Профессор Закари Нахибашев охотно говорит на самые разные темы — о политике, истории, образовании и даже о футболе. Но начали мы с прояснения одной биографической детали.
— Закари Муртузович, хорошо известно, что род Нахибашевых — это уроженцы сел. Чох Гунибского района. Но конкретно вы родились в Чародинском районе.
— Всё очень просто. Мой отец работал там фельдшером. Мама тоже была направлена в те края (в сел. Ириб) после окончания медучилища. Подробнее об этих деталях рассказывается в книге Булача Гаджиева "Нахибашевы".
— Ваш интерес к науке сложился уже в молодости?
— Да, окончил школу, затем вуз, поступил в аспирантуру, защитил кандидатскую. Впоследствии успешно работал над докторской. В итоге вся жизнь оказалась связана с исторической наукой.
— А как вы, человек науки и образования, оцениваете последние изменения в этой сфере?
— Вы знаете, я не большой сторонник Болонской системы. Да, свои преимущества у ЕГЭ имеются. Но процесс должен проходить под жестким контролем, чтобы ни коррупционные, ни прочие факторы не влияли на оценку реальных знаний школьника.
— Порой возникают вопросы и о качестве образования наших студентов. Мол, эти люди будут нас лечить, учить, строить дома, судить, — и что же из этого получится?
— К сожалению, часть студентов поступает в вузы без большого желания учиться и грызть гранит науки. Развращенные временем, они считают, что в этом нет большой необходимости: мол, немало примеров успеха в повседневной жизни без знаний и навыков специалиста. Я, работавший и в советские времена, хорошо помню, что тогда было иначе. Отношение учащегося к самому процессу образования было более уважительным, строгим.
Преподавателю очень трудно что-то изменить, если у студента такие установки. Мы с вами порой смотрим футбольные матчи и знаем: если у самого игрока преобладает настрой валять дурака на поле, тренер не в силах изменить его отношение к делу. Его можно только поменять – если есть кем.
— А в вузах есть и такие, с кем легко работается?
— Примерно половина учащихся – это те, кто настроен получать знания и стать специалистом.
— Говорят, некоторые ректоры бьются за то, чтобы вуз выполнял свои прямые функции. Называют, в частности, Институт народного хозяйства…
— Что касается Института народного хозяйства, названного народом заслуженно «бучаевским» — это один из крупнейших вузов Северного Кавказа, в котором обучается 13 тысяч студентов, с отличной материально-технической базой. Здесь созданы прекрасные условия для творческой и научной деятельности преподавателей и учащихся. Накануне Нового года был сдан еще один корпус общежития. Теперь местами в общежитиях могут быть обеспечены более 1000 студентов. Естественно, в таком вузе трудиться приятно. Идешь на работу как на праздник.
Об этом я могу судить не понаслышке. Гамид Ахмедович Бучаев пригласил и меня работать в Институте. И недвусмысленно дал понять принципы вуза. Вместе со мной пришел в аудиторию, представил студентам и сказал, мол, народ у нас бедный, давать и брать взятки не принято. Дело не в том, что я нуждался в таком вежливом предостережении, а в том, что это ясный курс руководства. А если какой преподаватель и вздумает все же тайком делать это, он будет осознавать, что находится под прямой угрозой увольнения.
— Закари Муртузович, историк сегодня в силах говорить правду?
— Думаю, что да. Нет установок специально расхваливать или, наоборот, огульно очернять царский режим, советский строй или еще какой. Есть факты – пожалуйста, сообщай их студентам и помогай анализировать исторические процессы.
— К примеру, вы застали период шельмования имама Шамиля?
— Да, тогда было сложнее. Историки порой подпадали под давление политических факторов. Но лично я ни словом не оскорбил память имама. Прекрасно понимал, что никаким «английским шпионом» или «турецким провокатором» он не является.
Шамиль был мужественным воином и под исламскими знаменами воевал на своей земле против царской колониальной политики. То, что он надеялся на поддержку единоверцев Османского Халифата – это вовсе не значит, что он шпион. Союзничество и шпионаж – вещи разные. К примеру, если США и Великобритания в годы Второй мировой воевали вместе против общего противника, это же не значит, что Черчилль «шпион» Рузвельта или наоборот.
Добавлю, что имам скорее был сильно разочарован неспособностью теряющего былое влияние Османского государства оказать ему поддержку.
Всё, что могу для восстановления исторической справедливости и сохранения доброй памяти об имаме – я делал и делаю в составе Фонда Шамиля, будучи членом его правления.
— А вы можете объективно оценить деятельность нынешнего руководства республики?
— Дело в том, что Рамазана Гаджимурадовича я знаю лично, а не по публикациям в прессе и не по телевизору. Я знаком с Р. Г. Абдулатиповым еще с тех пор, когда он работал в педуниверситете. Его команда работает на созидание и развитие республики.
Другое дело — не всё сразу получается, — нужно время и помощь со стороны федерального центра. Кроме того, нужно учесть и сложную криминальную обстановку в республике. Можно объективно и критиковать, но и нужно работать на благо нашей республики, чего я желаю всем дагестанцам в 2014 году.
— Не возражаете, если задам вам неудобный вопрос? Вы являетесь членом Союза писателей, но, насколько я знаю, ни романов, ни повестей, ни сборников стихов вы не издавали?..
— Опять же тут всё просто. Я вовсе не рвался в члены писательской организации, а был приглашен в его ряды руководством Союза. Как я понял, причиной стала моя не столько литературная, сколько публицистическая активность. Многочисленные материалы в печати, выступления в ходе различных мероприятий, аналитические публикации, работа в составе того же Фонда Шамиля – акцент был сделан на это.
— Над чем вы работаете сейчас?
— Совместно с коллективом ученых работаю над научно-популярным трудом «Андалал — республика средневекового Дагестана». На днях завершил работу над статьей для журнала «Межэтнические отношения на Северном Кавказе: проблемы и пути их решения».
Беседовал Альберт Мехтиханов
