранного гостя. Встречаю я на площади около горисполкома белую обкомовскую «Волгу», а рядом с водителем сидит гость. Он оказался начальником полиции сирийской столицы Дамаска, и к нему надо было обращаться «женераль» – генерал, то есть, на французский лад. Сзади сидел бедный студент мединститута, араб, его взяли в качестве переводчика. А в то время кассиром в крепости работал Фархад Алиев, теперь он стал священнослужителем шиитской общины в Джума-мечети. В молодости он самостоятельно выучил арабский и увлекался историей. Мы приехали, и я генералу объяснил, что Фархад немного знает арабский. Фархад обрадовался и повел нашего дженераля по крепости, а мы со студентом сели пить чай. Через полтора часа они вернулись, и генерал был в восторге. В том числе и от того, как Фархад великолепно владеет языком.
А недавно мне такую историю рассказал внук одного богатого дербентца, Исмаилбека Агаева, до революции ему принадлежал большой дом чуть ниже теперешней площади Свободы. Этот Исмаилбек дружил с последним из кайтагских уцмиев, который жил в Дербенте – с Амирчопан-Ханом. Богаче этого Амирчопана среди дагестанских князей не было, у него было 10 жен, и всех он содержал в достатке. Но единственный сын умер в 3 года, а потом, видимо, были проблемы со здоровьем. Своих жен он предупреждал: если узнает, что забеременели, в тот же день лишит жизни.
Жил он в верхней части Дербента, в седьмом магале. Как-то недалеко от дома встретил пацана, очень бедно одетого. «Сколько у вас детей в семье?» – спрашивает. Тот отвечает: «Пятеро. Три старших, потом я, а пятый в животе мамы». Его ответ так понравился Амирчопану, что он позвал свою жену Ханум и велел ей принести ребенку сладости и мелкие монеты.
Амирчопан, кстати, имел чин генерал-майора от кавалерии русской армии и был похоронен в 1914 году на знаменитом кладбище Кырхляр, рядом с генералом Араблинским.
А дочь Исмаилбека Набат была второй женой известного дербентского миллионера Сафтара Ахундова. Того самого, в чьем доме теперь городская поликлиника находится. А первая его жена, от которой у него, как я знаю, было два сына и две дочери, была женой революционера Керима Мамедбекова.
Рассказывают, когда революция пришла, Сафтар забрал с собой жен, детей и на собственном пароходе перебрался в Баку, где умер в 20-х годах. А вот Набат Ахундова прожила в Баку аж до 1990 года.
Еще был такой Шахмардан, он на торговле разбогател. В его доме, двухэтажном, с балконами, теперь городской суд находится. Был очень скромным и всегда бедным помогал. А когда умирал, завещал поставить на могиле камень высотой не больше метра, чтоб не выделялся. Тогда вообще богатые люди были совсем другие. Например, Ахундов с предпринимателями- меценатами построил большое красивое здание в виде буквы «Н» на центральной улице. Они собирались подарить его царю Николаю II в честь празднования 300-летия дома Романовых. Но император подарок не принял, а после революции там разместилось ремесленное училище. Оно и теперь поражает своими крепостными стенами, теперь там завод «Электросигнал».
Рубрику ведет Светлана Анохина