Не подлежит оспариванию выражение «Никогда не знаешь, где (что, когда) потеряешь и где (что, когда) найдешь». Каждодневная наша реальность является свидетелем этому. Зигзаг судьбы непредсказуем, об этом явственно свидетельствует наша жизнь. Иногда она заносит туда, где и в мыслях не думал в таком качестве побывать. Подводит к таким поворотам, за которыми…
В далеком теперь уже (шутка ли, прошлый век) 1979 году, в один из летних вечеров, сев на поезд «Баку-Киев», через день я был в Киеве. Один день для большого города, естественно, слишком малый срок, и поэтому я его провел ознакамливаясь с одной из его улиц, но какой! – Крещатик. Город — он сам по себе очень красив, но Крещатик — это что-то невообразимо красивое, монументальное. И на фоне событий последних месяцев на Украине особенно ярко вспоминается та поездка и тот образ Киева. Вечером опять поезд, и на другой день я в Риге. Это уже совершенно другой город (особенно его старая часть) – изящная архитектура, мощеные улицы, необъяснимый уют, непривычная чистота и т. д. Если не брать в расчет моральную нагрузку (а она была довольно чувствительной), в плане материальном, в широком смысле этого слова, в первое время всё было нормально и с рублем, и с жильем, и с всевозможными культурно-познавательно-развлекательными мероприятиями. А как показывает жизнь, это правило действует во все времена, как и всё в ней материальное тоже непостоянно. В числе прочего и законы экономики работают четко, вне зависимости от нашей абстрактной воли – если оттуда капает, а туда нет, то и итог рано или поздно будет нулевой.
И в моем случае имело место именно это — после бурного, самоуверенного начала в скором времени случилось то, что и должно было случиться – я остался совершенно без денег. Прекрасный, но чужой город, без работы, без жилья (его снимал, пока были деньги) и без денег.
Наступил режим и сезон жесточайшей экономии. Питание — 3-копеечные, но изумительно вкусные пирожки. Жилье — залы ожидания Центрального железнодорожного вокзала. Единственный и довольно тощий мой чемодан в камере хранения того же вокзала.
Но настали дни, и я остался практически без денег, без единой копейки. Уже нет возможности вытащить чемодан из ячейки (дневная оплата составляла 15 копеек), в то время поездка на маршрутке в Махачкале стоила так же). Недоступными стали даже те пирожки, такие вкусные и такие дешевые, но уже не для меня.
Первые сутки абсолютного голодания не по своей воле, а потом и вторые. Единственное удовольствие (если этот термин вообще уместен в такой ситуации), которое мог в эти дни себе позволить, — обозрение, прочтение газет, вывешенных на стендах. Эти стенды были выстроены в ряд в небольшом парке недалеко от вокзала. И я часто пропадал возле них – выбор газет был довольно широким (в их числе и совершенно непривычные в то время у нас рижские), и самое главное — всё бесплатно: читай, живи и радуйся жизни, насколько это возможно в этих жизненных обстоятельствах. А обстоятельства сложились, тут уж точно вариантов для разночтений практически не было, — во всей красе нерадужные.
Настали третьи сутки. Где-то в обеденное время (в моем случае обеда, конечно же, не было) ко мне подошли несколько молодых ребят примерно моего возраста. И спокойно, без шума и суеты они сказали мне, что видят меня в этом районе не первый раз и что у них есть ко мне одно деловое предложение. Не став ждать моего ответа, уже настойчиво предложили встретиться здесь же, но ближе к вечеру. Сказав это, с тем же спокойствием ушли. Опустив некоторые подробности, можно с уверенностью сказать – этот вечер должен был стать для меня приграничным, т. е. или-или, слегка предсказуемым завершением. И что самое тяжелое и неприятное — выбора-то особого у меня и не было. До вечера было несколько часов, и я опять оказался возле тех газетных стендов. Не помню, сколько прошло минут или часов, и… тут у меня просто нет слов, с какой-то нерешительностью ко мне подошел и поздоровался мужчина постарше меня. Как он объяснил, тоже видит меня не первый раз, понимает, что приехал издалека, чувствует, что у меня проблемы, и спросил прямо – чем он может помочь? Я был поражен. И, конечно, объяснил ему, насколько это возможно, всё, другого варианта или выбора просто не было.
А чем прежде всего можно помочь голодному человеку? Вот тут объяснения точно излишни. Он повел меня в одно из ближайших кафе. А после обеда на пригородной электричке мы поехали в Юрмалу (это не очень далеко от Риги), где он жил. Он издалека показал мне свой дом, зашел туда, минут через 10 вышел, дал мне 1 (один) железный рубль, шоколад. И, договорившись встретиться на следующей день в Риге в то же время и на том же месте, провел меня на станцию (это было недалеко), и на той же электричке я вернулся в Ригу.
Он сдержал слово, на другой день, минута в минуту, пришел на встречу — и не пустой. И жизнь моя стала потихоньку налаживаться, насколько этот термин может быть применим в тех условиях. Но вот что меня поразило тогда и поражало в дальнейшем — что толкнуло человека, живущего своей жизнью, со своими большими и малыми проблемами, помочь другому, совершенно незнакомому человеку, находящемуся в критической ситуации? Да к тому же он не просто помог мне, а спас меня, и это в прямом смысле.
Я очень болезненно воспринимал всегда и воспринимаю сегодня жесткое деление или попытку деления людей по национальной, религиозной принадлежности, по оттенку кожи или цвету, разрезу глаз и т. д. На мой взгляд, они никак не могут быть определяющими, вперед всё-таки выходят совершенно другие ценностные категории. Он латыш — я аварец, он лютеранин — я мусульманин, он светлее светлого — я ясно какой, и т. д. Ну и что с этого?
Он помог, помог, зная, что я даже при всем желании не в состоянии отблагодарить. Помог, не зная, кто я. Он просто знал, что человек в беде, и решил помочь. Что может быть выше? Не сомневаюсь в том, что многим знакомы такие или подобные истории. И в моей жизни их было немало, но о них как-нибудь в другой раз…
Абаш Абашилов
