Мунажат Гасанова о дагестанском дизайне и его грандиозном будущем
Много ли в Дагестане стильных женщин, как относиться к черному хиджабу, в чем футуристичность Фазу Алиевой, почему Дагестан – территория премиального сегмента и ремесленников-фрилансеров, а Дербент должен стать международной столицей моды – известный модельер, руководитель Гильдии дизайнеров Дагестана, член Союза дизайнеров России, автор и учредитель фэшн-проекта «Красная дорожка – Дербент» Мунажат Гасанова – в интервью «Молодежке».
«У нас был шифоньер, в нем было очень много тканей и мне нельзя было их трогать»
– О вас пишут, что вы начали возрождать национальный костюм еще в 90-е. Казалось бы, это были времена, когда во всех отношениях было не до этого, да и в моде было совсем другое. Почему вы занялись этим тогда?
– Мы, модельеры, имеем свойство предугадывать, предвидеть будущие тенденции в обществе, модные веяния и тренды, поэтому объяснение я вижу в этом. Мы одинаково мыслим. Однажды, работая над одним костюмом, я его очень усложнила, креативно к этому подошла и придумала одну деталь. Разработав эту деталь, я поехала в Москву, зашла в магазин «Подиум» (приезжая в Москву, я всегда туда заходила) и вижу костюм американского модельера, на котором замечаю такую же деталь! Ее больше нигде не было! И с подобным в своей работе я сталкивалась очень часто. Ты вроде бы нигде этого не видела, просто придумываешь, а потом встречаешь это в работе другого модельера.
Наверное, сыграли роль и другие причины. В 1990-м году я ушла с преподавательской работы в профтехучилище и пришла по объявлению модельером в студию, где до меня работала Вера Агошкина. И я тогда подумала, что буду делать то, чего другие не делали. Уже тогда у меня на столе лежали эскизы стилизованных национальных костюмов, а в 1992 году, когда я открыла Институт горянок, мы в коллаборации с Дагестанским художественным училищем им. Джемала устроили первый показ. Мы возвращались к истокам. В нашем институте работала также преподаватель училища Заграт Гаджиева, на этом показе она представила свою русскую коллекцию, я – свою. В общем, это началось тогда.
Ну, и, все-таки, то, где твои корни, кто твои предки, чем они занимались, к чему были причастны, наверное, тоже формирует твою идентичность, национальную или родовую. Одна моя бабушка в 20-е годы делала сукно и возила его продавать на казикумухскую ярмарку. Другая бабушка была модисткой. И мама тоже, хоть и была учителем математики, по своим способностям была настоящим конструктором-модельером. Минимум раз в месяц мама разрабатывала какую-то вещь и занималась ею параллельно с работой учителя в школе. У нас был шифоньер, который после смерти мамы мне еще очень долго снился. В нем было очень много тканей и мне нельзя было их трогать.
Наверное, если в семье это есть, с большой долей вероятности это как-то передастся и тебе. Национальный костюм – это твоя национальная самоидентификация. Я уверена, что именно национальная идентификация, традиции, понимание, кто ты, откуда ты, формируют тебя как устойчивую личность.
– Просто в 90-е был востребован какой-то европейский дизайн, челноки возили одежду из Турции… И было неочевидным, что люди хотят носить что-то этническое.
– А это неважно!
– Вы не ориентировались на спрос, а опирались исключительно на свои внутренние желания?
– Если модельер художник, он несет, а не пользуется.
– То есть вас не волновало, интересно ли это кому-то еще, главное, что вдохновляло вас?
– Я училась в Махачкале, в 10-й школе, и с детства делала то, что я хочу, и всегда находила отклик у окружающих. Рисовала, чеканкой занималась… Всем хотелось прийти ко мне домой, посмотреть, что я там делаю. Но все это я делала сама, ни в какие школы не ходила.
Про нулевые, «черную культуру» и женщин в образе
– В одном из своих интервью вы сказали, что шить одежду в национальном стиле вы начали в нулевые. Т.е. не в период расцвета туризма в Дагестане и общемировой тенденции интереса к этнике в моде, а в очень сложное для нашей республики время, когда тоже было не до национального стиля. На эти годы пришелся расцвет экстремизма, в республике начал появляться хиджаб в том виде, в каком многие его критикуют, называя «черной культурой».
– «Черная культура» пришла потом, чуть позже. Черный хиджаб появился в 2010-2015 годах, но в нулевые людей уже волновало, что происходит. Я дружила с Айной Гамзатовой, они вместе с покойным Абдуллой Алишаевым и другими представителями инициативной команды приходили к нам в институт.
В 2000 году я создала свой бизнес, который назывался «Хиджаб», и никто меня не притеснял, ни правительство Дагестана, ни федеральные структуры. Вплоть до 2015 года мое предприятие существовало под этим названием, и оно занималось крупными госзаказами в сфере культуры, это были все государственные ансамбли республики и театры.
Я тогда посмотрела фильм Мартина Скорсезе «Последнее искушение Христа», в котором звучала музыка Питера Гэбриела, и на меня он произвел большое впечатление. Все народы мира в хиджабе, независимо от конфессии – с такой идеей в 2001 году мы провели большое мероприятие, я создала коллекцию «Народы мира в хиджабе», несмотря на то, что с 1993 года свои коллекции я создавала в национальном стиле.
То есть этот период был поиском, когда нужно было не потеряться, показать, что это не наша культура. Но вместе с тем черный хиджаб – это не табу: хотите – одевайтесь так. У меня такое отношение к этому. Запретами, ультиматумами и гильотинами ничего не добиться. Это должно делаться лояльно, мягко, через культуру, воспитание, тактильность. Агрессировать по поводу черных хиджабов – неправильно. Важно воздействовать не через агрессию, а через эстетику, потому что дагестанская женщина все равно стремится быть красивой, она не является бесправным существом, «забитой и униженной женщиной востока». Наши женщины рождают борцов-победителей, наши женщины рождают сыновей, которые 25 лет сражались в Кавказской войне. Наши женщины не могут быть зомби по определению. У них не та генетика.
– Сейчас многие спорят по поводу «правильного» и «неправильного» хиджаба, может ли покрытая женщина выглядеть стильно и ярко, ведь главная цель ношения хиджаба – быть незаметной, и женщина, которая хочет быть покрытой, но яркой, априори носит неправильный хиджаб. Вы тоже покрытая женщина, но неяркой вас точно не назовешь. Как дизайнер и покрытая женщина, как вы к этому относитесь?
– Как дизайнер я люблю образы. Я хочу, чтобы человека воспринимали по его образу. Женщина создала себе образ и ты, глядя на нее, думаешь: «Какая элегантная женщина!». Или: «Какая стильная женщина!», «Какая ухоженная женщина!», но не «Какая сексуальная!». Я вижу большую разницу между женщиной, которая в образе, и той, что одеждой подчеркивает все свои мышцы. Я против таких хиджабов, потому что это опускает женщину до уровня сексуального объекта. Да, это право и выбор человека, но, я считаю, это неприлично.
Кроме того, сейчас в моде оверсайз, облегающую одежду уже никто не носит, не только мусульманки. Сегодня одежда даже для светского человека – это креатив, а не способ продемонстрировать свои формы. Я только вернулась из поездок в Москву и Санкт-Петербург и то, что я там увидела, подтверждает мои слова. Конструктивное решение абай – это тренд.
Главный тренд сегодня – это образ, и когда женщина в хиджабе показывает не сексуальность, а образ, я только приветствую это. Бог любит все красивое.
– Дело, наверное, даже не в том, скромный хиджаб или нет, а в том, заметна ли, узнаваема ли ты в нем. Вы сказали про образ. Если ваши знакомые увидят вас издалека, наверняка они сразу поймут, что это вы, потому что вы самовыражаетесь через одежду, но знакомые рандомных женщин, одетых в примерно одинаковые неприметные хиджабы, – вряд ли.
– Все зависит от выбора женщины. Если женщина не живет активной общественной жизнью, не имеет каких-то амбиций, не нуждается в реализации, ей не нужно транслировать себя как личность, если она уходит в абсолютное поклонение Богу, то ношение «правильного» хиджаба – это правильно. Но если общественная личность женщины больше, чем ее личность просто женщины, то, конечно, ей приходится как-то позиционировать себя в обществе, показывать, кто она.
Из личного архива модельера
«У нас фетиш – дорогая вещь»
– Кого бы из дагестанских женщин вы назвали стильными? Из ныне живущих и из прошлого.
– Женщина, которую я считаю самой элегантной, – Зумруд Запировна Сулейманова, бывшая министр культуры Дагестана. Она соответствует своему образу. В ней все: и элегантность, и благородство, и красота. Я ее считаю супер-элегантной.
– А еще есть кто-то?
– Еще стильная нынешняя министр культуры Зарема Бутаева.
Мне также очень понравилась работа со свадебным платьем художницы Таус Махачевой, внучки Расула Гамзатова. Тоже очень интересная личность.
Еще… Вспомнила! Еще самая стильная для меня Светлана Абдурашидовна Гамзатова, директор Дербентского медицинского колледжа им. Елизарова. Она меценат, бывший член Общественной палаты республики. Очень благородная, элегантная женщина.
Если из прошлого, то это женщина, которая очень близка мне в проявлении себя. Это человек, который был футуристичен. Фазу Алиева.
– Полностью с вами согласна! Это была женщина со своим абсолютно узнаваемым стилем.
– Она была независима от суждений. Я люблю свободу личности.
– Но при этом обратите внимание, что даже вы, человек, который погружен в мир моды и стиля, не можете назвать длинный список самых стильных дагестанских женщин. И то вы называете их не стильными, а элегантными. Выходит, у нас не так уж и много таких женщин? Как вы считаете, почему? Может, потому, что быть яркой, обращать на себя излишнее внимание в Дагестане будто бы как-то неприлично, и женщины стараются не особенно самовыражаться?
– Нет, я так вообще не думаю. Знаете, почему? У нас фетиш – дорогая вещь. Главное не эстетическая сторона вещи, а сколько она стоит. Есть шаблон: должно быть дорого-богато, и все этому следуют, надевают то, что понятно остальным.
Мне рассказывали, как люди критиковали мой имидж: «Как эта женщина ходит?! Что она надевает?!». Раньше я позволяла себе любые дерзости (смеется). За меня даже заступался Гамзат Газимагомедович Гамзатов, народный художник Дагестана, сказав в мою защиту: «Кто-нибудь из вас свои вещи надевает? А она всегда все свое носит!».
– Т.е. разговоры о том, что кто-то критикует ваш внешний вид, до вас доходят?
– Раньше было, сейчас нет. Работа в Общественной палате республики меня немного увела в те рамки, которыми я не буду раздражать людей. Я позволяю себе что-то, но редко, чтобы не выделяться цветом и формой среди этих солидных людей (смеется).
«Черкеска, которую сшили как азиатский халат, – это не черкеска»
– Сегодня в дизайне много этнического. Что вам в этой тенденции нравится, а что – нет, если говорить о том, что делают дагестанские дизайнеры?
– Это хорошо, что дизайнеры обратились к этнике, и я к этому причастна. Главный минус в недостаточности знаний. И в чрезмерности. Не нужно перебора. Все должно быть элегантно. Иногда одной детали достаточно. Это не должно быть фольклором или сюрреализмом, когда не понимаешь, то ли человек в одежде идет, то ли картина.
Я шью с четвертого класса, но начала одевать себя сама с седьмого. Помню, так старательно сшила себе костюм, столько сложной работы проделала, красные розочки на него нашила… Вышла в нем на улицу – а на меня все смотрят. Вся переполненная остановка! Я двинуться с места не могу, не знаю, что делать! Я остановила такси, чтобы доехать до дома, который был рядом. Т.е. придумать и сделать можно все, что угодно, но вопрос в другом: нужно ли тебе это, какую цель ты ставишь перед собой?
На отраслевых выставках наша одежда в национальном стиле пользуется спросом в России. Мне также рассказывали, что в Эмиратах интересуются одеждой в дагестанском этническом стиле. Этно – это тренд в мировой моде. А наши распашные рукава появились на пиджаках. Это наша конструкция. Дизайнеры увидели ее на показах и это их вдохновило.
– Одно дело дизайнерский взгляд и интерпретация, но исследователи национального костюма считают проблемой то, что сегодня при воссоздании самих национальных костюмов допускаются неточности и грубые ошибки, и со временем люди будут принимать их за оригинал. Как вы к этому относитесь?
– Я к этому никак не отношусь. Я тоже, конечно, бываю раздражена, видя искажение костюма, тем более что я борец за его аутентичность в конструктивном решении, потому что черкеска, которую сшили как азиатский халат, с разрезами сбоку, – это, конечно, не черкеска. Но что делать? В старину тоже часто вещи привозились отходниками, со временем какие-то элементы перенимались. Например, в балхарском национальном костюме константа только цветовая гамма, ластовица и трезубец, а конический головной убор, который присутствует в балхарском костюме, заимствован у тюрков, и даже не у наших, дагестанских, а у каракалпакских.
Аутентичность национального костюма невозможно внедрить в жизнь общества. Ее можно сохранить в музее, а знания об этом должны передаваться через изучение истории национального костюма, истории Дагестана; это нужно изучать с детского сада и дальше.
– В Дагестане немало талантливых дизайнеров, существование вашей гильдии тому подтверждение. Если говорить об именах, за кем вы следите с интересом, кого бы вы выделили?
– Мне сейчас необходимо концентрироваться на проекте «Красная дорожка – Дербент», из-за чего я не успеваю пристально следить, но до этого я мониторила. У нас очень много талантливых людей, и часто эти талантливые люди неизвестны. Из тех, кто активно себя презентует, я бы выделила Майю Мамаеву (бренд BOUZMA etnique). Леша Баженов познакомил меня с Зайнаб Сайдулаевой (бренд Measure), которая основала успешный бренд.
Вообще, если у тебя есть поддержка и талант, ты обречен на успех.
Но если меня спросить, кто настоящий модельер в Дагестане, и кто беззаветно предан своей профессии, то я назову Шамхала Алиханова. Это абсолютный бессребреник. Хорошо, жена его любит и терпит это все. Слава Богу, его окружают хорошие близкие. Это человек, достойный большой поддержки.
«Мы не Китай, нам это и не нужно»
– Вы придумали новый модный проект «Красная дорожка – Дербент», и его вы называете заменой прекратившему существование дагестанскому фестивалю моды «Кавказский стиль».
– Да. В идеологии «Кавказского стиля» большую роль сыграло наше училище имени Джемала, а именно школа Анны Джетере. Это были очень интересные работы в формате перформансов, все было такое зрелищное, футуристичное. Я хотела, чтобы «Кавказский стиль» жил, чтобы его снова начали проводить, это не давало мне покоя, поэтому я создала проект «Красная дорожка – Дербент». Первый показ в рамках фэшн-форума состоялся 13 января 2023 года. Для того, чтобы создавать имена, нужна площадка. «Кавказского стиля» нет, поэтому я его создала.
– Каким этот проект в идеале вы видите в будущем? Вы хотите, чтобы ваша «Красная дорожка» стала точкой притяжения лучших дизайнеров?
– Я хочу, чтобы Дербент стал международным фэшн-хабом, не меньше, чем Париж. Вот такие у меня амбиции, не имея абсолютно никакой финансовой основы под это. Но деньги ведь еще не все.
По моему замыслу, сюда будут приезжать дизайнеры со всего мира, интерес уже есть.
«Красная дорожка – Дербент» будет включать три направления: демонстрация одежды в рамках шариата, флешмоб брендов на крепости вместо классического подиумного показа и площадка для презентации премиального сегмента. Нам нужен премиальный сегмент, потому что у нас в республике нет возможностей запускать большие фабрики. Мы не Китай, нам это и не нужно. Да, у нас был кубачинский художественный комбинат, но в Дагестане всегда было ремесло, выражаясь современным языком, почти на фрилансе.
– То есть мы – не про массовое производство?
– Нет.
– Я как раз планировала у вас спросить, почему в Дагестане невозможно массовое производство.
– Потому что у нас нет предпосылок для этого. В Кизилюрте есть фабрика, человек сам ее построил, но уже сбавил обороты. Дагестан не предрасположен к такой дешевой работе.
– Многие восхищаются крутостью коллекций грузинских дизайнеров, но жалуются, что это очень дорого. То есть у нас тоже грузинский путь – продавать хороший штучный, но очень дорогой товар?
– Да! Мы будем приглашать сюда байеров, которые будут заказывать премиальные линейки одежды в больших количествах, если нужно.
Моя формула, которую я вывела в результате мониторинга, такова: ты сначала создаешь премиальный сегмент, презентуешь себя как премиальный дизайнер, работаешь в этом формате, потом можешь масштабировать коллекции, на которые есть спрос. Для себя я уже определила, что мне нужно продвигать, – в первую очередь, это мои свадебные платья. Презентовать себя на платформе «премиум плюс» я буду, а буду ли на остальных – не знаю.
«Премиум плюс» можно масштабировать. Производство для него мы создадим. Эта площадка станет продолжением моей «Фабрики брендов», которую я разработала девять лет назад. Это будет площадка, где будут создаваться премиальные вещи по премиальным технологиям, по своей экономической форме она абсолютно соответствует формату креативного кластера.
О пародии на одежду и желании стать археологом
– С одной стороны, понимаешь, что труд и творчество талантливого дизайнера должно стоить хороших денег, а с другой – платье за 35 тысяч или даже юбка за 20 для среднестатистической дагестанской женщины или девушки – это непозволительная роскошь, скажем честно. Жалко ведь, что кто-то хочет носить одежду от дагестанских дизайнеров, но не может себе этого позволить.
– Можно шить самим!
– Но ведь не все могут шить!
– Надо научиться! Никогда не поздно учиться чему-то новому. У меня есть образование географа (а еще – юриста и инженера-строителя), я хотела быть археологом. Я и сейчас хочу им быть! И я буду археологом! Пускай мне 64 года, но я буду! Я буду выезжать в экспедиции (смеется).
– То есть не стоит ожидать, что цены на дизайнерскую одежду когда-то будут ниже, надо самим шить…
– Это не так трудно, как кажется! Я такие вещи придумываю иногда, где мало швов, зато какие сложные в молодости шила. Не понимаю, откуда у меня было такое терпение! Но я не шила близким, потому что я не выдерживаю критику (смеется). Я никому не даю ломать себе крылья, никому! Это единственное, что помогает не утонуть.
Когда мне было 17 лет, моя двоюродная сестра пошла к лучшей портнихе, чтобы она сшила для нее две вещи, такие же, как у меня. Получилась пародия на то, что я сшила (смеется).
– И вы еще советуете людям начать самим шить! Чтобы они ходили не в одежде, а в пародии на нее?!
– (Смеется). У меня есть авторский курс по быстрому обучению шитью, только не знаю, когда я начну его транслировать.
Бэла Боярова
