Интервью с живой легендой
Когда известный журналист Газимагомед Галбацов в 90-е взял у него интервью, то вместо заголовка написал просто «Синдиков». Автор объяснил это очень оригинально. «На могиле Суворова есть только одна надпись: «Суворов», – писал Галбацов. – Ни имени, ни отчества, ни кем он был. Одно слово: «Суворов». Так и я решил в названии этой статьи написать одно слово: «Синдиков». Потому что нет в Дагестане человека, который, прочитав его фамилию, не понял бы, о ком идет речь».
– Не все знают, что у вас профессиональное образование.
– Да, я же пединститут закончил. Музыкальный факультет по классу баяна. До сих пор наизусть знаю книгу «Теория музыки». Жалею, что не поступил в консерваторию после института.
– Еще вы учителем работали почти 20 лет.
– Да, мне очень нравилось это дело. Я работал в разных селах Гунибского и Кизилюртовского районов, в Кизилюрте. Мои ученики сами делали концерт без моего участия. 4 баяниста, 15 гитаристов, 15 – на мандолине кто играл, а сзади – хор из 100 человек. Я сидел в зале и наслаждался.

В этом году Магомедтамир Синдиков отметил свое 70-летие
– Как вы поняли, что хотите заниматься музыкой?
– В 5-м или 6-м классе, когда было первое знакомство с пандуром. Мы жили тогда в селе Бирюзяк Кизлярского района. Отец взял меня с собой в степь, где он пас тляратинских лошадей. Это 1968 год, очень холодная зима была. С ним работали два человека, Магомед и Рамазан, и они на пандуре играли. Потом, когда мы уехали в Бацаду (Гунибский район, родное село Синдиковых. – «МД»), там был такой Али-Махак – ветеран войны с незаживающей раной на пятке, и он делал пандуры. Почти всё село он обеспечивал ими, я тоже один пандур получил. Когда ты мальчиком учишься играть на пандуре, ощущается какая-то новая прекрасная грань жизни. Я знал наизусть песни Даку Асадулаева, Магомеда Абакарова. В старших классах меня уже знали в районе, на мероприятия приглашали петь.
– А под запись когда начали петь?
– Во время учебы в пединституте в 1970-е. Студия тогда была на Втором рынке. Я наигрывал на мандолине монетой в 5 копеек и пел куплеты Гамзата Цадасы:
Толки меж людьми пошли:
Третий месяц, говорят,
Разговаривать с Али
Не желает Шахрузат…
И эта запись тогда разошлась по всему Дагестану.
– Тогда вы стали популярным?
– Нет, это было позже. После пединститута. Мы с моим односельчанином Магомедом Замаловым пошли на студию, где работал его друг Дима Согратлинский. Я на мандолине играл, Замалов – на баяне. Записали мы где-то 15-20 песен, и они тоже пошли по всему Дагестану. Такая популярность после этого на меня свалилась. В обкомы звали, везде побывал. Но я не сумел воспользоваться этой популярностью.
– Что вы имеете в виду?
– Я очень плохо жил, даже на пике популярности. Наверное, я сам виноват в этом. Иногда денег не было, чтобы бензин в машину залить. Я же почти 30 лет бесплатно пел. Ях-намус не позволял мне деньги просить. Вот придет ко мне человек, позовет спеть. Как я ему скажу «деньги дай»? На старой «Ниве» ездил, имея такую популярность. Кроме того, популярного человека не любят люди.

Магомедтамир Синдиков в годы учебы в пединституте. 70-е.
– Парадокс. Популярность же, наоборот, предполагает любовь.
– Не любят, знаешь почему? Вот ты живешь с женой, а ей нравится, как я пою, она хвалит, смотрит. А тебе это не нравится, понимаешь? Как-то пел я в одном селе. Там одна женщина заслушалась. А ее муж взял и вырубил ее одним ударом. Мне так неприятно это было. Или бывает большой начальник, а тебя больше уважают, чем его. Он вредит тебе.
– Когда у вас появился свой дом?
– В 35. Я проработал восемь лет на заводе в Кизилюрте, чтобы квартиру получить. И это на пике популярности. На базар идешь – все шепчутся: «Синдиков, Синдиков». А я восемь лет зря теряю.
– Был период, когда вы были довольны тем, как всё складывается?
– Никогда. Да, мне звание дали – народный артист, заслуженный работник. Но я за ними не бегал. Этим людям, наверное, самим уже неудобно было не дать их мне. «Народного» дал мне Дедушка (Магомедали Магомедов, председатель Госсовета РД. – «МД»). Я потом хотел публично это звание обратно отдать, потому что кому попало его дают: 6-7 фонограмм спели – и получают.
– Почему не вернули?
– За него потом деньги начали давать – хоть так, пускай будет, подумал (смеется).

На отдыхе в селе Гельбах. 80-е.
– Как вы начали петь в ресторанах?
– Вот я выше говорил, что иногда за бензин давать денег не было. В один из таких дней в 1998 году я случайно оказался в кафе «Сабур» на северном выезде из Махачкалы. Попросили спеть – я спел под «Ямаху». Мне дали 200 долларов и еще 200 рублей. Тогда я подумал: почему бы мне не работать в ресторане? Поехал домой, три дня думал. Я тогда еще учителем работал в Кизилюрте. Хозяйке сказал: «Ты ходи вместо меня в школу». А сам поехал в Махачкалу. До меня в «Сабуре» пел такой Абдула, брат известной певицы Зумруд Абдуллаевой. Он трагически погиб: была какая-то суматоха, гранату вырывали из рук друга, потом она взорвалась, и Абдула умер. Я поехал к его брату и сказал: «Если я буду работать вместо Абдулы, не обидишься?» Он дал добро. В «Сабуре» хорошо пошли дела после меня. Я туда пришел – у них выручка была 2-3 тысячи в день. Для сравнения: шашлык стоил 25 рублей, 92-й бензин – 1 рубль 80 копеек. А потом у них пошла выручка 25-30 тысяч в день. Как свадьбы бывали там вечера. И мне тоже неплохо было – я дачу купил, где сейчас живу. Расул Гамзатов ко мне лично приезжал в «Сабур». Почти 50 песен я его пою.
– Можно сказать, что вы дружили с Расулом Гамзатовым?
– Нет. Дружба предполагает равенство. Как я мог быть другом Расула Гамзатова? Просто он ко мне хорошо относился, и я этим горжусь. Иногда на могилу его хожу я.
– Как ваш отец относился к вашему занятию музыкой?
– Отрицательно. У нас в селе был тухум Магдилал. У них были музыканты, играли они. Из них была Айшат Мазалова – самая лучшая певица в Дагестане, я считаю. И когда отец видел, что я беру в руки пандур, говорил: «Брось это, здесь тебе не дом Магдилал». Один раз даже разбил пандур об меня.
– Даже так?
– Ты что, он не любил… Это был крупный дерзкий мужчина. Одним ударом мог вырубить. Двенадцать лет сидел. На суде, говорят, уздечкой ударил судью, а уздечка была такая, с металлическими штуками – за это еще четыре года добавили. Крепкий был человек.
– Вы не унаследовали характер отца?
– Нет. Наоборот, оттого, что отец сурово со мной обходился, я стал мягким. Хотя я на борьбу ходил, чемпион района был. Наверное, еще причина в том, что я музыкой занимаюсь, среди людей бываю постоянно. Я стал как гладкий речной камень, над которым много воды утекло. Есть аварская пословица: «Уступай дорогу дураку и хану». Вот по этому принципу я и живу.

На мероприятии в Гунибском районе. 80-е.
– Вы, наверное, хотите сказать, что вы не мягкий, а неконфликтный человек.
– Да, верно. Мягкий человек певцом не может быть. Или он будет унижение терпеть, или заставит с собой считаться. Поэтому «кислые» заходы не бывают у меня. В Дагестане себе нельзя это позволять. Особенно если ты музыкой занимаешься – на тебя и так многие косо смотрят. Сейчас другая проблема – в соцсетях пишут оскорбления. Но это неграмотные люди, я считаю. Грамотный человек разве будет оскорблять? Песни ведь и хорошие бывают, направляющие человека в благую сторону.
– Есть примеры, когда человек, вдохновившись вашими песнями, совершил благородный поступок?
– Да, я знаю таких людей. Вот у меня есть песня «Как хорошо дома». Там строчка о том, как отец обращается к своему сыну с портрета на стене. Я знаю 4-5 человек, которые повесили у себя дома портрет отца после этой песни. В Согратле был охотник, который, услышав мою песню про охотника и тура, больше на охоту не пошел. А так, много у меня таких поучительных песен, как проповедь. Например, «Вознесясь высоко, не кичись». Это сильные строки, которые написал один телетлинец еще в 50-е.
– Кого вы слушаете из певцов?
– Хворостовский – сильный певец. Есть еще наш, Залимхан Суракатов. «Гуниб – гранитная твердыня» пел он. Тома Джонса пел, «Дилайлу». Зарубежные песни хорошо пел. Я считаю, в России не было такого певца, как он. Сейчас он живет в доме для престарелых. Знаменитым не стал он. Как и Магомед Турчиханов из Телетля. Его тоже уважаю я. Потом Карел Готт, Сергей Захаров.
– Кто ценил ваше творчество из политической верхушки?
– Муху Гимбатович ко мне хорошо относился. Абдулатипов хорошо относился – в Тлярату ездил к нему. В Таджикистан он меня приглашал, когда послом был. Суракат Асиятилов хорошо относился.
– Кстати, у вас в соцсетях до сих пор фото с Абдулатиповым на аватарке.
– Просто поставил один раз и с тех пор не трогал.

Ученик 6-го класса Магомедтамир Синдиков. Кизлярский район, с. Новый Бирюзяк.
– Вам 70. Подводите итоги?
– Конечно, я думаю о возрасте. Настроение, бывает, портится из-за этого.
– Вы ощущаете себя старым?
– Нет, я живу полной жизнью. Пока… Никогда не чувствовал себя старым. Вот говорят же: «Душой молод, а телом нет». А я каждый день работаю над собой. У меня в машине есть гантели, я за рулем даже тягаю их, когда рука свободная. Потом ходьба, отжимания. Если скучно, иду в ресторан. Не пью, просто сижу. Когда вижу, как люди веселятся, я чувствую жизнь.
– О смерти думаете?
– Часто думаю. Больше всего я боюсь… В одном селе был случай. Там умер человек в возрасте, его похоронили на хуторе надалеко от села. И вот все ушли, один человек остался читать над ним Коран. И вдруг он слышит из могилы: «Эй, я не умер, вытащи меня!» Тот испугался, убежал. И рассказал об этом только через 2-3 месяца. А ты представь, какой ужас должен был перенести этот человек в могиле. Тот же должен был кого-то позвать, выкопать его, а он… И такие случаи иногда бывают у мусульман, потому что мы сразу хороним. А русские, например, три дня ждут. Вот этого я боюсь больше всего. Сыну даже сказал: «Добей меня, когда я умру» (смеется).
– Я больше имел в виду, думаете ли вы, что будет потом?
– Я умру – меня забудут. Забыли же Магомеда Омарова. Какой он хороший был певец, а его именем даже улицу не назвали.
– Познер завершает свои интервью вопросом: «Оказавшись перед Богом, что вы ему скажете?»
– Познера не люблю я, если честно. А если по сути… Кто такой Бог? Кто такой я? Что я могу ему сказать? Вот ползет муравей – что мне муравей может сказать? Кто-то из великих говорил: «Мы умираем с сознанием, что мы ничего не узнали».
Шамиль Ибрагимов





