На нашей улице Пушкина зацвел миндаль. Скоро майские праздники! А это значит, что нам, учащимся средней школы №8 имени Лермонтова, дадут задание привести в порядок сквер: убрать сор, побелить деревья, бордюры. В сквере ищу взглядом моё любимое дерево. В народе его называют Иудиным. Обдумывая, откуда такое название, прихожу к выводу: именно на таком красивом сиренево-розовом дереве и закончил свой путь Иуда.
А вот катальпа! Скоро её листья-лопухи будут давать столько тени. Скоро расцветёт дерево белыми соцветиями, а потом появятся плоды — длинные, тонкие зелёные стручки, похожие на клювы диковинных птиц. И вот назначен день, когда мы всем классом поднимаемся на гору, чтобы убрать сорняки, побелить деревья, подмести, сделать здесь то, чего не могут сделать родные, так как все, кто нашёл здесь свой последний приют, — безымянные солдаты Великой Отечественной.
Нам эта тема близка, бабуля наша, Евдокия Елифоровна Боровикова (Серебрянская) в первый год войны организовала работу Дома инвалидов. Помещение было выделено по улице Буйнакского, дом 5. Здесь всё надо было вычистить, побелить, покрасить окна, двери, полы. Нужна мебель, посуда, постельные принадлежности. Если чего-то не хватало, бабуля, нанимая погонщика с осликом, обходила дома, и дербентцы жертвовали кто что мог. Души горожан принимали чужую боль, люди делились последним…
Интернат стал домом тем, кто ушёл на фронт в 18, а то и в 16 лет, как Николай Иванович Дмитриев. Он, бывший военный разведчик, из-за ранения в позвоночник ходить не мог. К щуплому голубоглазому дяде Коле мы приставали с расспросами, как он ходил в разведку, не боялся ли, и какие они были, фашисты? Дети, куда нам было понять, что, наверное, дядя Коля хотел бы забыть всё это как страшный сон. Дядя Ваня (Иван Матвеевич Сапунов), тоже с ранениями в позвоночник, а значит, обезноженный, крупный блондин с кудрявыми волосами, встречал нас громкими приветствиями. Он был родом из Белоруссии. Активный, бодрый, писал стихи, их публиковали в нашей Дербентской газете «Знамя коммунизма».
Бабуля к каждому визиту готовила холодец или голубцы, плов. Делала пироги: с вишней, абрикосами, творогом. Варила компот. Накупала фруктов. А мы, дети, читали им стихи, пели, представляли какие-то потешные номера. Иногда просили разрешения покататься на их колясках с ручным управлением. Они грустно улыбались детским восторгам: «Везёт же вам! У нас таких нет…»
Два жителя этого дома приходили к нам по воскресеньям. Дядя Саша Зверев, всегда серьёзный, неразговорчивый, и дядя Володя Крышин. Он отказывался садиться вместе с нами, стеснялся того, что у него тряслись руки, подрагивало лицо, и мама накрывала ему отдельно. Однажды папа подарил ему одну из своих шелковых рубашек. Надо было видеть дядю Володю. Оказалось, ему никто никогда ничего не дарил! Как-то незаметно ушли эти люди… И жизнь обеднела.
По воскресеньям мы завтракали и обедали не в кухне, а в большой комнате, за круглым столом. Готовили парадные блюда, обязательно пекли что-то вкусное. Частенько присаживались за стол пришедшие по какому-либо делу соседи: тётя Лида Цымбал и тётя Тоня Старченко. Иногда друзья, идущие с базара и решившие сделать у нас передышку: тётя Рива Бройтман или тётя Ида, её мама. А после завтрака – гулять! Маршрут традиционный: парк Дружбы, где карусели, парк Кирова. Здесь мы спешили к ротонде, воображая, что это наш сказочный дворец, увитый багряными листьями дикого винограда.
Раз, пока мы занимались каждый своим делом: папа с кем-то играл в шахматы, а я творила из цветов куколок, братец мой решил влезть на крепостную стену. До середины стены он добрался, но взглянул вниз и заверещал от страха. Папа вмиг оказался рядом с сынком. Что папа говорил ему — тайна. Но спустились оба живы-невредимы. Вечера воскресные заканчивались тихо: за чтением или рассказами папы о детстве. Как тонул в Волге и сестрёнка спасла, как сломал себе руку, как на него рухнула створка ворот и опять Оленька вытащила брата из-под этой махины.
Заготовки на зиму были ритуалом. Идём на базар, приготовив неохватных размеров сумки. Бабуля отбирает 4 — 5 крупных, белых кочанов, морковку, всё это загружается в сумки и авоськи, и вот мы, опережая бабулю, вприпрыжку несёмся домой. А дома бабуля острейшим ножом шинкует, вспоминая при этом, как запасала на зиму соленья-варенья её матушка, наша прабабушка Федосья Тарасовна… Кадками, вёдрами, коробами, макитрами.
Так узнали мы о великом исходе наших предков из некогда хлебной, богатой Саратовской губернии в Сибирь, о том, как пала от безводия их лошадка, потом почил бабулин папаня Елифор Николаевич, потом Вася, старший брат. И осталась Дока (так звали её домашние) за старшую. У мамы её — малолетняя Оленька, Надя, Андрюша и Ванька.
Когда все домашние дела переделаны, мы могли, наконец, пойти погулять. Скорее! В соседний двор, на Пушкина, 62. Там истомились в ожидании друзья: Неля, Миша, маленькая их сестрёнка Соня. Бабуля всегда брала их в сквер — и сегодня мы идём туда с ними со всеми. Сегодня мы задумали делать «косы». Для этого нужны листья тополя (их нападало столько, что весь Дербент можно снабдить нашими поделками) и спички. Лист к листку — скрепляем спичечками — и вот уже венок вокруг головы готов! А косы, причём любой длины, — вниз! И вот ты Принцесса, а хочешь – Королева! Недавно прочитали нам сказку «Крупеничка» — будем играть в Крупеничку.
Всё благополучно: идём куда-то вниз, по Пушкина, затем переходим на Буйнакского, далее — вниз, к привокзальной площади. Все встречные в восторге: что за чудо-девочка, что за пальтишко! Для Дербента того времени нечто неземное. Вот мы уже у привокзального сквера. Вокруг него белый невысокий каменный забор, украшенный равномерно расположенными каменными же столбиками. Венчают эту конструкцию шары, покрашенные какой-то бурой, зелёной и оранжевой краской (или, может, подцвеченной известью). Шары эти произвели на меня необычайное впечатление.
Тут бабуля встречает одну из многочисленных своих знакомых и завязывается разговор. Надо знать дербентские встречи! Обязательно переберут всех общих знакомых, вспомнят, что было лет эдак двадцать-тридцать назад, почём тогда была икра и осетрина. А что в это время делать ребёнку? Сначала стоишь, потом делаешь шаг в сторону. Другой. И тут взгляд падает на шары, украшающие забор. Животом на шар — хорошо! Поелозила по одному — к следующему. И так несколько раз. И вот я опять рядом с бабушкой. Тут бабулин взгляд скользит по мне — и ужас на её лице. Я опускаю глаза — смерть моя пришла: весь «фасад» новенького пальто серо-буро- малиновый! Все шары на заборе обтёрла, объелозила.
Особая тема нашего детства – субботний поход в баню. Она располагалась кварталом ниже нашего дома, в почтовом переулке, и еще хранила следы былого величия. Местами на полу виднелась очень красивая плитка, сохранились каменные ложа, на которых должен был проходить главный банный ритуал: банщица специальной грубой рукавицей так натирала тебя, что ты чувствовал лёгкость во всём теле. Но очередь нужно было занять часов в пять утра! И бабуля совершала этот подвиг. Иногда на выручку приходил наш сосед, мальчик Нисан. Он занимал очередь и себе, и бабуле. И в течение дня они сменяли друг друга.
Счастье, если к моменту возвращения из школы и очередь на помывку подходила. Но чаще нам, наскоро отобедавшим, приходилось сменять бабулю или Нисана и тупо сидеть в тёмном холле бани в ожидании. Очередь двигалась медленно, и каким счастьем было разрешение пойти в сквер с другими томящимися детьми. Несёшься, а в кармане позвякивают пятаки. Их сейчас отдашь в лавочку Саидаги, что напротив бани. Дядя Саидага прекрасно знает и нашу бабушку, и нас, и наши вкусы. Протягивает нам желанные «дрова» — конфеты местного горпромкомбината, огромные, толщиной пальца в два, бело-розовые. А потом метнёшься ещё к одной радости: тётенька с тележкой продаёт семечки. Нам запрещалось их покупать (грызть семечки на улице – вульгарно!), и мы неслись за компанию.
Если в баню мы не попадали дотемна, то видели, как эта тётенька собирала свою тележку. И тогда бросались помочь. Ведь она была необычайно низкого роста и сильно хромала. Иногда она разрешала докатить повозку до улицы Буйнакского.
А дальше через дорогу — нельзя! Она как взрослый человек понимала: нельзя без разрешения! И мы понимали. Здесь и прощались, до следующей субботы.
Рубрику ведет Светлана Анохина
