Трагедия в Тбилиси 14 июня.
В результате небывалого ливневого дождя с градом в ночь на воскресенье в Тбилиси речка Вера вышла из берегов и вызвала разрушительное наводнение. Стихия повредила дороги и инфраструктуру столицы Грузии. Затопило и зоопарк, в результате чего дикие животные оказались на свободе.
К сожалению, не обошлось без жертв, число погибших достигло 17 человек. Все последние дни в чрезвычайном режиме работают спасатели, к которым присоединились обычные жители. Если бы не они, число жертв было бы гораздо больше. От имени редакции «Молодёжь Дагестана» и всех своих родственников выражаю искренние соболезнования жителям Тбилиси. Пусть всех пропавших людей найдут живыми.
Стоит ли говорить, что стук колёс, влетающих в вагон, слух воспринимает как собственное сердцебиение. Тревога – вот истинный смысл чёрного пространства окна, моя материя звенит и распадается в холодном тоннеле. Мне нравится неизвестность, и мой потёртый планшет ровно стучит о металлические поручни подземного мира. Часы-барабаны, бара-ба-ны зо-вуууут!
В дальней части вагона интересная картинка. Вошли два патлатых парня с африканскими тамтамами, присели на колени и стали играть. Ритм барабанов тонул в шуме поезда или они сами были причиной шума. Барабанщики были в футболках, и казалось, что живут они здесь, под землёй, не зная, что на улице промозглая погода. Жаркая Африка нравилась пассажирам и даже снималась на телефоны, но заплатили за концерт немногие. Барабаны просуществовали до следующей станции и потерялись в мраморных джунглях метрополитена. А звучали бы здесь горские барабаны, не пропали бы. Всем нашлась бы награда и место под солнцем.
Где ты, Дагестан? Огромное солнце вырастает из Каспия. С высот Атлы-Боюна морское пространство равно небесному и к тому же светлее. Город внизу, в утренней дрёме, с непогашенными фонарями, а дальше за Анжи-аркой, за береговыми молами, в том самом светлом пространстве синие бусинки кораблей. Далеко-далеко, за серпантином перевала, та самая Махачкала, которая соскучилась по нашей любви.
***
Не могу вспомнить, что это была за выставка в Дагестанском музее изобразительных искусств им. П. С. Гамзатовой. Спускаясь по Горького, меня стукнуло. Накануне искал публикацию в «Горцах» о Кадрие Темирбулатовой. Моя любимая Татьяна Павловна Петенина несколько раз звонила и просила переслать её давний текст. Совсем забыл скинуть файл ей на почту. Возникла нерешительность, и я замедлил шаг. Она наверняка будет на выставке – как неудобно!
Открытие уже произошло, и народ, разбитый на кучки, фланировал по залам. В какой-то момент ко мне подошла заместитель директора музея Айшат Магомедова и обратила внимание на белые листки бумаги, разложенные на столе возле лестницы.
– Марат, каждый пришедший берёт себе листок.
– А что там?
– Вот возьми и узнаешь.
Не задумываясь, взял верхний и перевернул:
Что толку от отары породистых овец,
Когда хозяин их не стережет, как надо?
Что толку от страны, богатой, как ларец,
Коль роскошь и нужда соседствуют в ней рядом?
И что за толк, друзья, от мудрой головы,
Когда она язык не держит за зубами?
И что за толк другим от денежной сумы,
Когда к одной себе она щедра дарами?
Что толку от людей, которые вовек,
О совести забыв, людьми уже не станут?
Что толку от любви, которая, как снег,
От первого дождя весеннего растает?
И что за толк от слов, бесцветных, как вода,
Коль никого они не исцелят от жажды?
И что за толк от клятв, которых никогда
Не сдержит человек трусливый и продажный?
Что толку от земли, когда она пуста
И не звенит весной цветущими садами?
Что толку от небес, коль ни одна звезда
Не озаряет их бессмертными лучами?
И что за толк от гор, когда на их снегах
Не встретишь ни орла, ни серны быстроногой?
Что толку от морей, коль ни одна река
К ним не пробьет в степи широкую дорогу?
И грош цена душе того, кто жил во мгле,
От мира заслонив лицо свое руками.
И жизни грош цена того, кто на земле
Оставил по себе один надгробный камень.
И подпись – Кадрия Темирбулатова. В горле что-то запершило. Я поднял глаза на Айшат и засмеялся. За её спиной стаяла Татьяна Павловна.
Да, точно, эта выставка была посвящена дагестанским писателям. Демонстрировались живописные и графические портреты из собрания музея.
***
Осталось немного, несколько грузинских станций, и мы соберёмся на Пречистенке. Впереди наша встреча с Толстым.
Встреча вторая:
Портрет на фоне На открытие дагестанской выставки в Государственный литературный музей Грузии пришли учёные-лингвисты. Наш помощник журналист Руслан Сунгуров связался с профессором Цирой Барамидзе и пригласил её на выставку.
Батоно Цира пришла не одна. Она пришла со своим супругом и привела всю кафедру. Улыбчивые мужчины её кафедры – специалисты по языкам народов Кавказа, и познакомиться с ними поближе нам удалось в другой день и обстановке.
На открытии уважаемая Цира выступила с приветственным словом, а после пригласила на мероприятие в Тбилисский университет памяти языковеда, профессора Нателлы Самсоновны Кутелия, а на следующий день – на квартиру Арнольда Степановича Чикобава, которая завещана учёным родной кафедры.
***
«Основание сильной научной школы иберийско- кавказского языкознания в Тбилисском государственном университете связано с именем великого языковеда XX века, исследователя грузинского языка и картвельских языков академика Арнольда Чикобава. Он является историком грузинской языковедческой мысли, теоретиком общего языкознания, выдающимся представителем описательного и сравнительного картвельского языкознания. Он является воспитателем, наставником кавказоведов многих стран и большим общественным деятелем. Трудно найти другого такого учёного, который одновременно исследовал бы как язык в общем и его функции, так и конкретно грузинский, картвельские и вообще иберийско- кавказские языки, их фонетически-грамматическую структуру, исторические и генетические взаимоотношения, проблемы общего языкознания, лексикологию и лексикографию, вопросы нормализации и терминологию литературного грузинского языка.
Арнольд Чикобава в 1918 году был зачислен в только что открывшийся Тбилисский университет. В 1922 году, по окончании университета, он по представлению Акакия Шанидзе был оставлен в университете «для подготовки к профессорству». В 1929 году он первый из окончивших университетский курс защитил докторскую диссертацию. В 1933 году Арнольд Чикобава был утверждён в качестве профессора.
<…>
Арнольд Чикобава совместно со своими коллегами и учениками сформировал иберийско-кавказское языкознание, как независимую языковедческую дисциплину. Термином — иберийско-кавказские языки – была обозначена вся совокупность, семья генетически связанных языков; это картвельские, абхазско-адыгские, нахские и дагестанские языки.
<…>
Арнольд Чикобава являлся самоотверженным защитником и пропагандистом этих языков. <…>Арнольду Чикобава присуждено звание заслуженный деятель наук Абхазии, Дагестана, Кабардино- Балкарии, Чечено-Ингушетии; он является лауреатом государственной премии Грузии, премии Ив. Джавахишвили и Ломоносова, почётным доктором Университета Гумбольдта (Берлин), первый почётный член общества британских филологов из Грузии, основатель Национальной академии наук Грузии, один из основателей Института языкознания, создатель этнокультурных и лингвистических основ единства Кавказа, великий сын Кавказа, величайший сын Кавказа, величайший учитель, который и сегодня прокладывает нам трудный путь науки».
Из статьи Циры Барамидзе
«Арнольд Чикобава 110»
К университету мы подъехали двумя такси. Встретились у ограды, Руслан вскинул высоко руку, и мы соединились у ворот в университетский городок. Сосны обступают главный корпус со всех сторон. Главный вход начинался бесконечно широкой лестницей. Заветная для сотен школьников дверь в Alma mater расположена высоко-высоко. На ступеньках – раскованные студенты, в общем-то такие же, как и у нас – улыбчивые и шумные, яркие.
Конференция уже шла, когда мы постарались тихо войти в зал. Он был заполнен преподавательским составом университета. Ничего не понимая по-грузински, мы пытались уловить интонации выступлений. Фарид, сразу оценив обстановку, включил камеру и стал перемещаться с ней, как будто находился где-то в родной Махачкале. Замечательно, что молодому человеку не нужны ЦУ. Он снял и несколько крупных планов с преподавателями университета, которые провёл Руслан Сунгуров. Возможно, они войдут в дневник наших путешествий по Грузии.
Магомед Дибиров попал в объектив фотоаппарата отрешённым. Он выделялся на фоне огромного панно на стене. Магомед весь ушёл в слух и неосознанно поглаживал отросшую бороду. Печально улыбающиеся глаза художника заставили меня навести на него резкость. Ему досталось в эту весну – смерть старшего брата и многое другое. И за выставку он ухватился, чтобы уехать от тяжёлых мыслей. Но от себя не убежишь.
Прогулявшись по городку, мы много чего увидели любопытного. К белому храму вела дорожка, по пути – бюсты деятелей науки, отдыхающие студенты. Мохнатые ветви сосен просились в каждый кадр, хорошо здесь, сердцем отдыхаешь. Подумалось, сколько наших дагестанцев прогуливалось здесь в свои студенческие годы. Нурислам Джидалаев, Иса Абдуллаев, Казбек Микаилов и позже Дибирали Хазамов и многие другие.
Разве мог я подумать, что буду сидеть в той самой квартире, про которую мне часто рассказывал Казбек Шихабутдинович Микаилов.
Крестовый поход Казбека Микаилова
Казбек Микаилов один из немногих в Дагестане, кто владеет древнегрузинским языком. Он блестящий учёный, страшный трудоголик с очень неуживчивым характером. Моя дружба с ним выдержала испытания. Это человек, живущий в другой реальности, чрезмерно прямолинейный, но ужасно интересный собеседник. В наших беседах я больше молчу, но когда он кого-нибудь сокрушает, становится невыносимо.
Что же в этом замученном болезнями человеке меня притягивает? Его способность делать невероятные заключения, и всё на основании своей науки – лингвистики. Думаете, я так сразу и верю?! Попробуйте не поверить, ведь он живёт в мире слов. Последние годы это стало буквальным, поскольку его жизненное пространство — это кабинет-спальня. Здесь под рукой его научная библиотека, начало которой было положено отцом Казбека, известным аварским языковедом Шихабутдином Ильясовичем Микаиловым.
Его египетские и другие дороги меня захватывают. Как-то я вернулся из Москвы и привез список железнодорожных станций по пути следования поезда «Махачкала-Москва». У меня выходили путевые заметки в «Молодёжке», а он сделал серию материалов по топонимике. Как это интересно — знать, откуда у названий городов ноги растут.
– Вот здесь они сидели! – такой фразой часто встречал меня Казбек Шихабутдинович, без всякого приветствия, как будто мы и не прекращали разговор о селении Шовкра или Гунибе.
Его серия «Имя. А что за ним?» была очень популярна у читателей 90-х. В газету приходила масса писем по следам публикаций. Но вот характер… Каждый раз, когда я прошу его оставаться в русле своего языкознания, слышу в ответ упрямые фразы: «именно такие острые статьи ждёт от меня читатель» или «журналистика должна быть с зубами». В своих материалах он открыто называл имена плагиатчиков. Ему звонили, угрожали, а он посылал подальше и бросался в полемику. Не один из известных мне учёных не может сравниться с Казбеком Шихабутдиновичем в стиле письма. Он захватывает читателя с первых слов. Его энциклопедические знания и невероятная работоспособность действуют на меня магически. Его «крестовые походы» и путешествия по реке Ра наполнены духом научного поиска.
Типичная для наших встреч картина. В условленное время поднимаюсь на третий этаж, стучусь в его квартиру. Мне открывает дверь супруга Диляра, иногда дочка Лейла, но чаще внучка Фатима, которая за эти годы из маленькой улыбчивой девочки выросла в красивую барышню. Дальше я стучусь в стеклянную дверь и попадаю в наполненную сигаретным дымом и телевизионным шумом комнату. Склонясь над своим столом-табуреткой, Казбек Шихабутдинович напряжённо пишет. В какой-то момент он замечает меня, выключает «ящик» и просит присесть в кресло: «Подождите! Буквально пара строк осталась». За последние годы его согнуло вдвое, лицо, искореженное болезнью, поднимается откуда-то снизу от земли. Иногда, отрываясь от бумаги и выпуская очередную порцию дыма, его глаза устремляются за балконное окно. Мне интересно наблюдать за его работой и тем, как несколько строк разрастаются в статью, с важными пометками на полях. Лингвистическое письмо кишит знаками и символами, и читателю волей-неволей приходится постигать эту науку, но в награду он получает увлекательное путешествие в прошлое.
Казбека Микаилова "ушли" из Института языка, литературы и искусства ДНЦ РАН, потому что он посмел встать на защиту талантливого учёного. Такой человек был просто неудобен дирекции, он не вписывался в послушное большинство. Но меня потрясает наша тихая интеллигенция, которая всё знает и правильно оценивает. И приходится слышать такое: «У Казбека Микаилова тяжёлый характер».
В конечном итоге, здорово, что он стал целенаправленно писать для газеты. Трудно сегодня представить Казбека Микаилова в профессорском колпаке, а вот шляпа корсара и вице-губернатора острова Ямайки Henry Morgan ему в самую пору. Тысяча чертей, он навёл бы там настоящий порядок!
А ещё спасибо Казбеку Шихабутдиновичу за альбом Ладо Гудиашвили, у которого он бывал в мастерской, и английские каталоги по искусству конца XIX века. Великолепные полотна – высокая печать – царский подарок.
***
Квартира Арнольда Степановича стала составной частью кафедры, здесь проходят занятия со студентами. Кабинет учёного — небольшая комнатка, в которой почти всё сохранено без изменения. Стеллажи с книгами, письменный стол, пресс-папье, чернильница. Патя сразу отыскала несколько книг по дагестанским языкам. Как приятно открыть и почувствовать себя дома.
Обычная многоэтажка советского периода, расположенная в двух шагах от университета. Очень удобно. Муж Циры, историк Сардион Заделашвили, владеющий аварским языком, рассказал множество случаев, когда известные учёные, литераторы, художники передают свои квартиры, дома, библиотеки, коллекции в дар городу или институтам. Таким образом они не только увековечивают своё имя, но и выполняют важную гуманитарную миссию передачи знаний следующим поколениям.
В честь нашего прихода накрыли стол. В ожидании самой Циры, которая появится с минуты на минуту, мужчины разбились на кучки и беседовали. Учёные спрашивали о Дагестане, слишком большая пропасть образовалась между государствами.
Гиорги Мехверриани, сотрудник комитета по вопросам диаспор и Кавказа парламента Грузии, узнав, что я по национальности лакец, задал мне интересный вопрос:
— У многих народов есть стремление воссоединиться на своих исторических землях, но по разным причинам это для них неосуществимая мечта. В вашем случае этнос проживает на территории одной республики и исправить это вполне возможно. Должна быть внутренняя осознанность народа и мудрое политическое решение. Есть ли у лакцев такое стремление к самосохранению?
— Непростой вопрос, и в 90-е годы его часто поднимали и использовали в различных целях. Ничего не добились, кроме недоверия друг к другу. В Дагестане пережили волну национальных движений, которые из культурно-просветительских переросли в политические. Почти все лидеры этих движений были убиты или умерли. Исход лакцев со своих земель, как, впрочем, и других народов, реальность, с которой не знают толком, что делать. Вернуть людей в границы своего старого национального мира невозможно. Да, вернули бы те, дореволюционные административные границы и названия. Как красиво звучал Казикумухский округ. Но кто-то давно придумал формулу успешного правления «разделяй и властвуй!», и поделили по живому.
Но Дагестан уже много лет переживает новую волну потрясений, пред которыми узконациональные вопросы просто меркнут. Не до себя, как говорится. Нам бы уберечь сегодня чистыми своих детей, защитить от надвигающегося безумия войны.
А язык… Пока живы бабушки, дедушки, педагоги, есть надежда, что дагестанские языки не умрут.
Напротив меня на стене чёрно-белый портрет учителя моего дорогого Казбека. Да, Казбек Шихабутдинович, я тоже у него в гостях! Он дал вам имя и посвятил в науку.
С появлением круглолицей Циры, полной энергией женщины, в доме сразу оживились. Как будто она растопила дрейфующий айсберг и мужчины освободились от зимней спячки. Она быстро дополнила стол пышущими хачапури и салатами.
В кувшинах разлито домашнее кахетинское вино, и оно по принципу сообщающихся сосудов перетекало в нас.
Тамада, историк Джонни Квициани, обаятельный человек, уделял внимание каждому. Застолье проходило славно, под торжественные тосты и сопутствующие диалоги. От высоких слов хотелось спрятаться, раствориться, чтобы не краснеть, и я тихонько поглядывал на портрет Арнольда Степановича, пытаясь уловить, как ему такое. А он, улыбаясь, молчал.
«Тостующий пьёт стоя» вспомнилось название книги Георгия Данелия. Спасибо учёным за добрые слова, которых, возможно, мы совершенно и не заслуживали. Всё просто, мы представляли Дагестан, и тосты звучали для долгожданных гостей. За балконным окном соседние высотки, и в их окнах уже зажигались огни, первые сигналы наступающего вечера. А нас ведь ждали на другом краю города, и вырваться из доброго мира было почти невозможно. Глаза Циры сияли. Несмотря на крайнюю занятость, она оставила дела и посвятила этот день дагестанцам. Воспоминания о родном для неё Табасаране, где она когда-то работала.
С позволения тамады часть нашей компании ретировалась, а двое остались и приехали позже в Дом переводов тёпленькие. Козырёк кепки у Руслана торчал где-то сбоку. Он поднялся на второй этаж с огромной сумкой, в которой Цира аккуратно уложила научные журналы. Всё это богатство я передал в Махачкале директору Института языка, литературы и искусства Магомеду Магомедову.
И в Грузии, и в Дагестане наука держится на людях без границ, таких как Арнольд Чикобава, Нателла Кутелия, Цира Барамидзе, Казбек Микаилов, Иса Абдуллаев, Аминат Алиханова, Гулизар Султанова и мой друг археолог Рабадан Магомедов.
(Окончание в следующем номере.)
Марат Гаджиев
