Как известно, ислам утвердился в Дагестане в VII — XVI веках. Вместе с ним распространились здесь и другие компоненты арабо-мусульманской культуры: наука, философия, логика, поэзия. Этот период был временем усвоения средневековой арабо-мусульманской культуры. В конце XVI — начале XVII в. происходит ее возрождение (ренессанс) в Дагестане.
И это в то время, когда в мусульманских странах она была в состоянии резкого упадка. Именно поэтому востоковеды И. Ю. Крачковский, А. Н. Генко и другие считали, что изучение данного процесса имеет общенаучное значение.
В XVII веке в Дагестане выросли выдающиеся для того времени ученые и мыслители. Конечно, все они были и знатоками ислама. Тогда в мусульманских конфессиональных учебных заведениях в первую очередь изучалась религия, но вместе с ней и наука, философия, логика на уровне знаний мударисов — преподавателей. Не учитывая этого обстоятельства, у нас, особенно в Дагестане, долгое время их выпускников считали лишь богословами. В связи с чем сложилось необъективное, предвзятое мнение о мусульманских ученых. Несостоятельной и наивной была и утвердившаяся в советских общественных науках точка зрения о богословах, которых не считали мыслителями. Но разве богословие не состоит из мыслей? Или это не умственная профессия? Можно с полной уверенностью сказать, что дагестанские богословы глубоко изучали и ислам, и его источники. Именно с этих позиций следует подходить к характеристике мусульманских ученых того времени.
В процессе распространения и усвоения арабо-мусульманской культуры в Дагестане образовались своего рода научные центры. К ним относился и Согратль. Здесь действовало два медресе, в которых мударисами работали видные ученые, в том числе выпускник самого почетного в мусульманском мире учебного заведения Аль-Азхар.
В результате в селении выросла целая плеяда ученых и мыслителей, наиболее популярными из которых были Абдурахман-Хаджи, Абдулла (Шайтан), Махти-Мухаммад, Мухаммад Гаджи и другие. В Согратле получили образование или совершенствовали его сотни дагестанцев: Али Каяев, Али-Гаджи Акушинский, Абдулгалим Цийшинский и многие-многие другие. В Дагестане стало традицией после получения образования на родине совершенствовать знания у известных ученых в других селениях или в странах мусульманского Востока. Так, Махти-Мухаммад отправился к Махаду Чохскому, который вначале занимался углублением своих знаний у Абубакара Аймакинского, затем ездил в Карабах и Иран, как пишет Али Каяев, «для совершенствования математических, астрономических, физических и философских знаний. Ввиду особой одаренности и прилежания заслужил особое уважение учителей». Главную заслугу Махада Чохского знатоки арабо-мусульманского культурного наследия усматривают в пропаганде астрономических идей великого среднеазиатского ученого Улугбека. После смерти известного в мусульманском мире дагестанского астронома Дамадана из Мегеба резко ослабло внимание местных ученых к астрономии. По словам Каяева, Махад восстановил популярность ее идей в Дагестане. Поэтому его считали вторым учителем астрономии.
После Махада Махти-Мухаммад совершенствовал свои философские знания у Гасана Кудалинского и получил хорошее для того времени образование. Затем работал мударисом в Акушинском, Цудахарском и Казикумухском медресе. Разумеется, столь образованный человек не мог не пользоваться популярностью среди горцев. Доцент Ю. В. Меджидов, занимавшийся выявлением наследия Махада Чохского и его учеников, характеризует его «человеком необычайной эрудиции и глубокого философского мышления, хорошо знавшим научные достижения античных и средневековых арабских мыслителей».
По признанию знатоков дагестанской мусульманской старины, Махти-Мухаммад особо отличался в естественных, философских, логических науках своего времени.
«Он был среди самых первых, – отмечает Каяев, – кто распространял в Дагестане греческую философию, логику и естественные науки. Ныне покойный знаток местного арабо-мусульманского наследия М. Нурмагомедов доказывал, что есть основание предположить, что Махти-Мухаммад неплохо знал греческий язык. Он будто имел труды Платона, Аристотеля и Плотина на греческом языке и мог, читая, объяснить их содержание». По свидетельству того же Каяева, другой дагестанский ученый Халим-Эфенди Карахский говорил: «Если бы не было Махти-Мухаммада, то в Дагестане философия не оставила бы столь заметный след».
По словам Каяева и Назира из Дургели, Махти-Мухаммад оставил значительное научное наследие. Были у него работы: «Трактат по изучению достоинства языка (речи)», «Исследования о философии божества», «Отборное в разъяснении вещественного», «Введение к знаниям» и другие. К сожалению, пока обнаружен лишь трактат «Послание по логике». Ознакомившись в свое время с «Введением к знаниям», ученые дают ему высокую оценку, характеризуя как капитальное, многогранное исследование.
Гасан Алкадари в книге «Асари-Дагестан» относит Махти-Мухаммада к числу наиболее крупных ученых. Он характеризует его как «весьма совершенного ученого и философа» и отмечает, что «у него есть сочинения по философии, богословии и логике».
Есть основание думать, что он поддерживал и пропагандировал идеи машшаитов – арабо-мусульманских последователей Аристотеля – Аль-Фараби, Ибн Сины.
Машшаиты — от инфинитива «машийа» – «ходить, гулять». Этот термин соответствует греческому термину «перипатетизм». Дело в том, что Аристотель занимался со своими учениками главным образом не в аудитории, как Платон и другие, а прогуливаясь по парку перед лицеем. Именно поэтому их называли «прогуливающимися» философами (перипатетиками). Но арабы восприняли перипатетизм в позднеантичной обработке, где эклектически сочетались воззрения греческих философов Аристотеля, Платона и Плотина. Но несколько позднее Абуль-Валид Мухаммад ибн Ахмад аль-Куртуби, известный как Ибн Рушд (латинизированный – Аверроэс (XII в.)), из Кордовского халифата (Южной Испании) освободил аристотелизм от наслоений, которые связывали с ним средневековые схоласты, извращая его учение, и развил дальше. Поэтому говорится, что Аристотель объяснил мир, а Ибн Рушд объяснил его философию. Это был самый выдающийся философ мусульманского средневековья, одним из первых выдвинувший концепцию двойственной истины, сохранившую значение до наших дней. Трудно определить, какой аристотелизм пропагандировал Махти-Мухаммад.
Есть основания предполагать, что он разделял подлинные взгляды Аристотеля. Дело в том, что он жил в XVIII веке, когда освобожденная от средневековых извращений философия Аристотеля получила широкое распространение в мусульманском мире. А если знал греческий язык, как думали некоторые дагестанские знатоки арабо-мусульманской культуры, то сам мог прийти к правильному пониманию аристотелевской философии. В этом случае он разделял и концепцию «двойственной» истины. Об этом в определенной мере свидетельствуют его трактаты, один из которых посвящен религиозной философии, другой – вещественной, т.е. материальной.
Махти-Мухаммад был не только ученым, но и видным общественным деятелем. В досоветский период мусульманские ученые, как правило, основательно изучали богословие и светские науки того времени и очень часто вступали в дискуссию. Собиратель местного арабо-мусульманского наследия М. Гайдарбеков пишет, что допустить в письме и в спорах хотя бы одну ошибку тогда считалось позором. Как показывает сохранившаяся информация, в дискуссию между собой вступали преимущественно наиболее популярные ученые. Может быть, в этом сказывалась ревность?
Известно, что продолжительная дискуссия имела место между Махти-Мухаммадом и Саидом Араканским, которые, по словам Каяева, Назира из Дургели и М. Гайдарбекова, являлись одинаково остроумными учеными. Вначале дискуссия велась, как пишет Али Каяев, в устной форме, затем продолжилась в письменной. Саид Араканский имел большой опыт общения с местными вельможами, верхушкой духовенства и русским начальством, отличался остроумием и красноречием, чем и гордился. По преданию, пишет Каяев, в устном споре у Саида было преимущество, а в письменном – у Махти-Мухаммада.
Одна из дискуссий посвящена освободительной борьбе горцев под руководством имамов. Но конкретно точка зрения Махти-Мухаммада неизвестна. Можно допустить, что он поддерживал это движение, поскольку вступал по этому вопросу в дискуссию с Саидом Араканским, который был против, доказывая, что оно бесперспективно и может принести дагестанцам лишь разорение и смерть. Зная позицию Саида, наместник Кавказа Ермолов тайно встречался с ним и обещал вознаграждение, что и было сделано.
Однако следует отметить, что Араканский выступал против движения не столько за вознаграждение, сколько из-за твердой убежденности в его бесперспективности. Такой позиции тогда придерживалось большинство богословов и ученых Дагестана.
Деятельность названных представителей мусульманской культуры была глубоко интеллектуальной, т. е. была посвящена образованию и науке. Известно, что Саид Араканский выпустил из своего медресе более 400 человек и написал около 200 статей, писем и работ. Так обстояло дело и у Махти-Мухаммада.
Жаль, что у нас иные берутся за освещение проблем прошлого, не имея достаточного представления об этом. В одной статье в «Дагестанской правде» полностью отрицалось не только наличие в Дагестане интеллигентных людей до утверждения светской культуры, но и возможность их появления. Это не что иное, как повторение нигилистического отношения к арабо-мусульманской культуре, которое имело место в СССР до 1960 годов.
Нет сомнения, что Махти-Мухаммад был высокообразованным и высокоинтеллигентным человеком, сыграл значительную роль в мусульманском просвещении людей, развитии и пропаганде научных и философских знаний. Как знаток этих наук он обладал философским и логическим мышлением, о чем свидетельствуют его трактаты и общественная деятельность.
Магомед Абдуллаев,
директор
общественного фонда
им. шейха Абдурахмана-хаджи, профессор
Нет сомнения, что Махти-Мухаммад был высокообразованным и высокоинтеллигентным человеком, сыграл значительную роль в мусульманском просвещении людей, развитии и пропаганде научных и философских знаний. Как знаток этих наук он обладал философским и логическим мышлением, о чем свидетельствуют его трактаты и общественная деятельность.