Оксана, 42 года, осетинка. По статье 105, ч. I (умышленное убийство) осуждена на 6 лет, в колонии, считая СИЗО, 3,5 года. Срок отбывает в Кизилюртовской женской колонии.
Родилась я в Карачаево-Черкесии. Когда была маленькой, родители переехали на Север, в г. Норильск. Естественно, они взяли с собой меня и сестренку. В школе училась не плохо и не хорошо, так, средне, а по поведению была примерной – из-за меня родителей никогда не вызывали. Закончила хорошисткой. У нас была полноценная, среднестатистически обеспеченная семья: папа всю жизнь работал на шахте, мама — на обогатительной фабрике. Зарплата на Севере всегда была хорошей, и мы никогда ни в чем не нуждались.
После школы поступила в Красноярский юридический институт, но не закончила – вышла замуж и уехала обратно в Норильск. Вначале работала на шахте, а потом у меня появились другие специальности: швея, парикмахер и т. д. Затем папа с мамой вышли на пенсию и вернулись на Кавказ. Через год я развелась с мужем и с сыном тоже вернулась сюда. Случилось так, что вскоре в отпуск к сыну приехал муж, а туда уже мы уехали втроем, все вместе. Но не зря же говорят: «Сколько разбитую чашу ни клей, всё равно держаться не будет». Мы с сыном вернулись на родину. Жили с родителями, сын в школу пошел, я…. вышла замуж. Сын закончил школу, и, поскольку у нас самая распространенная статья 228 (о наркотиках), я решила отправить его туда, где он будет защищен от таких соблазнов, т.е. в Норильск, к отцу. Он поступил в институт, закончил и сейчас работает там же.
Со вторым мужем поначалу всё шло хорошо, потом он попал в аварию, получил черепно-мозговую травму. После этого у него начались приступы эпилепсии, он боялся выходить на улицу, стал агрессивным, был записан к психиатру. Это продолжалось 6 лет, и в один «прекрасный» день всё закончилось, а для меня началась «новая» жизнь — в местах лишения свободы.
— В чем же суть дела?
— На протяжении всего периода после аварии муж вёл себя агрессивно, начал сильно пить, часто избивал меня. Требовал то, чего я не могла ему дать, достать: не нашла водку посреди ночи – получай и т.д. Одного я его оставить не могла, а когда оставляла с кем-то, то работала в магазине, то выезжала на полевые работы. Перебивалась кое-как. И при всём этом скажу так – если бы не эта травма, такого человека еще поискать надо, хороший был. Его безумно любили дети, хотя сам не мог их иметь. И я прекрасно понимала, что все эти его отклонения являются признаками прогрессирующей болезни.
— Статью же свою ты за что-то получила, что всё-таки случилось?
— В нашем законодательстве никак не могут отделить бытовое убийство от умышленного. Взять мою ситуацию, в чём здесь умысел? Если бы хотела и желала его смерти, мне необязательно было брать в руки нож – я могла просто не сделать успокоительный укол или вовремя не вызвать «Скорую помощь». Не было умысла никакого, я до сих пор не пойму и не помню, как всё произошло. Как раз тогда с работы приехала, помню, что ругались, он настойчиво водку просил… Помню, как к его маме ходила — она на одной улице с нами жила. Она и на суде подтвердила, что он водку требовал, выступила за меня. Будучи потерпевшей стороной, была за меня, просила не лишать свободы. Но лишили, дали срок. Его нет, а я здесь…
— Еще в начале нашей беседы ты сказала, что у нас процветает наркомания. Это говорит женщина, мать, на основе чего ты делаешь такие выводы?
— На свободе, на родине, на улице соседи всё время рассказывали об этом — вот у того сына посадили из-за наркотиков, а у тех кто-то умер из-за зелья, а вот на той квартире занимаются тем-то и т.д.
А когда сама попала в эту систему, убедилась, что в основном за это и сидят. У всех нормальных родителей это больная тема.
— А где уверенность в том, что в Норильске не так?
— Во всяком случае там я этого не наблюдала. Может, оттого, что это Север, а может, потому, что туда просто так не попадешь. Если у тебя нет работы, там и не пропишут. Да и раньше он закрытым городом был, это тоже что-то значит.
— Даже после всего случившегося к мужу у тебя остались очень добрые, теплые чувства. Сегодня его нет, а ты, в общем-то, из-за него сидишь здесь, в колонии. Чем же ты это объяснишь – это так судьба распорядилась с тобой несправедливо или что-то еще?
— Может, и судьба. Скажу так: я не верила в Бога. Когда у моего отца был инфаркт, я спрашивала: куда смотрел Бог?
Когда моему сыну сделали операцию, я спрашивала: куда смотрел Бог? Когда ему сделали вторую операцию – куда смотрел Бог? А когда отца парализовало и он остался жив, вот тогда я спросила: а если бы Бог не смотрел, были бы они живы?
Так что, может быть, так угодно было Богу?
— То, что ты сейчас перечислила, — это же рок какой-то. Или испытание тяжелое, или наказание за что-то, или предостережение от чего-то. О чем всё это, на твой взгляд, говорит?
— Мне сложно чем-либо всё это объяснить, может, перечисленным вами, а может… даже не знаю, объяснимо ли это вообще. Как-то во Владикавказе я шла по городу, меня остановила совершенно незнакомая женщина и говорит: «Сколько несчастья выпало в жизни на твою долю, столько счастья будет у твоего сына».
— А ты веришь, надеешься на это?
— Любая мать надеется на то, что ее ребенок будет счастлив.
— В твоем случае получается так — его счастье за счет твоего несчастья. Цена не слишком высока?
— Как раз в моем случае и нет.
— Сыну 23 года. Он там. А ты здесь. И как, интересно, он воспринимает всё это?
— Ну, скажем… очень тяжело. Мне часто говорили, просили (в том числе и родные мужа, свекровь часто даже прятала меня у себя) оставить супруга, развестись. Я отвечала, мол, как это: когда был нормальным, он нужен был мне, а сейчас, когда в таком состоянии, — не нужен? Сын знал всё это, видел, как отец избивал меня… он же всё понимает.
— Вот такое доброе отношение к нему отразилось на тебе не с лучшей стороны. А сейчас нет элемента сожаления: оставила бы в свое время и жила бы сегодня на воле?
— Нет. Я выросла в такой семье, где учили быть добрыми, терпеливыми, работящими.
— Терпению тоже рано или поздно приходит конец…
— Да, согласна. В моем случае, видимо, в тот день и наступил такой конец.
— Чуть раньше ты говорила, что не верила в Бога, а сегодня как с верой?
— Два года назад, уже после получения срока, мне был задан вопрос, не хочу ли я креститься? На что ответила так: если не крестили ребенком, то нужно сделать это, когда ты сам придешь к осознанию.
Я считаю, что сама к этому пока не готова. Сейчас очень сильно болеет моя мама, болеет сын, и каждую ночь, перед сном я, хоть и не крещенная, своими словами искренне прошу Бога помочь им.
— Им помочь — да, а себе?
— Не просила.
-На то есть причины какие-то?
— Причин нет, но просто я считаю себя сильным человеком, и поэтому пока мне не нужна помощь. Да и зачем мне что-то, если у меня не будет мамы или сына… Я уже похоронила отца. Меня абсолютно ничего не держит на земле, кроме матери, сына, сестры и племянников.
— Сильнее срока, разлуки со всеми перечисленными тобою — какое еще испытание может быть для женщины, матери?
— Да, конечно, это так. Отец перед своей смертью сказал мне: «Твоя доброта погубит тебя». К сожалению, он оказался прав, вышло именно так.
— Значит ли это, что не надо быть в жизни добрым?
— А почему вопрос не поставить так — почему всем не быть добрыми?
— А если действительно поставить так вопрос?
— Я не знаю ответа. Раньше, в советское время, люди были намного дружнее, добрее. Пусть в магазинах бывали очереди, люди там ругались, шумели, но зато вечером — будто ничего и не было, выходили на улицу, садились на лавочку возле дома и мирно беседовали. Тогда люди умели радоваться простым вещам. Давно уже нет всего этого. Люди стали жить богаче, но не стали добрее.
— Мы знаем об осетинском гостеприимстве, да и с неизменным атрибутом этого гостеприимства — осетинскими пирогами — знакомы неплохо. Но у тебя пока нет возможности проявить себя в качестве такой хозяйки. Вот этот факт как женщину тебя не тяготит?
— По-моему, любую нормальную женщину, которая и в этих стенах остается таковой, это тяготит. Как ни крути скучаешь по той реальности, хочется и пироги делать, и другое…
— Настанет день, когда выйдешь на свободу, уедешь домой, накроешь на стол, и кто, интересно, будет первым гостем за этим столом?
— Я везде нахожу общий язык с разными людьми, во всяком случае до сих пор находила, как в этих стенах, так и за ними. Знакомых очень много у меня. Но… когда-то отец сказал мне: «Ты добрая, многим пытаешься помочь, как можешь, но запомни: в твоей жизни настоящим другом (подругой) может быть один человек, от силы два, а остальные — это просто знакомые». Поэтому за столом будут очень немногие…
Абаш Абашилов