Прошли те времена, когда кинжал был таким же атрибутом горца, как папаха или чарыки. Многое изменилось в горах, хотя после дневных хлопот мужчины, как и прежде, собираются на камнях годекана, неторопливо рассказывая всякие были и небылицы.
Молодые, немного отделившись от старших, шутили, спорили, смеялись, не забывая заглядывать в сторону родника, куда женщины и девушки приходили с начищенными до блеска большими кувшинами. Аульские красавицы, одевшись понаряднее, приходили иногда по несколько раз, поскольку это было чуть ли не единственным местом, где их могли увидеть, да и сами они невзначай «стреляли» глазами в сторону молодых людей.
Удаль, смелость, сила и ловкость всегда были в чести у горцев, и как правило на годекане находился речной голыш или гиря, которую поднимали или кидали в длину.
Были и другие способы мериться силой и ловкостью, сопровождаемые возгласами, хотя юноши старались вести себя подобающе и не мешать разговорам старших.
Уважение и почет, как у дедов и прадедов, которые когда-то сидели на этих же камнях, хранились поколениями, несмотря на то, что перестали носить кинжал на поясе.
Кинжалы эти остались у немногих и висели на коврах в кунацкой, храня только им известные тайны.
С рукоятью из слоновой кости и серебра, с глубокими каналами по всей длине, обоюдоострые, они являлись фамильной гордостью владельцев. Такой же кинжал висел в кунацкой у Кадыра, который горячо спорил с Ибрагимом, утверждающим, что мимо отары, где он был чабаном, даже муха не пролетит незаметно. Многие молодые, зная о ловкости и отваге Кадыра, поддерживали в споре именно его. Недолго они решали и, как подобает горцам, ударили по рукам. Если Кадыр до утра притащит из его отары овцу, то Ибрагим должен будет ему двадцать баранов, в противном случае столько же сам должен будет ему. Вот и всё. Время пошло, как теперь говорят. Молодые все должны оставаться тут, пока спор не решится в ту или иную пользу.
Кадыр встал, не спеша пошел домой и стал собираться. Для легкой и бесшумной ходьбы надел отцовские чарыки, по самые брови надвинул папаху, опоясался дедовским кинжалом, чтобы в случае неудачи стал немым свидетелем его позора, и вышел в путь. Ночь еще полностью не накрыла долину, как он перешел речку и поднялся на горный массив, где должна была решиться его участь. Кош* со знатными чабанами и крепкими собаками находился внизу, перед ним.
До этого, переходя речку, Кадыр разделся и окунулся, чтобы собаки не учуяли запах его тела. В чем мать родила, с кинжалом на поясе он предпринимал теперь дальнейшие действия. Ночь была лунной, а в горах она еще ярче, и ему сверху всё было видно как на ладони. Четко просматривалась лощина, где беззаботно отдыхала отара сытых овец. Поближе к речке стояла брезентовая палатка, в ней – чабаны, занятые ужином. Бежать босиком можно было, не беспокоясь наступить на камни — днем тут доили овец и чабаны обычно ходили босиком, таская за собой бурдюки из овечьей или козьей шкуры. Выбрав направление, Кадыр побежал прямо на отару; не сразу, но все чаще и быстрее овцы стали подниматься и разбегаться, освобождая ему путь. Схватив первого зазевавшегося, не останавливаясь, наш герой побежал вниз по лощине к речке.
Собаки и чабаны всполошились и побежали за Кадыром. Но на пути за крутым склоном вырос обрыв над речкой, и беглец буквально исчез, прям как провалился.
Случилось всё это так быстро, что многие даже не поняли, что произошло, и в недоумении смотрели друг на друга. Собаки, бежавшие за Кадыром, потеряв след, усердно залаяли на всю долину, а чабанам ничего не оставалось, кроме как крыть матом и стрелять из харбукских одноразовых пистолетов.
Уйдя от преследования и переведя дух, Кадыр осмотрел себя и «добычу». К великому огорчению, обнаружил, что кинжала в ножнах нет — он упал во время бега. Оставлять его было нельзя. То, что кинжал найдут днём, — можно не сомневаться.
Постепенно лай и стрельба стали стихать, хотя материться чабаны не перестали, да и собаки нет-нет потявкивали, нарушая тишину неповторимой лунной ночи в горах.
Наступало утро. Вернувшись на то же место, выбрав тот же ориентир, Кадыр снова побежал на отару. Еще не успокоившиеся овцы вставали и разбегались теперь быстрее. Издалека заметив свой кинжал, Кадыр схватил его и так же побежал по лощине к обрыву.
Собаки гнались за ним, чуть ли не хватая за пятки, а чабаны, ещё обсуждавшие первый случай, даже не знали, что делать, матерясь и стреляя вслед до последнего патрона.
Уйдя от преследования и в этот раз, забрав «добычу», Кадыр вернулся в аул, где его с нетерпением ждали.
Ибрагим спор проиграл. А через несколько дней они пошли на тот же кош, договорившись сказать, будто бы он продал баранов.
Говорить правду было небезопасно. С кинжалами или без — горцы есть горцы: они непредсказуемы и быстры на действия, думая о последствиях уже потом. Кадыр поспешил уйти, оставив Ибрагима слушать о каких-то шайтанах и нечистой силе, про которые ему рассказывали, показывая то на лощину, то на речку, вдоль которой шёл наш герой, погоняя двадцать «купленных» баранов.
Сайд Ахмадов
*Кош – чабанская стоянка.