Владимир Саришвили
Грузия отметила 100-летний юбилей со дня кончины великого и любимого своего сына — Луки Разикашвили, известного под псевдонимом Важа Пшавела и ставшего творцом сочинённой им зримой и одухотворённой Вселенной. Впрочем, великим он был признан уже на пороге смерти, неизлечимо больным. А любимым стал, уже будучи гражданином Вечности. Какая схожесть судеб с другим создателем своего особого неувядаемого мира Никола Пиросмани…
«Никакого столетия со дня смерти быть не может, — убеждённо провозгласил один из участников делегации Союза писателей Грузии, когда наш микроавтобус направился в родное селение поэта Чаргали, что в горах Пшавети. — Мы едем чествовать бессмертного Важу Пшавелу, божественного светоча литературы».
В путь-дорогу с нами отправились и гости — прибывшие с Северного Кавказа переводчики поэмы грузинского гения «Гость и хозяин». Этот проект был реализован по идее и при непосредственном участии президента «Клуба писателей Кавказа», народного поэта Кабардино-Балкарии Салиха Гуртуева. Вместе с ним в Грузию приехали переводчик поэмы на калмыцкий язык Эрдни Эльдышев и народный поэт Дагестана Бадрутдин Магомедов.
На подъезде к Чаргали случился эпизод огорчительный и даже возмутительный. Служба безопасности задержала писательский микроавтобус под предлогом того, что заранее не получила сигнала о нашем приезде, и ещё под предлогом ожидания проезда правительственного кортежа.
<…>
К счастью, вопрос с допуском на территорию Чаргали решился быстро и в рамках соблюдения этикета. Но неприятный осадок остался. Как и от вытеснения писателей с террасы домика Важи Пшавелы, дабы «очистить место» для почётных ораторов. И, что самое интересное, пострадали «оттеснённые» законопослушные участники торжеств, а те, кто посмелее, чихать хотели и с места не сдвинулись.
Пишу всё это для того, чтобы в дальнейшем не приходилось сталкиваться с подобной, мягко говоря, неорганизованностью, в которой не имею права никого конкретно обвинять, потому что из какого ведомства виновники этой неразберихи — неизвестно.
<…>
Впрочем, больше ни слова о неприятном.
К стыду своему или к счастью, я впервые оказался в этом краю, будто бы восставшем из волшебной сказки. Поэтический дар Важи Пшавелы — пейзажиста — явление, не превзойдённое на мировом уровне. Мастеров пейзажей статических мы знаем и ценим, восхищаемся их духовной зоркостью. Но пейзаж, исполненный движения и внутренних конфликтов, — явление редчайшее. Вспоминается Пушкин с его шедевром «Зимний вечер». А ещё? Как говорится, дайте время подумать.
Важа Пшавела облекает богатство и певучесть народной речи в чеканность форм безукоризненно чистого и благолепного литературного языка. В своих произведениях поэт непостижимым, только ему ведомым путём объединяет нарисованные точными штрихами этнографические картины с мифологическими явлениями.
Одна из магистральных линий его творчества — экскурсы в историю и размышления об испытаниях, выпавших на долю грузинского народа.
Но всё же главный художественный интерес Важи Пшавелы представляли собой, особенно в его эпических произведениях, дилеммы: человек и общество, человек и природа, любовь и долг, а в его шедеврах «Алуда Кетелаури» и «Гость и хозяин», «Змееед» на первый план выходит конфликт между личностью и общиной, исповедующей законы предков…
Обо всё этом думалось во время прогулки по залам музея Важи Пшавелы в центре Чаргали, где установлена внушительного размера статуя поэта в виде головы на пьедестале, а за ней, на прилавках, — множество миниатюрных её слепков, охотно разбираемых туристами.
В уютных и со вкусом оформленных залах музея — разложенные под стёклами стендов зарубежные издания Важи Пшавелы на восточно-славянских и западно-европейских языках, отдельный стенд посвящён фотографиям переводчиков его поэзии на русский язык. Это Н. Тихонов, М. Цветаева, В. Урушадзе, Б. Пастернак, Н. Заболоцкий, А. Тарковский…
На других вертикальных стендах — тематические собрания живописи и графики — иллюстрации к поэмам и прозе Важи Пшавелы, сцены из спектаклей и декорации к постановкам пьес по его произведениям; афиши, в том числе кинофестивалей, где демонстрировались фильмы о жизни и творчестве великого Важи; вдоль стен и по углам — барельефы и скульптурные изображения поэта… Отдельная часть экспозиции — картины маслом. И здесь богатый выбор, но вот портрета Важи Пшавелы из сухих стеблей пшеницы, приобретённого мной у самобытной художницы Наны Бердиашвили, в музее нет. А мою домашнюю «экспозицию» портрет этот по возвращении украсил.
Впрочем, рано ещё о возвращении. Продолжим осмотр. Ближний круг, родня и генеалогическое древо Луки Разикашвили. Особое внимание привлекают рукописи шедевров, переписанные каллиграфической вязью.
На выступлениях музыкантов и ораторов с террасы дома Важи Пшавелы наибольший интерес вызвало выступление руководительницы чечено-ингушского сектора тбилисского Кавказского дома Меки Хангошвили. Она поведала, что в Назрани именем Пшавелы назван один из проспектов: «В 2002 году, в тяжелейшие для Чечни дни, в Грозном вышла в свет биография поэта».
— Даже в те времена, когда национальные праздники в честь наших великих мастеров словесности находились под угрозой отмены под влиянием глобализаторов, нам удалось сохранить «Руствелоба» и «Важаоба», — сказал с присущей ему эмоциональностью председатель Союза писателей Грузии Резо Мишвеладзе. — И теперь есть надежда, что литературные праздники станут всё более масштабными и многообразными, что их организация из года в год будет всё лучше, а программа — насыщенней.
На концерте с успехом выступили как детские вокально-хореографические, так и взрослые вокальные ансамбли. Из других выступлений запомнилось слово Салиха Гуртуева:
— Несмотря на все исторические испытания, обрушившиеся на Грузию, вы высоко держите планку литературного творчества, честь и хвала за это грузинским писателям, — сказал наш друг, живущий за хребтом Кавкасиони.
— Мы, словесники Кавказа, — наследники могучего духа поэзии Важи Пшавелы, сурового и правдивого, как эти величественные горы, — отметил в своём приветствии Эрдни Эльдышев.
— Все границы проходят только через наши сердца, а в них нет ни виз, ни таможен, и мы будем оставаться друзьями и братьями, несмотря на бури выпавшей на нашу долю эпохи, — такой щедрой метафорой запомнился выступивший на празднестве Бадрутдин Магомедов.
А в заключение мероприятия сопредседатель Союза писателей Грузии Маквала Гонашвили вручила почётным гостям — Салиху Гуртуеву, Бадрутдину Магомедову и Эрдни Эльдышеву почётные дипломы от имени главной писательской организации Грузии.
Внезапно послышался перестук-перетоп и азартные голоса — победитель мальчишеских скачек падает в объятья болельщиков и, по-видимому, родственников; «огненнодышащий» жеребец разделяет приятную участь лихого всадника.
Параллельно возникают «скачки» журналистов-телевизионщиков, устремляющихся с камерами и микрофонами к подъехавшему кортежу премьер-министра Ираклия Гарибашвили.
Глава правительства оказывается рядом с моим «подопечным», господином Бадрутдином, обменивается с ним рукопожатием и несколькими любезными фразами. На этот раз мой перевод не понадобится, да и не пустят, куда там…
(Подробнее о встрече Бадрутдина с премьером Грузии чуть ниже – М. Г.).
И тут-то мы узнаём новости весьма содержательные: премьер-министр сообщает, что в Грузии учреждена премия имени Важи Пшавелы в области литературы. И её денежный эквивалент не символичен, как для лауреатов других премий имени грузинских классиков, кроме Шота Руставели и Ильи Чавчавадзе. Обладатель премии Важи Пшавелы, которая будет выдаваться раз в два года, получит золотую медаль и денежный приз в размере 10 000 лари. Чувствуете разницу? Особенно чувствуют её лауреаты премий имени Галактиона Табидзе, Иванэ Мачабели и других наших мастеров словесности. Таким образом, идея об учреждении достойной премии имени Важи Пшавелы, высказанная Бидзиной Иванишвили, нашла своё воплощение.
А затем Ираклий Гарибашвили присутствовал на другом действительно важном, особенно для местных жителей, событии: открытии моста, соединяющего село Чаргали с церковью.
Мы же, писатели и гости праздника, разбрелись кто куда: одни на традиционный концерт, другие на импровизированную выставку народных ремёсел и прикладного искусства прямо под открытым небом, третьих потянуло на спортивные состязания. Я же устремился к домику из грубо тёсаного камня, с покатой, характерной для бытовой архитектуры этих мест, черепичной крышей и двумя трубами. Внутри — кувшины, утварь, очаг с догоревшей золой… Всё, как было более ста лет назад.
Здесь провёл великий Важа 27 последних лет своей жизни. Здесь, вынужденный оставить учёбу в Петербургском университете из-за нехватки денег, поэт пас овец, ходил на охоту, рубил лес, землеробствовал и тем содержал семью — литературными заработками решить эту задачу было невозможно. По этой вот дороге, забросив за плечи хурджин с провиантом, пешком или на перекладных спускался он в Тбилиси, где пристраивал в печать свои шедевры (в полной мере общепризнанные таковыми лишь много позднее). У этого очага, возможно, были написаны строки об орле-одиночке, вступившем в поединок с вороньей стаей…
Рассказывают, что, умирая в тифлисской больнице, Важа Пшавела изъявил последнее желание: попросил положить его на пол, покрытый свежей соломой, чтобы уйти в мир иной, вдыхая родной ему аромат травы. И, оказавшись на этом смертном, но блаженном ложе, испустил дух тихо и без мучительной агонии.
Марат Гаджиев
