В прошлом году геодезический факультет Московского государственного университета геодезии и картографии (прежнее название – Московский институт инженеров геодезии, аэрофотосъемки и картографии (МИИГАиК) отметил столетний юбилей. Об этом поведал его президент и выпускник космонавт Виктор Савиных.
К известному покорителю космоса я обратилась с просьбой помочь издать книгу воспоминаний о своем замечательном однофамильце и земляке-хасавюртовце профессоре МИИГАиКа Федоре Васильевиче Дробышеве (на снимке), авторская линейка которого для построения графических сеток картографических планов местности не одно десятилетие была палочкой-выручалочкой для сотен картографов страны и зарубежья в их трудовой деятельности. Сегодня, правда, на вид несложный, но надежный подручный прибор Дробышева заменили более совершенные компьютеризированные устройства, но добрая слава и неувядающая память благодарных учеников об ученом и изобретателе заставляют автора этих строк приняться за работу. Тем более что и Виктор Петрович Савиных, который не только учился в МИИГАиКе по учебникам основателя направления картографии — фотограмметрии, но и был его студентом, дал добро на публикацию личных записок профессора и моих глав, посвященных именитому ученому, в книге к юбилейной дате вуза – 240-летию.
А он разве еще работает?
Мне было 18 лет, когда, будучи студенткой первого курса Московского полиграфического института, услышала в телефонной трубке узла междугородной связи на Большой Михалковской бодрый голос отца, в ту пору завсельхозотделом хасавюртовской межрайонной газеты «Дружба» Николая Дробышева:
— Светик, тут у меня в кабинете местный краевед Дорогобед, ему поручено открыть музей в городе. Он очень тебя просит найти в Москве Лялин переулок, там находится институт картографии, где работает уроженец Хасавюрта профессор Дробышев. Нужно его расспросить про город детства, быть может, какие-то экспонаты передаст, в общем, хорошо бы с ним наладить контакты.
И уже на второй день, записав координаты земляка-однофамильца и отсидев положенные пары, я мчусь в МИИГАиК.
— Как найти профессора Дробышева? – обращаюсь к вахтеру при входе в красивейший особняк с колоннами, где располагается старый корпус МИИГАиКа.
Вахтер профессора не знала, а вот пробегавшая мимо студентка сбавила скорость и спросила:
— А он разве еще работает?
В день моего визита Дробышева на рабочем месте не оказалось. Он, отработав свои часы, ушел домой. Ветерану вуза было в ту пору 87, и годы брали свое. Оставив свои координаты и домашний телефон московской тетки, я вернулась в общежитие ни с чем. Но профессор не заставил ждать, на следующий день на вахте общежития меня ждала записка, сообщавшая, что профессор Дробышев бывает в институте каждый день с 9 утра до часу, и можно приезжать.
Воспоминания о Хасавюрте
Федор Васильевич оказался очень жизнерадостным и бодрым старичком. Невысокий, ссутуленный годами, широкий в кости, с небольшой проседью, ученый словно светился изнутри. Живые глаза, в которых горели искорки радости от встречи, поразили меня.
– Вот так встреча! Вы не только Дробышева, но и из Хасафюрта! – говорил профессор, делая упор на «ф» вместо полагающейся «в» в названии малой родины, где не бывал лет 60. Из дома – 25-этажной высотки на Красных воротах – он принес кучу подарков для краеведческого музея Хасавюрта. В большой полиэтиленовый пакет едва уместились разные стереоскопы, специальные очки для просмотра стереофото, лупа, детские машинки, фотографии, книги и буклеты.
— А еще я с молодых лет веду личные записи, я ведь видел и получал напутствие на фронты Первой мировой из уст последнего императора Николая, чудом избежал сталинской ссылки, а премию Сталинскую имею… Но главное — у меня сохранились воспоминания о Хасафюрте начала ХХ века! – удивил земляк откровением.
И уже через неделю меня ждали в гости в домашней обстановке он и его домочадцы.
Федор Васильевич ел и пил очень мало, как всегда, был немногословен. Вспомнил к месту, как сдавали высотку на Красных воротах. Оказывается, когда профессору дали двушку в правом крыле здания, во дворе еще стоял маленький исторический домик Лермонтова. Но, несмотря на прошения знаменитостей, уже вселившихся в эту часть сталинского небоскреба, домик бабушки, где вырос великий поэт, все-таки снесли и поставили на соседней улице не очень удачный памятник юному Михаилу Лермонтову.
После первых тостов глава семьи неожиданно удалился небольшими шажками и принес скрипку.
– А сейчас в честь прихода посланницы родины я сыграю для нее кавказский танец! – сказал ученый и взмахнул смычком по скрипичному стану…
Лошади иранского шаха
Судьба распорядилась так, что я довольно часто бывала в доме Дробышева. Меня всегда восхищали все новые подробности из жизни этого удивительного человека. Он всегда вставал в шесть утра, садился за работу у настольной лампы под абажуром, колдовал над последним изобретением – созданием ортофотопроектора. В 7:30 пил чай с легким завтраком и шел в институт на работу. От графика не отступал никогда и ни при каких обстоятельствах.
— А почему так рано встаете, ведь зимой еще темно в это время? – спросила я как-то.
— Просто не могу отказаться от заведенного графика. К раннему подъему приучен еще со времен учебы в Военно-топографическом училище Санкт-Петербурга, куда поступил сразу по приезде из Хасафюрта на учебу…
С огромной любовью и трепетом Федор Дробышев отзывался о малой родине, вспоминая отцовский дом с большим садом, местный базар и войсковую часть. Отец – Василий Георгиевич – служил в церкви Хасавюрта священником и в 1907 году за несозвучные царскому режиму проповеди был смещен с поста настоятеля храма. В семье было пятеро детей, и священник сменил рясу на рубанок и пошел на заработки: батрачил строителем в Карабулаке, Владикавказе, Грозном, Темир-Хан-Шуре. Мама устроилась играть на фортепиано в хасавюртовском синематографе (впоследствии ставшем кинотеатром «Спартак»).
Из записок Федора Васильевича я узнала про некую предрасположенность будущего изобретателя к научно-практической деятельности. Его дед, по свидетельствам очевидцев, прославился в здешних краях, сумев на полном скаку перепрячь лошадей иранского шаха, якобы следовавшего мимо предгорий Кавказа из Тегерана на встречу с русским царем в Петербург. Немало удивили земляков, среди которых в начале прошлого века преобладали русские и персы, подростки – три брата семьи Дробышевых, своими руками смастерившие добротный велосипед и съезжавшие на нем с горы в низину – полусухую пойму местной речки Ярыксув. Велосипед состоял из двух колес арбы, аккуратнейшим образом связанных и обмотанных тряпками и соединенных трубками-держателями с «креслом-сиденьем». «Братья толкали рукотворное наше детище, и я съезжал на нем прямо с горки вниз. Потом садился средний брат Дмитрий (он тоже станет профессором, исследуя хребты родного Малого Кавказа. – Прим. автора), уступая очередь младшему. Все были в восторге от нашего велика!» — напишет в записках-воспоминаниях профессор.
Бедность спасла
Записки Федора Васильевича я переписывала от руки несколько месяцев. Никто меня не заставлял это делать, но раз уж земляк попросил, отказать было неудобно.
– Академики книги воспоминаний издают, им положено, а я вот не дотянул до академика! – шутил профессор, лауреат Ленинской и Сталинской премий.
Думаю, он больше был практиком, поэтому и не стал академиком. Ученый тихо ушел из славной деятельной жизни на 92-м году. Было это в жарком июле 1986 года. В тот день, 26-го числа, я должна была принести ему на Красные ворота хасавюртовских душистых груш из сада моих ныне тоже покойных родителей, но… не довелось. На звонки никто не отвечал. Позднее выяснится, что Федор Васильевич чинил магнитофон внучки, был дома один (родные уехали на дачу в Кратово), упал, ударился об угол дивана и так умер, держа в руках изобретение такого же, как он, мастера, создателя, вечного новатора и усовершенствователя устройств и механизмов.
… Сто три года назад в боях под литовскими Травлянами юный Федор Дробышев был ранен пулей навылет через легкое. Когда его привезли поездом в Петербург в лазарет имени царевича Алексея, раненого навещали фрейлина двора княжна Гагарина и прима-балерина Ольга Преображенская.
Спустя годы, получив Сталинскую премию за создание новых для своего времени картографических приборов, профессор должен был ехать в США на научную конференцию. Но на поездку за океан не было денег. И хорошо, что не поехал, ибо все коллеги, что поехали, вернувшись в Москву, вскоре оказались в ГУЛаге.
— Бедность спасла, — шутил профессор. И немало радовался, когда приехавшие из Штатов американцы-коллеги внесли в план пребывания пункт обязательного посещения дома профессора Дробышева, семья которого в тот период ютилась в подвале неподалеку от МИИГАиКа. И чтобы не осрамиться, Московский горком партии спешно выделил именитому картографу двухкомнатную квартиру в 25-этажке на Красных воротах.
Источник: Дагестанская правда
