— Мама, куда мы идем? — интересуется кроха.
— Домой.
— А тута что ты делала?
— Голосовала.
— А зачем?
Выборы, говорю как наблюдатель, — это не голос, который важен для кандидата, и даже не количество голосующих на избирательном участке, хотя количество важно. Скорее — это праздник, если говорить о Дагестане, это свадьба, куда приходят люди, чтобы отметиться, хорошенько поесть и потанцевать. Конечно же, свадьба не обходится без скандала или драки.
В многопрофильном лицее №9 кулаками никто не машет. Однако, как на многих участках, нарушения есть: запрет на свободное перемещение наблюдателей по участку в день голосования и фиксации процесса на камеру, вброс бюллетеней в урну после 20:00 членом комиссии, повторное голосование одних и тех же избирателей, которые, не заходя в кабинки, закидывали свои бюллетени в КОИБы. Комиссия утверждает, что их голоса они аннулировали.
С участковой избирательной комиссией знакомлюсь за день до голосования. Заодно изучаю участок и настроения участников. Ощущение, что я не наблюдатель, а ведьма Урсула из «Русалочки».
У входа останавливает охранник, полицейские, комиссия.
— Вы кто? И что тут делаете? — спрашивают.
— Наблюдатель.
Комиссия проверяет паспорт и направление, сканирует мое лицо и провожает на участок.
Моя очередь сканировать. Нарушений не вижу. Вижу два прозрачных КОИБа для 1721 избирателя, которые зарегистрированы на данном участке, и 1600 избирательных бюллетеней, инструкции для избирателей, протокол. Нет агитационных плакатов. Информация о кандидатах — за дверью, в коридоре. Там же, где охраняют участок полицейские. «Кандидаты здесь для ознакомления. Внутри нельзя».
Завхоз меняет лампочку. Включается свет. «Нас уже снимают, передайте привет», — говорит на камеру комиссия и советует прийти завтра, когда все будет готово.
— Я еще буду делать фотографии и видео.
Такого поворота событий комиссия не ожидает.
— Это вы лучше переговорите с председателем. Но я не думаю, что вам разрешат.
— Да, конечно, председателя мы уведомим. Выборы прозрачные, и все должно быть прозрачно, не только урны. И еще приду в семь.
— Нет, вам не нужно в семь, приходите без пятнадцати восемь.
— В семь тут никого не будет?
— В семь будет подготовка.
— Хочу посмотреть на подготовку.
— Но так уже все готово.
Мы выбираем, за нас выбирают
Нас всего семь наблюдателей, трое — от Общественной палаты, двое — от КПРФ, двое — от «Яблока». Но это не принципиально.
Семь членов комиссии. Им ты интересен как партийный человек, даже если не партийный. Но совершенно не интересен как наблюдатель. Ты, как говорит знакомый юрист, приложение к стулу. «От какой партии наблюдаете?» — спрашивают. А мы просто наблюдаем, хотим увидеть своими глазами, как проходят легитимные выборы в демократической стране.
Комиссия нарисовала границу, за которую мы не должны выходить. Только по закону мы можем свободно перемещаться по участку в день голосования. Более того — должны. Иначе зачем наблюдатели? Наши попытки расширить свои границы в течение дня все же не пропадают даром.
— Вы не имеете права снимать.
— Как же, имеем. Более того — имеют (все), — показываю председателю комиссии речь председателя избиркома Дагестана Магомеда Дибирова на пресс-конференции, который подтверждает наши слова.
— Лица не снимайте. Все остальное можно.
— Вы не частное лицо, мы на публичном мероприятии.
— Здесь есть две камеры.
— Хм, наверняка снимают лица.
«Лица снимать нельзя», но делать селфи у КОИБов можно. Комиссия фотографирует желающих на фоне ящиков для голосования. Это все происходит очень открыто и нередко. Еще можно танцевать, слушать патриотическую, местами агитационную, опустим, песню «Дядя Вова, мы с тобой». Лишь бы сердце радовалось.
И дети радовались. Которые тоже имеют право голоса. Вслух. Дочки с мамой, им по 6–7 лет:
— Я за Путина буду голосовать!
— Я за Грудинина!
За кого проголосовала мама, остается тайной.
Избиратели идут уверенным шагом. С первой минуты голосования появляется мужчина и, не озираясь ни на что, отдает кому-то свой голос. Многие точно знают — кому и зачем. «За Путина. Не за кого больше». Или: «За Путина. Нам сказали». Другая проголосовавшая женщина настроена более патриотично: «Мы за Россию!»
Полицейские с других участков голосуют на нашем. Полицейские с нашего участка не голосуют.
— Почему?
— Был бы Навальный, проголосовал бы за него.
Многие приходят не по адресу и, когда им отказывают, возмущаются и уходят. Как будто адрес виноват. «Короче, давайте, до свидания!» — мужчина. «Это вообще не по адресу. До свидания», — комиссия.
— А где здесь 46а? А у меня прописка не здесь, но живу здесь, я могу здесь проголосовать? — избиратель.
Мой напарник встает, приближается и смотрит правде в глаза. Комиссия смотрит на него, а потом на избирателя, снова на него — на избирателя. И говорит:
— Нет, к сожалению, вы не можете голосовать. Надо было заранее регистрироваться.
Кабинки небольшие. Но иногда вместо двух ног в одной — четыре. Там бабушки и дедушки, которые не могут голосовать самостоятельно. Одной 99 лет, и она жалуется: «Я ветеран войны, мы никому не нужны».
Появляется парень на костылях. Комиссия ему: «Мага, мы бы пришли домой, дома бы проголосовал». Мага отнекивается, мол, сам могу. Кто-то про него: «Как всегда веселый».
На участке выстроилась толпа. За толпой — КОИБы. Чувствую, волнуются. Подхожу, чтоб успокоить. Женщина вбрасывает два бюллетеня одновременно и уходит довольная, выполнив свои гражданские долги. Комиссия мне: «Мужчина быстро ушел, не закинув свой бюллетень. Она за него закинула». Куда так спешил мужчина, остается загадкой. Впрочем, как и сам мужчина. И почему женщина с двумя бюллетенями была довольна — тоже.
Просим проголосовавших девочек, которым на вид не старше 15, показать паспорта. Мама: «Зачем эти разговоры, оставьте да!» (Девочки закрытые.) И уходит. Член комиссии попросила ее в коридоре паспорта показать и обещала, что фото нам не покажет. Видим, им по 19 лет. Комиссия, уходя: «Лишь бы вы (нам) успокоились».
На выборах узнаю, как бывает, когда на воре шапка горит. Мысленно ловлю хороший, на мой взгляд, кадр и, чтобы он получился, подхожу ближе к КОИБу. Вдруг член комиссии резко встает со своего места и преграждает путь мужчине, которого я намеревалась поймать в кадр. Со словами: «Я же говорила, я же говорила, вот наблюдатель снимает», — его выпроваживает. Через минуту он появляется с женой. Я все еще не понимаю, что происходит. Оказывается, он собирался голосовать за жену, а она ждала его на улице. Муж на меня обиделся, выпалив: «Че вы тоже!»
Начинается голосование на дому. Нас, наблюдателей, председатель комиссии знакомит с 10 бюллетенями и 10 избирателями в реестре. Один не отвечает на звонки. Показывают урну. Все в порядке, урна прозрачная и целая. Но не греет. Наблюдатель от КПРФ: «Лучше вместо этого (урны) печка была бы».
В домах в итоге проголосовало шесть человек. Другие не открыли двери. А те, кто открыл:
«Он эту кашу сделал, он нас и вытащит», — женщина про кандидата в президенты, который победит.
Одна бабушка его же ругает-ругает и не участвует в выборах, ее подруга голосует за него.
Возвращаемся в школу. Директор школы, заместитель председателя Общественной палаты РД Шамсият Насрулаева, которая изредка заходит на участок, признается, что она неполитизированный человек. И: «Уже таких нарушений не будет. Ни один человек не сможет нарушить, даже если захочет, тут камеры».
Были ли вбросы, мы не знаем, даже если видели, потому что со слов комиссии: «Мы в течение дня старались быть предельно честными, не засчитали тех, кто пришел после восьми. И если вы хотите что-то найти, не найдете».
Комиссию волнует количество проголосовавших. И даже к нам, наблюдателям, они подходят с вопросом: «Голосуете, не голосуете? Почему не голосуете?» И с тем же вопросом приходят «эх раз да еще раз, да еще много-много раз».
В 20:01 участок внезапно оживает. Люди в черном ведут себя, как люди икс. Их много, и они немножечко агрессивные. С наблюдателями разговаривать не хотят.
Всего проголосовало 1148 человек. Погашенных (неиспользованных и испорченных) бюллетеней 22. Протокол — один, для комиссии. Наблюдателям досталась лакмусовая бумажка. Или, проще говоря, незаверенный протокол, которого ждали полтора часа.
Между нами, наблюдателями:
— При Путине — бесплатное образование, бесплатная медицина, — первый.
— Да, медицина бесплатная… только лекарства платные, — второй.
— А в СССР был бесплатный ГУЛАГ, — третий.
Еще:
— Знаешь, в чем суть коммунизма? Ты можешь получить хоть 1000 рублей, но не сможешь купить котлет, — «Яблоко».
– Почему? — КПРФ.
– Потому что котлет нет.
Патимат Амирбекова