Мария, 25 лет, русская (Ханты-Мансийский автономный округ). По статьям 58 («Кража») и 161 («Грабеж») осуждена на 4,4 года, в колонии 1,5 года.
— Родилась я в достаточно благополучной, материально обеспеченной семье. В семье нас двое, я младшая из сестер, может, поэтому в детстве меня баловали, можно сказать, ничего не запрещали, то есть делала всё, что хотела. В школе по поведению была задирой, хулиганкой, а по учебе – отличницей. Дальше связалась не с той компанией, с теми, кто пил, курил и т. д. Мне это было интересно, начала с ними гулять, пить, курить, забросила учебу – перешла в вечернюю школу и окончила 12 классов с тройками.
Почувствовала себя взрослой, свободной и 2 года не училась, не работала. А потом решила поступить в университет, на отлично сдала экзамены и поступила на факультет менеджмента. Проучилась там один семестр, и мне стало скучно, бросила университет. На тот момент я уже была условно осуждена на 4 года по грабежу (подралась с девушкой и забрала у нее ценности).
Три года я аккуратно отмечалась, вроде, всё было нормально. Тут я совершила кражу, залезла в ресторан и ограбила его. И всё оставалось безнаказанно, то есть что бы я ни совершила, мне не приходилось за это отвечать. Я не могу это объяснить, но когда ты чувствуешь безнаказанность, еще сильнее тянет на подвиги, можно сказать, такое положение вещей стало меня развращать.
После случая в ресторане, через какое-то время, я сбежала из дома, меня объявили в федеральный розыск, и при всем при этом в течение 1,5 лет совершала кражи. Но как-то в Хасавюрте меня опознали, задержали и, соответственно, осудили.
— Россия бескрайна, но где Ханты-Мансийск и где Хасавюрт, с чего тебя занесло сюда?
— У меня здесь друзья, знакомые. На Север, на заработки, приезжают довольно много дагестанцев, и вот там мы познакомились, сдружились, таким образом через них я и оказалась здесь.
— Тебя, молодую девушку Севера с богатой биографией Хасавюрт гостеприимно встретил?
— Очень. Вы не поверите, здесь меня совершенно не тянуло на приключения, совсем не хотелось воровать. В этом городе как-то всё устраивало меня, во всем была какая-то легкость.
— В Хасавюрте такая аура, что людей вообще не тянет на нехорошие дела?
— Как у других, не знаю, но меня не тянуло. Я работала в кальянной, вела спокойный образ жизни.
— Он не встретился там?
— Скорее, я его нашла.
— Родители твои где сейчас?
— Мне было 5 лет, когда они развелись, меня воспитал отчим. После всего того, что случилось, мама с отчимом продали всё и переехали в г. Сочи. Сестра со своей семьей на Севере.
— Мать в Сочи, а её дочь здесь, в колонии…
— Она в своих письмах ко мне писала, что такое рано или поздно должно было случиться. Не раз и не два предупреждала об этом. Теперь говорит – посиди, может, наконец-то одумаешься…
— Не отвернулась от тебя?
— Нет, мама не бросила меня. Она каждый месяц присылает посылки, переводы (на личный счет), хочет приехать на свидание, но каждый раз я её отговариваю.
— Как думаешь, каково ей там, в этом прекрасном г. Сочи, без тебя, тем более, ты отбываешь срок в колонии?
— Любой матери тяжело без ребенка. В моем случае тоже, но она уже смирилась, приняла это…
— Мать-то смирилась с этим, потому что у нее другого выхода просто нет, это абсолютно не зависящий от её воли факт, это совсем другое. А я говорю о том, представляешь ли ты вообще её состояние при этом?
— Тяжело… тяжело… (Мария уже не смогла сдержать слез и расплакалась. – А. А.). Тяжело, очень тяжело ей… я не могу подобрать слов…
— А тебе?
— Тоже не сладко, очень, очень скучаю по ней.
— Вы не виделись уже 1,5 года, а когда состоится такая встреча, что, интересно, она тебе скажет?
— Как мне кажется, у неё не будет слов, только слезы…
— А ты ей что скажешь?
— Если смогу, всё свое состояние постараюсь выразить словами «Прости, мама».
— Спрошу прямо — за что же ты лишила на такой немаленький срок себя матери, а мать — тебя?
— Мне кажется, я была очень глупая. Молодая и глупая, думала только о себе и ни о чем другом. То, что в детстве мне позволяли всё, что я хотела, чуть повзрослев, желала того же. Только я, я — и ни о ком другом не хотела думать, ни о ком и ни о чем.
— Многим молодым не особо нравится то, что им родители говорят, считая себя умнее, продвинутее и т. д. Ты считаешь это правильным подходом?
— Знаю по себе, что нет. Был бы он правильным, я вообще не попала бы сюда и не сидела бы сейчас перед вами. В свое время я тоже все просьбы, замечания мамы пропускала мимо ушей, говорила ей – что ты можешь понять, мы новое поколение… Я, конечно, была очень не права. Если бы можно было вернуть время назад, конечно, всё это исправила бы, больше слушала и слышала маму.
— Полтора года, проведенные в колонии… Что они тебе дали?
— Лично мне только плюсы. Как бы это объяснить… я начала по-другому на всё смотреть. Можно сказать, выработала в себе характер, т. е. смотрю назад и осмысливаю ошибки. Времени здесь достаточно, чтобы подумать о своем будущем, переосмыслить прошлое, сделать выводы.
— А каким ты его видишь, свое будущее: выйдешь и не потянет на старые дела?
— Нет-нет, со старыми связями и делами всё уже, мне это неинтересно. Еще раз попасть сюда? Никогда в жизни. Вы часто бываете здесь и примерно представляете, какое душевное напряжение витает тут 24 часа в сутки и как всё это надоедает. В голове одна мысль – поскорее выбраться на волю. И если, выйдя на свободу, опять возьмусь за старое, то у меня один путь – возвращение сюда, а я этого не хочу. Буду работать, восстановлюсь в университете, заведу семью, детей, и у меня будет нормальная, человеческая жизнь.
— Вообще, много ли счастья тебе принесли ворованные деньги? Их запах оставит тебя в покое в будущем?
— Только беды. И если в будущем я снова буду воровать, если, как вы говорите, запах денег опять собьет меня с пути истинного, то итог будет один – снова сяду. На воле я всегда буду думать не о краже, не о легких деньгах, а о том, что за этим последует, перед моими глазами всегда будет стоять образ колонии.
— Тебе часто снятся сны?
— Да. В основном вижу базары, рынки, большие магазины. В общем, снится воля, обычная житейская суета… Очень хочется нормальной, человеческой жизни.
— В твоем случае от кого это зависит?
— От меня самой.
— А готова к этому?
— Да. Я полностью готова меняться в лучшую сторону… Когда же я увижу волю…
— Вот мне и остается пожелать скорейшего освобождения. А есть шанс на УДО (условно-досрочное освобождение)?
— В сентябре ин ша Аллагь.
— Ты сказала — ин ша Аллагь?
— Я мусульманка. Еще на воле приняла ислам.
— С чем это было связано?
— Я поверила в Аллаха. Начала читать книги про религию, задумываться об этом. И вот так, наблюдая за окружающими людьми, как и чем они живут, я пришла в ислам. Когда утром слышу азан — не знаю, как это объяснить — я успокаиваюсь.
— Будучи уже верующей на воле, ты продолжала воровать?
— Да. Хотя и знаю, что по шариату это очень наказуемо, ворам следует отрубать руку. Не отрицаю, что в их числе должна была быть и я…
Абаш Абашилов