Что меня связывает с Гунибом? Ведь должно же что-то быть такое, что так настойчиво толкает меня писать о нем. Стихи Р. Гамзатова про Гуниб, которые выучил наизусть в молодые годы? Скудные знания об освободительном движении горцев под руководством Шамиля, которые я получил из учебника истории Дагестана? Однокурсники из Гуниба, которых не видел почти полвека? Единственная в жизни поездка в этот аул? Отголоски песни про Гуниб, которую пели мы вечерами в студенческом общежитии?
Не знаю! Не могу назвать конкретно, почему я так сильно хотел написать о Гунибе. Может быть, это прояснится по ходу работы? Может быть.
А вот толчком, чтобы написать именно сейчас, явилась газета «Молодежь Дагестана», в двадцатом номере которой дана панорама Гуниба. Это то, что мне сейчас нужно. Ровно сорок семь лет назад, летом 1967 года, я стоял на том самом месте, где должен был стоять автор этой фотографии. Там же, наверное, стоял и Расул Гамзатов, когда писал эти стихи:
Вот я снова стою на знакомой
кремнистой вершине.
Здравствуй, славный Гуниб,
Дагестана живая краса.
Подо мною аул,
где всегда на зеленой равнине,
Словно солнечный луч,
мне цветы обжигают глаза.
Я же стоял и на той горе, что за ущельем напротив Гуниба. Ноги мои были на вершине горы, а голова — в облаках. Рядом стоял Арсен. На самой высокой вершине мира, ибо выше Гуниба нет ничего на свете. Мы читали стихи Гамзатова, одного из лучших поэтов планеты Земля: я на русском языке, Арсен — на аварском. Потом, через несколько лет, он читал мне Гамзатова на английском и французском языках. Мы так думали тогда о Гунибе и о нашем поэте. Мы так думаем о них и сейчас.
Во время летних каникул, в июле, мы, студенты инфака ДГУ, месяц работали на Кегерском консервном заводе под Гунибом. Мы с Арсеном были грузчиками. Даже премию за хорошую работу получили.
Работали посменно, потому у нас оставалось много свободного времени. Часто гуляли по окрестностям Гуниба, не раз переходили Койсу по висячему мосту. Мы были молоды, не знали, что такое усталость. Я помню, как поднимались на самую высокую вершину на правом берегу реки. Мне кажется, что она выше Верхнего Гуниба. По телефону спросил Арсена, так ли это, но он не мог дать точного ответа и посоветовал поехать в Гуниб.
Я, может быть, и поехал бы, знай точно, что застану там Залимхана. Залимхан — один из лучших моих друзей студенческих лет, невысокий, коренастый, рыжий и, главное, бесстрашный… Типичный мюрид Шамиля. Я не раз был свидетелем его бесстрашия. Если выразиться образно, он всегда рвался вперед, как танк средней величины. Ничего не боялся и был готов на все ради друга. Он жил со мной в одном общежитии. Отлично играл в волейбол и неплохо дрался. Как я хочу его увидеть! Я наводил справки: говорят, он давно не живет в Гунибе.
Залимхан, как порядочный горец, в один из выходных дней пригласил нас к себе домой. Дом его родителей находился в самом центре Гуниба, и многие гунибцы были свидетелями их гостеприимства. Потом он повел нас в Верхний Гуниб и был нашим гидом по историческим местам. Мне кажется, что все жители этого села очень хорошо знают историю Кавказской войны 19 века, и каждый в большей или в меньшей степени может быть экскурсоводом по родным местам.
Когда мы сидели в «Беседке Шамиля», я вспомнил картину Ф. Рубо «Пленение Шамиля». Я хотел увидеть ее и сейчас, когда задумал написать о своей единственной поездке в Гуниб, и сходил в Музей им. П. Гамзатовой. Но эта картина там не выставляется. Очень хотел ее посмотреть еще раз, чтобы не отойти от исторической правды. Не получилось.
Я тогда в деталях вспомнил ее. Помню ее до сих пор. Видно, очень мне она понравилась, если, раз увидев, запомнил на всю жизнь. В моей памяти ярче всех сохранились не русские генералы, и даже не сам имам Шамиль, а его босой телохранитель (Юнус из Чиркея. — Ред.), готовый в любую минуту достать кинжал и вступить в бой за имама.
К тому времени я уже знал, что в Апшеронском полку, взбиравшемся на последний оплот Шамиля, было 17 тысяч солдат, когда у имама всего лишь около тысячи способных держать оружие в руках. Я знал еще и о том, что из Чечни по горным тропинкам на помощь к имаму спешил его ближайший сподвижник Байсунгур во главе конного отряда в пятьсот человек.
Что такое полторы тысячи кинжалов против семнадцати тысяч штыков Апшеронского полка?!
— Шамиль! Шамиль! – зовет уходящего в плен имама один из его мюридов.
Шамиль не оборачивается. Он знает: повернется лицом к зовущему, тогда тот выстрелит, а стрелять в спину ни за что не будет. Шамиль так и не обернулся.
Вот такие мысли приходили мне в голову тогда у «Беседки Шамиля». Будь я художником, написал бы картину не хуже Франца Рубо. Не правда ли?
Правда и то, что именно там, в Верхнем Гунибе, я услышал «Песню про Гуниб» в лучшем ее исполнении. Ее пели молодые парни из самого Гуниба, друзья Залимхана. Говорили, что она из офицерского фольклора 50 — 60-х годов 19 века и поют ее уже более ста лет. Я приведу здесь лишь две строфы:
Аллаверди, Аллах с тобою,
И с этим именем не раз
Точил кинжал, готовясь к бою,
Войной взволнованный, Кавказ.
Гуниб — гранитная твердыня,
И защищал его Шамиль.
Все удивляются поныне:
Как взобрались на этот шпиль?
И далее еще пять-шесть строф самой песни и еще одна строфа, как тогда говорили, явной антисоветчины. Ее сложила гунибская молодежь, скорее всего, из-за красного словца, ничуть не задумываясь о том, куда эти слова могли в то время привести. Про газават и прочую белиберду. Вопреки словам этой строфы, жизнь доказала обратное. Когда в 1999 году отряды международных террористов двинулись на Дагестан с целью отделить его от России, все народы Дагестана в едином порыве встали на защиту своей родины в составе России. Мы не по своей воле вошли в состав России, и вряд ли кому-нибудь удастся вывести нас оттуда. Это для тех, кто мечтает о газавате, и для тех, кто говорит «хватит кормить Кавказ». Думаю, этими словами я высказал мнение большинства дагестанцев. Свое же категорическое суждение по данному поводу постараюсь выразить стихами, хотя я далеко не поэт. Вот они:
Двуглавый орел —
одноглавый орел.
Трехцветные флаги —
два цвета сродни.
Дагестан, ты с Россией
свое счастье нашел.
За тебя погибают России сыны.
Над тобою щитом неба
русского синь.
На тебя с волн каспийских
взирает царь Петр.
На южных границах
великой России
Ты, маленький край мой, —
надежный форпост.
Вот и все. Я давно думал написать о своей единственной поездке в Гуниб, но никак не мог это сделать: не приходила муза или не было вдохновения, как говорят поэты. А сейчас мне стало так легко, как бывает, когда скинешь с плеч и сердца тяжелую ношу.
Гаджимурад Раджабов
