Журналисты вспоминают убитых коллег
21 марта 2008 года были убиты двое наших коллег: журналист Первого канала Ильяс Шурпаев и руководитель ВГТРК «Дагестан», бывший главный редактор «МД» Гаджи Абашилов. Ильяса задушили в ночь с четверга на пятницу в съемной квартире в Москве. Гаджи Ахмедовича расстреляли в центре Махачкалы.
Уже много лет мы ждем, когда реальные виновные — исполнители и заказчики преступлений — понесут наказание. А сегодня, спустя 9 лет без них, мы, коллеги и друзья Ильяса и Гаджи Ахмедовича, просто хотим поделиться своими воспоминаниями о дорогих нам людях.
Заур Зугумов:
— Помню, однажды мы с Гаджи и еще несколькими его друзьями отдыхали в ресторане. Все были уже подшофе, как вдруг Гаджи встал, подошел к окну и стал пристально смотреть в сторону моря. Через какое-то время он подозвал официантку, о чем-то с ней переговорил несколько минут, потом достал из кармана деньги и отдал их ей.
Я видел в окно, как официантка вышла, подошла к какой-то девочке лет 12 и отдала ей деньги. Малышка, увидев в руке такую удачу, бросила пакет, в котором, как потом выяснилось, были собранные пустые бутылки, и бросилась прочь.
После этого случая прошло несколько дней, прежде чем мне представился случай спросить у Гаджи об инциденте. Оказалось, что эта девчушка была внучкой бывшей работницы издательства, которая занималась уборкой, а затем по состоянию здоровья рассчиталась. «Ну, можно же было как-то иначе всё сделать», — сказал я Гаджи. Он ответил, что если бы она узнала, кто ей дал денег, огорчилась бы. «А знаешь, — спросил он меня, — как в старину османы садака раздавали?» Я покачал головой: «Нет». И он продолжил: «У каждого торгаша была книга, куда он записывал долги покупателей. Во время месяца Рамадан состоятельные люди заходили наугад в любую лавку, открывали книгу, также наугад, и платили за кого-то, кого и в глаза никогда не видели».
Руслан Салахбеков:
— Вспоминаю Ильяса и ловлю себя на том, что он меня всё время чем-то удивлял.
Сначала бросилось в глаза, как он стильно одевался. Модно. Не по-дагестански как-то.
А потом полный сюр: вот такой гламурный Ильяс как рыба в воде чувствовал себя на всяких спецоперациях, которые мы вынуждены освещать.
Помню Хасавюрт, очередная бойня, мы всю ночь дежурили. Я наблюдал, как он с оператором ходил куда-то за оцепление в поисках материала. Как-то странно это смотрелось — Ильяс выглядел инопланетянином среди этой стрельбы и разрухи. Но работал очень уверенно.
По таким поводам мы пересекались много раз. И каждый раз я ловил себя на том, что он как будто цветной на черно-белом фоне. Вот всё вокруг черно-белое, а он — в цвете.
Мне всегда казалось, что он должен делать, наверное, культурные репортажи, а не криминальные.
А однажды он удивил меня, когда мы встретились в махачкалинской мечети, где обещали дать отлуп датским карикатурам на Мухаммеда. Тогда все об этих карикатурах писали, все это показывали и выдавали на ленты, ну и мы туда же. Я стою, наблюдаю, как люди начинают совершать пятничную молитву, и вдруг Ильяс откладывает всё в сторону и тоже бросается молиться. Я в шоке! Ильяс, оказывается — мусульманин, да еще и молится, в отличие от множества других местных вроде бы мусульман. Гламурный Ильяс — мусульманин!
«Ну да, Ильяс же наш — мусульманин, я давно об этом слышал», — еще больше удивил меня мой близкий друг, глубоко верующий человек, живущий в Москве, с которым я поделился своим «открытием». И я понял, что ничего я в этом мире еще не понял и ничего не знаю.
Я шаг за шагом открывал для себя Ильяса, а он как-то не открывался весь сразу. Слишком многогранной личностью был.
Кира Машрикова:
— Это был последний час последнего дня сдачи документов на поступление. Только что выяснилось, что недостаточно иметь публикации — надо, чтобы на них была печать редакции и подпись главреда, от него же характеристика о том, какой ты классный. Добрая тетя в приемной комиссии обещала нас подождать еще полчаса сверху, но «бегите».
Во дворе у издательства стоял мужчина средних лет.
— Салам алейкум, — обратился к нему брат. – Не подскажете, на каком этаже — «Молодежь Дагестана»?
— Ваалейкум ассалам. Подскажу, на 4-м, — улыбнулся мужчина. – Только там уже никого нет.
Я замерла и выдала:
— Я пропала…
— Что случилось? – спокойно спросил мужчина.
Выслушав, он дождался, пока подъедет машина, которую он здесь, как выяснилось, ждал, и крикнул парню за рулем:
— Ахмед, я поднимусь на 15 минут!
Ахмед что-то ответил про миннац, совещание и «опаздываем же». Но замминистра, он же — главред нужной мне редакции и один из самых известных журналистов республики, уже поднимался обратно по лестнице на четвертый этаж, в закрытую редакцию, чтобы решить проблему незнакомой ему шестнадцатилетней сельской девочки, читать ее бестолковые письмена и писать ей характеристику.
А спустя два года эта же девочка в этой же редакции стояла в коридоре, раскачиваясь с дверью одного из кабинетов редакции и ждала, когда сверстают последнюю полосу газеты.
Гаджи Ахмедович вышел из приемной и сказал: «Поехали, Кира, подбросим». «Спасибо, шеф, в другой раз, мою верстаем». Он уже около года работал на ГТРК и пришел к нам спецом в день сдачи газеты, в четверг, с ужином и словами: «По четвергам моя редакция бывает голодна». И вот уходил.
Я равнодушно смотрела вслед и еще не знала, что вижу его в последний раз…
Аида Мирмаксумова:
— Баку для меня – это Ильяс. Никто лучше него не писал про этот город. Читая его репортажи из азербайджанской столицы, хотелось тут же собрать дорожную сумку и выехать туда на ближайшей маршрутке.
В 2006 году я впервые поехала в Баку после развала Союза. Примерно за месяц до этого Ильяс опубликовал свои очередные путевые заметки оттуда. В них Ильяс описывал Торговую улицу – одну из центральных туристических улиц города.
В первый же день прогуливалась по Торговой. Смотрю по сторонам, а сама думаю: «Вот бы с Ильясом прогуляться».
Подумать не успела, и тут – мистика! – навстречу идет Ильяс. Как всегда, красивый.
Мы так обрадовались друг другу. Я только приехала, а он уезжал через день. Договорились, что завтра встретимся и погуляем вместе. Я должна была ему позвонить. Но планы изменились, я не позвонила, он уехал.
Это не была наша последняя встреча, но в Баку мы с ним уже никогда не встречались.
Магомед Сайпулаев:
— Впервые я увидел Гаджи Абашилова по дагестанскому телевидению. Его показали в новостях с одним американским профессором, создавшим семейный фонд и планирующим принять двух-трех молодых людей на обучение в США. Я уже учился в Махачкале, но было лето, и сюжет этот я смотрел дома в горах. Шансов у меня было немного, но кто не мечтает?
Я постучался в кабинет к главному редактору «Комсомольца Дагестана», как тогда называлась «Молодежка», представился и рассказал о желании полететь в Америку. Казалось, Гаджи понравилась моя смелая наглость. Он выслушал меня и при мне же позвонил тому профессору в США. И вроде бы всё разрешилось, но… следующие 7 месяцев я провел в Москве с 4 отказами в американском посольстве. Всё это время я звонил Гаджи, но он ни разу не возмутился и не попросил его не тревожить. Напротив, всё время старался помочь. И, в конце концов, моя мечта осуществилась.
После США у нас с ним сложились теплые дружеские отношения. Я столько раз обращался к нему за помощью, советом и поддержкой! Бывало, что и среди ночи стучался в его двери со словами: «Гаджи, помоги».
Последняя наша встреча была у него в кабинете на ГТРК. Мы сидели и общались, и в это время один известный дагестанский бизнесмен отправил к нему своего человека с приглашением полететь с ним (бизнесменом) на частном самолете отдохнуть в Европе. Гаджи поблагодарил и отказался. А когда тот ушел, заговорил со мной: «Магомед… Я многим в жизни оказывал помощь. Но взамен никогда ничего не просил и не брал. Мой сын снимает квартиру, ты это знаешь… Вот так… А мог бы… Но ты проси, советуйся, пока я могу. Может, потом меня не будет…»
Через 4 дня его не стало.
Через 4 дня в моей жизни не стало друга, к которому можно было прийти в ночи, разбудить и сказать: «Помоги».
Мурад Латипов:
— Приезжая из Москвы в Махачкалу, я всегда звонил Ильясу, чтобы увидеться, и нередко слышал: «О! Давай! Я сейчас планирую прогуляться с дочерью, а потом встретимся». И я терпеливо ждал, пока заботливый папа погуляет с ребенком. Для тех, кто знал Ильяса и о том, как он относился к семье, в этом не было ничего удивительного. Он обожал проводить время с дочерью. Они всё время гуляли: то во дворе где-то, то на площади.
Когда Ильяс приезжал в Москву, он останавливался у меня. Вечером собирались наши общие друзья, и бывало очень весело и душевно.
Как-то утром он проснулся и говорит: «У тебя нет ничего покушать?» «Нет, — говорю. – Откуда? Женщины-то дома нет».
«Это не дело, — сообщил Ильяс, – надо нормально питаться».
Мы разошлись по делам, я сильно задержался на работе, а когда вернулся, дома меня ждал чечевичный суп. Он был великолепен. Потом стал легендой в кругу наших друзей и приятелей, и куда бы Ильяс ни пришел, все просили его этот суп приготовить.
Я старше Ильяса на год, но меня не покидало ощущение, что он мне как старший брат — позвонит, спросит, посоветует, накормит.
