Ушёл из жизни известный этнограф Мамайхан Агларов
Для единомышленников по науке он останется «легендой дагестанской этнографии с безукоризненной репутацией Ученого», для друзей и знакомых по всему Кавказу — настоящим Горцем.
13 марта пришла печальная весть – ушёл из жизни Мамайхан Агларович Агларов. Хочется пожелать родным и близким учёного сил и здоровья перед лицом невосполнимой утраты.
Да, в таких случаях часто говорят – ушёл, но в моей памяти это слово напрямую связалось с Мамайханом Агларовичем. Он очень любил ходить, и не только по улицам, но и по горным дорогам.
С Агларовым я был знаком давно по его научным статьям, ссылкам на него в учебниках и научным книгам, в том числе моего друга, лингвиста-кавказоведа Казбека Микаилова, который часто в своих статьях обращался к МамайхануАгларовичу, задавал вопросы, оспаривал коллегу или, наоборот, брал идею последнего и развивал тему. Отвечал ли самый известный андиец на эти вопросы, я долго не знал, поскольку лично не был знаком с ним.
Но такая возможность мне предоставилась в 2012 году в городе Ахалцихе (Грузия), на Международной конференции по истории и этнографии, которую проводил одиозный Фонд Кавказа, куда я попал как журналист и редактор Кавказской литературной газеты. Вскоре этот Фонд перестали финансировать, но это другая история. И вот тогда его образ стал объёмным, не книжным. Сухощавый старик, с внимательным и умным взглядом из-под мохнатых бровей и метким словом. Он не читал доклада на конференции, но постоянно находился в центре внимания коллег.
В этой поездке я сделал много характерных фотопортретов, и среди них несколько, как мне кажется, удачных Мамайхана Агларовича. Они сделаны во время многочисленных экскурсий по монастырям и крепостям Грузии. Как известно, все дороги ведут к храму, вот на одной из таких тропинок и завязалось наше общение. Вспомнили и Казбека Шихабутдиновича, и я послушал несколько историй о том, кто чего стоит в науке. Буквально несколькими фразами он определил уровень подобных конференций и в чём их плюс: «Наши страны рано или поздно помирятся, шелуха отпадёт, но нельзя ждать. Перед настоящим исследователем не может быть границ».
Монастыри в Грузии, как правило, находятся на холмах, и не ко всякому из них подъедешь на машине. Поднимаясь по склонам, делегация растягивалась на километр, и приходилось ждать у входа, пока подтянутся все. Я заметил, что Мамайхан Агларович почти всегда дышал мне в спину. Мне было неловко, и я чуть сбавлял темп. Но, надо признаться, останавливало меня другое — любопытство слушателя, с ним было интересно разговаривать. И даже его лёгкая глуховатость совсем не мешала дорожной беседе, а делала нас ближе. Иногда мне казалось, что он слишком уж категоричен в оценках.
Другой эпизод произошёл на границе Грузии и России. Мы ехали вчетвером — Агаларов, я и чеченский этнограф, за рулём был писатель Канта Ибрагимов, который в своё время выдвигался на Нобелевскую премию в области литературы с книгой «Детский дом». Это тоже отдельная песня, но важно для описания ситуации. Высокий подтянутый Танка царил в своём «Мерседесе», его земляк брал другим качеством – он подавлял всех своим громогласным смехом.
Дело было в июле, и по дороге к границе почти на каждом углу продавали спелые яблоки, персики. Ибрагимов остановил машину и купил целый пакет плодов. В его большой ладони персик был вполне обычен, а вот в руке Мамайхана он казался огромным. Мамайхан всю дорогу молчал, иногда, когда к нему обращались, отвечал коротко. Когда я пытался выйти и тоже что-то купить для трапезы, он меня остановил: «Сиди спокойно. Чеченцы всё равно не дадут тебе что-то купить, они просто обидятся».
Прекрасно осознавая, о чём говорит мой попутчик, я всё же чувствовал себя весь остаток пути чеченским «заложником». Мамайхан снимал моё напряжение ударами локтя в бок. Казалось, рядом сидит не учёный, а нашкодивший мальчишка, который умело скрывает свои шалости. Вот сейчас его смех вырвется наружу, и тогда держитесь, друзья.
В ту поездку мы простояли на нейтральной полосе достаточно долго. Многие водители с осетинскими номерами умело лавировали в цепочке, пускаясь на всякие отработанные хитрости. Мамайхан не мог долго сидеть, ему надо было быть в движении. Несмотря на холод, который поднимался от Терека, вышел из машины и медленно двинулся в направлении поста. Так прошёл час, два, а его не было. Только когда мы поравнялись со шлагбаумом, он сел обратно в салон, ругая российских пограничников и водителей, лезущих без очереди.
Последний раз я встретил его в Дагестанском музее изобразительных искусств несколько лет назад, по-моему, там отмечали его юбилей. Удивительный человек. Светлая память о нём в моём сердце.
Марат Гаджиев
