Юмористический рассказ о былом
Наконец и в нашем городе выпал самый настоящий снег. Он падал четыре дня. Снежинки бабочками порхали по воздуху и нехотя опускались на припаркованные во дворе автомобили, на асфальт, на одежду спешащих на работу людей. Они не таяли, как бывало до сих пор, а медленно ложились одна на другую, образуя пушистый ворсистый белый ковер.
Я всё это видел в окно и прежде, чем выйти из дома, надел всё теплое, что позволял мне мой худой гардероб. А на улице был такой холодный ветер, какой, наверное, бывает только в нашем городе. Он пронизывает твое тело, и ты вздрагиваешь от каждого его порыва. И никакая одежда тебя не спасет, особенно тогда, когда тебе почти 70 и тело твое от одного резкого прикосновения, кажется, готово рассыпаться на части.
Обычно от дома, где живу, до дома, где работаю, я, не спеша, добираюсь за пятнадцать-семнадцать минут. Сегодня же из-за ненастья вышел полвосьмого, решив, что трудно будет идти по скользкой дороге.
Поднял воротник пальто, натянул на уши шапку и пошел. Дорога – хуже не бывает: пушистый сухой снег, а под ним – мерзлый асфальт. Боясь поскользнуться, осторожно, мелкими шагами иду по двору школы №50.
На подходе к школе по утрам пешеходу нужно быть предельно осторожным, потому что именно в это время родители привозят своих детей. Много бывает машин на дороге около школы. Подъезжают, разворачиваются, отъезжают и сигналят бесконечно. После одной автомобильной аварии и трех операций после неё я вздрагиваю от каждого сигнала автомобиля. Наконец, с трудом выбравшись из скопления машин, перехожу на другую сторону улицы.
Впереди ещё один переход. Дошел до светофора. Горит зелёный свет – можно переходить. И невозможно. Невозможно потому, что внедорожник, остановившись прямо на переходе, на полкорпуса выходит на широкий проспект. Чтобы перейти узкую улицу, мне надо, обойдя машину спереди, выйти на проспект. Вспомнив давнишнюю аварию и связанные с ней хлопоты по восстановлению здоровья, я не стал рисковать и решил подождать до следующего включения зеленого света.
Однако эти передряги на пути совсем не озлобили меня, а, наоборот, рассмешили. И эти снежные пушинки, которые все-таки умудряются попасть на шею, и этот холод не столько от мороза, а сколько от холодного ветра, и этот председатель колхоза, зимой стоящий по пояс в пшенице. Всё это рассмешило ещё больше, и вспомнил я один смешной случай, свидетелем которого был в такую же холодную зиму в горах примерно 40 лет назад…
Тогда я работал учителем в соседнем селе. В Калкнинской восьмилетней школе вместе со мной работали несколько учителей из моего села. Утром ходили на работу, вечером возвращались домой. Семь километров в обе стороны мы считали обязательной ежедневной прогулкой.
Самым старшим из нас был Омар Омарович. Правда, очень рано ушёл он из жизни. Хороший был человек, пусть Аллах простит ему все грехи. Старше нас был и Гамзат Омарович. Он жив, но ушёл из школы из-за болезни. Дай, Аллах, ему здоровья. Вот об этих двух уважаемых людях я и буду писать в своем маленьком юмористическом рассказе.
Хороший народ живет в селении Калкни Дахадаевского района, веселый, гостеприимный, хлебосольный. Большинство из них имеет родственные связи со многими моими сельчанами. И потому жители двух наших аулов вместе веселятся на праздниках и горюют в несчастье тоже вместе.
Когда у нас бывали уроки во второй смене или по другой какой-либо причине нам приходилось задерживаться в школе, мы часто обедали у своих товарищей – учителей из самого Калкни. Очень часто и отказывались от приглашения, придерживаясь нравоучения из даргинской пословицы «Хоть кастрюля и открыта, у ложки совесть должна быть». И потому иногда мы из дома брали с собой что-нибудь на обед: чуду или хлеб с мясом, яйцами, сыром. Обедали в учительской во время перерыва между сменами.
Наверное, очень уж веселый вошёл я в здание Дома печати, ибо спросили меня знакомые сторожа, чему я это радуюсь. «Думаю, что-то хорошее вспомнил ты, Гаджимурад, в это холодное утро», – говорит один из них.
Да, друзья мои, сегодня, через сорок лет, вспомнил я один интересный случай, связанный с таким же трескучим морозом, но в горах, как нынче в городе. И собираюсь я об этом рассказать.
Омар Омарович работу учителя физкультуры в восьмилетней школе совмещал с должностью секретаря парторганизации в селении Калкни, и потому ему чаще, чем нам, приходилось до конца дня оставаться в том селе. И обеды свои брал он на работу чаще, чем мы. Когда он уходил на пятый или шестой урок в первой смене (уроки физкультуры обычно бывают последними), его друг и мой близкий родственник Гамзат Омарович быстро находил обеды Омара Омаровича, и мы вместе с другими съедали их. Первые два-три обеда мы съели как бы в шутку, а потом это вошло в привычку. А Омар Омарович не то, чтобы обидеться и упрекнуть нас за это, наоборот, делал вид, будто ничего не случилось.
В последнее время Омар Омарович стал приносить кусок сушеного невареного курдюка, зная, что Гамзат Омарович его не ест. Узнав об этом, Гамзат Омарович сказал, что курдюк он будет забирать домой, ибо он является обязательным составляющим такого лакомого блюда, как курзе с начинкой из яиц. Только не знаю я, в самом ли деле Гамзат Омарович так поступал или это было сказано в шутку.
Омар Омарович больше не приносил в учительскую свой обед: прибыв в Калкни, он сначала стал заходить в кабинет парткома, оставлял там свой обед, потом приходил в школу, после уроков – опять в свой кабинет и там обедал.
Однако один раз этот слаженный механизм дал сбой. Однажды, не войдя в свой кабинет, иначе он опоздал бы на урок, Омар Омарович вбежал в учительскую, повесил плащ на вешалку и, схватив классный журнал, пошёл на урок. Гамзат Омарович своим особым чутьем узнал, что тот не успел спрятать обед, подошёл к плащу и вытащил из кармана толстый газетный сверток (тогда пакетиков не было), развернул и показал нам свежий чурек и хороший кусок вареного сушеного мяса. Взял со стола пресс-папье, аккуратно завернул его в газету и – обратно в карман плаща.
Поверьте: я хотел остановить товарища и сказать ему, что Омар Омарович может, наконец, обидеться. Я хотел напомнить своим товарищам пример из литературы о том, как, обидевшись друг на друга, стали врагами хорошие друзья – Н. В. Гоголь «Повесть о том, как поссорился Иван Иванович с Иваном Никифоровичем». И из-за чего? Совершенно случайно Иван Никифорович назвал Ивана Ивановича гусаком. Хотя имена и отчества героев моего рассказа почти схожи с именами и отчествами гоголевских героев, причина ссоры у моих героев, если вдруг поссорятся, окажется намного серьезнее.
Но не остановил. Не остановил потому, что не в силах был отказаться от сушеного бараньего ребра с толстым слоем сала, которое Гамзат Омарович положил передо мной. Потом с удовольствием съел его с всё еще горячим, мне так показалось, куском чурека.
Омар Омарович вернулся с урока, быстро надел плащ и вышел из учительской.
Через полчаса он вернулся к нам, постарался сделать вид, как он делал всегда, будто ничего не случилось. А Гамзат Омарович, надо же быть до такой степени наглым, спрашивает: «Что сегодня на обед приготовила тебе жена, Омар Омарович? Чуду из мяса или опять кусок курдюка?» Омар Омарович долго смотрел на него, размышлял, наверное, что с ним делать, а потом… громко рассмеялся.
По тому, как он рассказывал, мы узнали, что случилось в кабинете парткома. Парторг входит внутрь кабинета, закрывает дверь, разворачивает сверток, находит… пресс-папье и… «Шмяк его об пол. Он и рассыпался по кусочкам, — сказал Омар Омарович, – и остался там на полу».
Но Омар Омарович отомстил Гамзату Омаровичу. Да, я вспомнил, как он отомстил тогда в один холодный снежный день. Больше всего это и рассмешило меня.
Холодная зима была в горах в том году. Три дня безостановочно падал снег. В тот день я не успел вовремя выйти из дома, и потому спешил, боясь опоздать на первый урок.
Снег падал так густо, и пушинки били в лицо, что я не в состоянии был поднять голову и шёл, опустив её и ничего не видя, кроме своих ног. Ходил, никуда не сворачивая, по автомобильной проселочной дороге. Перевалил через МуцIулли (название местечка между нашими селами). Дальше до самой горы Миккала … (название горы у самого села Калкни) шла ровная широкая дорога. И немного прояснилось. В сторону Калкни пошли лисица и один человек: это я определил по следам на снегу. Решив узнать, кто это из друзей меня опередил, поднимаю глаза и смотрю вперёд. Почти на вершине горы, у самого села, вижу Омара Омаровича. Этот великан шёл по подъему широкими шагами и прыгал из стороны в сторону, стараясь ещё больше удлинить шаги. А за ним, далеко внизу, шёл маленький Гамзат Омарович. Он был весь белый от снега. И не ходил, а падал, и казалось, по-пластунски ползал вверх по горе. «Вях! Что это такое? Один прыгает, как длинноногий лось, другой ползет черепахой, – удивляюсь я, видя эту картину. – Откуда взялся здесь второй, следы ведь были одного человека?»
Когда добрался до подножия горы, понял, в чем дело.
Оказывается, сначала Омар Омарович шёл мелкими шагами по ровной автомобильной дороге и не оглядывался. За ним – Гамзат Омарович, ставя ноги на следы впереди идущего и благодаря всех святых за это. Потому и решил я, что это следы одного человека.
У самой горы Омар Омарович обернулся и понял свою оплошность, которая облегчала товарищу путь. «Что это я делаю?! – вскрикнул он и пошёл вверх по горной тропе, ставя ноги широко вперёд и в сторону. Гамзат же Омарович, как бы ни старался, никак не попадал на след товарища и проваливался в снег. Наверху я догнал его. Он уже стоять без поддержки не мог. Когда он встал около печи в учительской, с него потекли ручейки от тающего снега вперемешку с потом.
А Омар Омарович, довольный, рассказывал учителям о том, как отомстил товарищу за украденные и съеденные обеды, и кричал на него: «Это всё тебе за мои чуду, мясо и курдюк. Это все тебе за пресс-папье!» Но говорил беззлобно и громко смеялся. Такой уж был он человек.
Гаджимурад РАДЖАБОВ | г. Махачкала
