Дагестанскую молодежь с 90-х годов подловили на джихаде – как вершине духовного роста. Однако под джихадом было предложено принять и понять военно-политический и террористический путь строительства шариатского государства.
Однако в исламе для определения войны и набегов есть другой термин – газават. Понятие, которое ассоциируется нами с Кавказской войной. На этом фоне джихад – это путь рвения, усилия на пути Бога. Путь Бога – путь добра, ненасилия, всеобщей справедливости. Тезисы, которые никого не оскорбляют, являются по своей сути толерантными и мультикультурными, приемлемыми как для либеральной Европы, так и для России со своим особым путем развития и суверенной демократией.
Рвение – исключительно мирное, не кровопролитное, смиренное, рвение без насилия и принуждения, что подтверждается в Коране аятами: «В религии нет принуждения» (сура «аль-Бакара», аят 256);«Вам ваша вера, нам – наша вера» (109:6). Эти аяты расчерчивают некую демаркационную линию между миром разных идеологий, конфессий, направлений.
Везде, где интерпретаторы предлагают нам усвоить джихад как сражение, в его исключительно военно-политическом, диверсионном и террористическом аспекте, унижают Коран и оскорбляют веру. В которой нет и не может быть насилия и принуждения. Это квинтэссенция любого вероучения, искаженная поздними поколениями ангажированного жречества, политиков, использующих религию в своих экспансионистских и империалистских целях.
Для определения войны и сражения в арабском языке есть слово къатль – убийство, резня; есть также понятие харб – войны, сражения; а джихад – это усилие, работа над своим сознанием, интеллектуальное самосовершенствование и затем уже и просветительство.
Таким образом, аяты, в которых интерпретаторы и большинство мусульман увидели насилие, убийство, пленение, отрубание голов и прочее, скорее всего относятся к периоду ниспослания Корана и являются тактическими аятами для мусульман периода становления ислама; неким планом действий тех, кто возжелал путь Бога как путь добра, истины, бесстрастности, чистоты, просвещения. В подтверждение следующий аят Корана: «А когда вы встретите тех, которые не уверовали, то бейте их мечом по шее; а когда произведете великое избиение их, то захватывайте в плен. Потом либо милость, либо выкуп, пока война не сложит своих нош» (47:4).
Известно из истории ислама, что насилие применялось в мединский период пророчества Мухаммада, а спусковым крючком для него явилось то, что мекканцы объявили блокаду, эмбарго первым мусульманам, захватывали их имущество. В следующем аяте Корана раскрывается следующий аспект войны: «И сражайтесь все с многобожниками, как они все сражаются с вами. И знайте, что Аллах – с богобоязненными!» (9:36). То есть сражаться (совершать джихад, воевать в данном случае) нужно так, как они воюют (сражаются, усердствуют). Вернее будет сказать: после того как они начали сражаться, и вы сражайтесь. В этом случае сражение является обороной, защитой своих морально-нравственных ценностей, имущества, семей, Родины.
Как видим, главным здесь является оборонительный характер войны, как защиты, собственно, самого джихада – усилия и рвения, как пути достижения полной гармонии души и тела, интеллекта и интуиции; для наступления состояния мира во всем мире, братства, равенства, социальной ответственности, всеобщего комфорта. То есть война ради защиты джихада – усилия при случае возникновения препятствий на пути распространения истины. На современном этапе, учитывая, что понятие войны трансформировалось, имеется в виду война информационная, экономическая, культурная.
В подтверждение тому, что джихад – это не исключительно война, а усердие, действие, есть аят из Корана (сура 9:41):
Здесь говорится о «джихаде своим имуществом и своими душами» (ва джахиду би-амваликум ва анфасикум), то есть если война – имеет вполне ясное значение в форме определенного вооруженного противостояния (харб – араб. «война»), то о джихаде нельзя сказать, как об исключительно военном явлении, здесь нет прямого и исключительно военного контекста.
Для рассмотрения темы исламского экстремизма важно понять концепцию джихада и то, как ассоциируется джихад в общественном сознании дагестанцев на современном этапе. Нами проведен соответствующий социологический опрос, который выявил следующие данные.
Подавляющее большинство дагестанских респондентов (77,4%) считает, что джихад – это борьба за веру. Этот вариант ответа не имеет четко выраженного милитаристского оттенка, является в этом смысле нейтральным определением. Поскольку борьбу можно вести не обязательно силовыми, милитаристскими методами. Борьба может выражаться в деятельности по распространению истины, нравственно-этических норм, декламации, пропаганде, работе в социальных сетях, в стойкой идейной позиции.
Лишь 4,4% опрошенных считает, что «джихад – это война за установление шариата». 3,0% считает джихад «распространением ислама военным путем». 4,6% опрошенных полагает, что «джихад – это война с неверными», а 3,9% выбирает ответ, что это «борьба за нравственное обновление общества». 4,2% имеет свое, отличное от предложенных вариантов мнение, а 1,6% респондентов затруднилось ответить. 2,8% из общего числа ответивших джихад воспринимает как экстремизм и терроризм. Это лица от 50 лет и выше, то есть зрелое, старшее поколение, которое, возможно, так или иначе коснулась деятельность НВФ, представляющих себя в качестве муджахидов – организаторов и проводников джихада.
Суммируя удельный вес увидевших в джихаде так или иначе силовое, милитаристское составляющее, можно сказать, что таковых около 12% опрошенных. Здесь необходимо оговориться и отметить, что в этих 12% респондентов сложно вычленить тех, кто отвечал, будучи убежденным в том, что джихад – это силовая акция, либо выражал оценочное суждение, при этом не поддерживая джихад как политическую или военно-политическую (силовую) акцию, явление. Точно так же в 77,4% опрошенных также могут быть те, кто, выбирая вариант ответа «джихад – это борьба за веру», исходил не из убеждений в то, что джихад можно и нужно когда-либо применять в светском обществе, а отвечал подобным образом, сообразуясь со своими познаниями, востоковедческими знаниями этого арабо-мусульманского термина.
Если сделать обзор полученных данных (2014) по возрастным категориям, то в этом смысле популярный ответ «джихад – это борьба за веру» выбирают лица от 30 до 40 лет (89,0%). Этот вариант ответа, популярного по всем возрастным категориям, выбирают (79,0%) также лица от 40 до 50 лет. Что касается категории лиц от 50 и выше, то здесь на наш взгляд, наблюдается разброс мнений, разночтения, которые отражаются в определенных числовых значениях ответов (5,3% — война за установление шариата; 10,5% — распространение ислама военным путем; 15,8% — терроризм и экстремизм; 10,5% — война с неверными; 21,1% — борьба за нравственное обновление; 15,8% — другое). Однако возраст и наступающая с годами мудрость, степенность позволила респондентам этой категории выбрать ответ, где популярными были варианты: «джихад – борьба за веру» и «джихад – борьба за нравственное обновление». Отсюда следует, что джихад отражается в определенной устойчивой части дагестанского общества не как военно-силовая, диверсионно-террористическая акция. Можно предположить, что социологический анализ этих данных говорит о следствии определенного социального раскола, когда люди одного поколения (в данном случае лица от 50 и выше лет) одно и то же явление, термин, факт, событие, понятие определяют совершенно взаимоисключающими вариантами ответов. То есть «джихад – экстремизм и терроризм» – в одном случае, и «джихад – борьба за нравственное обновление общества» — в другом. Но этот раскол неглубокий, и он, безусловно, сбалансирован ответами в других возрастных категориях, которые являются ответами срединными, нейтральными, общеупотребительными в публицистической и научной литературе. То есть «джихад как борьба за веру».
В любом случае, исходя из полученных данных, можно более или менее убедительно отметить то, что дагестанское общество так или иначе умеренно и в нем ультраэкстремистские идеи и положения не могут превалировать или получить широкое распространение.
Ханжан Курбанов