Фестиваль красок в Махачкале не состоялся. Его отменили. Это не трагедия. Но уже звоночек.
Большое лирическое отступление.
«В Россию, к варварам, со страхом и слезами». Именно так ехал когда-то грибоедовский француз из Бордо в Россию. Примерно так ехала на свое первое «Нашествие» я. «Нашествие» — это такой фестиваль русского рока в Подмосковье.
Три дня в палатках, наркоманы, националисты, драки. Так я думала. И страшно переживала.
— А там много милиционеров? Очень много? Тогда хорошо.
— А наркоманов точно не бывает?
Мы приехали и простояли на входе, пока все наши вещи не обыскали под микроскопом. Перед нами стояла компания, спальный мешок которой проверяющие начали раздирать. А из него уже доставать герметичные пакеты для транспортировки крови. Только вот кровь была разного цвета и с наклеечками, на которых кто-то аккуратным почерком оставил уточнения: «коньяк», «ром», «виски». Девушка с улыбкой собрала их все и спросила: «Выкидывать или в машину заберете?»
— Ну, пожалуйста…
— На территорию проносить жидкость нельзя. Никакую. Внутри вы сможете приобрести воду, чай, кофе и пиво. Всё.
У нас отобрали даже лекарства.
— В лагере есть медпункты.
Наконец, пройдя через весь «шмон», оказались на территории проведения фестиваля и направились к палаточному лагерю. Туда-сюда ходили девушки в самых разных нарядах – от длинных повседневных летних сарафанов до купальников и костюмов сценических персонажей. И много-много подвыпивших людей. Некоторые успели выпить так много, что уже лежали в отключке. Прямо на земле.
Стало страшно. Истина, известная с детства, гласила – пьяные люди опасны. А те пьяные люди, которые еще и мужчины, – опасны вдвойне.
А вот встретилась большая группа футбольных болельщиков, распевающих во всё горло: «Боже, храни «Спартак»». Проходя мимо них, я изо всех сил пыталась смотреть в другую сторону. Будто сейчас кто-то из них прочитает на моем лбу «земляк Расула Мирзаева» и голосом «бредпитовского» Ахиллеса бросит остальным: «Бей хачей, спасай Россию!» Пережив в своей голове сто тысяч «манежек», таки добралась до нашей палатки, расположившейся — тададам! — между палатками болельщиков «Зенита» и болельщиков царя.
Вторых здесь, кстати, было намного больше. Практически возле каждой пятой палатки развевался имперский флаг. На каждом десятом — футболка»Я русский» или вещи с символикой группы «Алиса», известной своими проарийскими песнями.
Через час отпустило. Столько теплоты на квадратный метр я не видела еще никогда. Мы ходили — трезвые среди пьяных, одетые среди полуголых, нацмены среди славян — и чувствовали себя прекрасно.
Прошел первый день, и, кроме впечатлений от очень крутых концертов, качественной музыки и ауры общей радости, не осталось ничего. Единственные, кто здесь и правда выглядели лишними, – были милиционеры. Суровые, серьезные, стоящие спиной к сцене, не реагирующие ни на кого и ни на что. Но даже они заулыбались, когда один наш друг на радостях начал скандировать на концерте: «Буйнакск!» Наверное, служили у нас, кто знает.
На второй день мы так осмелели, что стали отвечать на вопрос «Откуда?»: «Из Дагестана».
И слышали в ответ — «ого, круто», «далековато», «а там слушают рок?» и один раз даже «а где ваши специальные платья?»
Потом мы ездили туда снова и снова. И только один раз один подвыпивший и очень щедрый парень, который ходил и угощал шашлыком из свинины всех стоящих в очереди за едой, обиделся на наше «нет, спасибо», потом присмотрелся к нам хорошенько и недовольно выдал: «Понятно с вами всё. Свинина, да?»
Всё.
Я, глупая, так боялась агрессии и разврата. А поняла, что единственное место, где действительно они были, – моя собственная голова. Это я думала, что там всем надо меня отправить обратно в горы, задушить имперским флагом и вколоть тройную дозу героина.
А им ничего не надо было. Им надо было веселиться, слушать крутую музыку и радоваться жизни.
В общем, после первого нашествия, уже в Махачкале, мы попали на концерт по случаю открытия «Анжи-Арены». О том, что к нам приедут мировые звезды, такие как Шер и Жан-Клод Ван Дамм, гласили из-за каждого угла.
Сказка под названием «Керимов» не обещала быть вечной, и мы поехали смотреть на знаменитостей.
На стадионе мне хотелось исчезнуть, испариться, закрыть уши, глаза. В какой-то момент я просто присела и начала плакать. Мне стало обидно, нет, вру — больно за нас. Наших людей. Наши головы. Три девочки стояли и подпевали артистам. Пятеро парней докапывались до них, совершенно не понимая, почему те против общения. Они же сюда приехали, эти девочки. Они же не остались дома. Значит, за приключениями. Девочки просили оставить их в покое, отворачивались, нервничали. Парни грубо, бестактно пытались приблизиться, вытянуть танцевать. Один больно дернул девочку за волосы, остальные заржали, как гиены.
И похотливое, животное поведение этих пятерых было развратней 200 тысяч «нашественских» полуголых тел разом.
А девочкам ничего не надо было. Ни знакомств, ни приключений. Им надо было слушать музыку, пританцовывать на месте и радоваться такому событию. Где здесь разврат? А он был. В головах у тех пятерых.
Почему-то вспомнила, как ходили на пляж в студенческие годы, находили самую взрослую женщину и спрашивали, не будем ли мешать, если сядем совсем близко к ней. Конечно, не верх удовольствия — общаться при незнакомом человеке, но это была некая гарантия безопасности: так к вам не подсядут с двух сторон с настойчивым: «Номер дай свой».
Эти пятеро на «Анжи-Арене» и эти бесчисленные на пляже уверены, что разврат несут не они. Бьюсь об заклад, они с удовольствием пополнили бы ряды вопиющих против Фестиваля красок, рок-концертов и…
Рок-концерты! Один я не забуду долго. До него проводились фестивали у Аварского театра, концерты в актовых залах вузов и проч. Безобидные, простые мероприятия. А потом всё стихло. За раз. На юридическом факультете прошел концерт местных рок-групп, после которого выходящих из зала закидали камнями. Ребят в крови увозила «Скорая» и уводили друзья. Кого-то пырнули ножом. Вроде выжил.
Так вот, всё стихло. Ребята просто стали закрывать помещения и проводить там рок-вечера. И здесь уже было всё. Включая разврат. И это никому не мешало. Не видно же. Не видно, как и всё то, что в разы похлеще. Сауны, бордели, квартиры на сутки. Это всё то, что у нас есть. И это то, что всем известно. Но всё, что творится за закрытыми дверьми, должно остаться за закрытыми дверьми. В Дагестане. Все проститутки, насильники, инцест в «порядочных» горских семьях. Это всё есть и будет. Ни один Микаил или Маликов не выйдет с бойкотом. Но на открытой площадке, днем, подросткам кидаться цветной краской друг в друга не дадим.
Это не наши традиции и прочее бла-бла-бла.
Мы придумаем любой бред, запишем видео, где будем с суровыми лицами вещать о том, как такое возможно в Дагестане. Мы – это добрые, порядочные люди. В данном случае — исключительно про Микаила Микаилова, который первым высказался за запрет Фестиваля красок. Человека, который назвал его бесполезным, позорным, «не нашим».
А остальное, — все эти «голые тела будут мазать краской», «а дальше что? Гей-парады?», «индуистский шабаш», призывы придти расправиться с участниками фестиваля — додумали более буйные головы. Головы, где живет разврат, который они ищут вне.
И именно эти — дикие, глупые, ведомые — принесут камни и закидают ими детей.
И закидали бы. Не откажи «Cinema Hall» в площадке, испугавшись напора и угроз расправой над участниками.
Я пишу, а рядом стоит мой коллега, взрослый лакский мужчина из Кумуха, и расстраивается: «Дочка так готовилась, одежду выбирала, рассказывала, как будут готовить эту краску… Детям же это так весело».
Дочка у него, кстати, умница. Отличница, победительница всевозможных олимпиад.
У меня только один вопрос. К тем нормальным. С остальными говорить бесполезно. Они сами после этой статьи не раз поговорят обо мне на просторах своих любимых сплетнегрупп.
Итак, вопрос, к вам, Микаил; к вам, спортсмен-замминистра; к вам, ребята, называющие себя радетелями за историю и культуру. Случись вот это всё — избиение, расправа — кто бы отвечал за последствия?
Вы хоть иногда задумываетесь о том, куда подкидываете дрова? В какое общество? В чьи головы?