Накануне Дня космонавтики на вопросы «МД» ответил первый дагестанец, побывавший в Космосе.
— Муса Хираманович, в первую очередь хочется поздравить вас с наступающим праздником. Скажите, пожалуйста, полет в Космос был вашей мечтой?
— Спасибо. Конечно, в наше время дети мечтали о полетах, в том числе и я. Однако, хоть и мечтал, как-то не представлял, что полечу в Космос. «Я должен полететь, я собираюсь полететь» — такого, конечно, не было. Но мне выпал шанс.
— Как долго шли к своему первому полету? Расскажите про тот момент, когда узнали, что полетите в Космос. Что почувствовали?
— У меня был довольно тяжелый путь. Об этом я узнал после того, как прошел все подготовительные моменты. Были разные комиссии, которые смотрели, что мы за люди. Ведь просто так, не зная человека, в Космос не отправят. Согласитесь? Это человек, который представляет великую державу.
После тщательного медобследования мы сдавали экзамен, по результатам которого отбирали кандидатов. Только после этого я попал в отряд. А там уже, сами знаете, не всё так просто. Через определенное время узнаю, что меня по каким-то политическим причинам с экипажа сняли. Я воспринял это спокойно, продолжал работать. Как говорится, не падал духом. После стал сменным руководителем полетов на станции «Мир». Уже будучи им, узнал, что меня включили в состав экипажа. Причем на рекордный полет — на целый год.
— А как шла подготовка космонавта Манарова? Бывали какие-то интересные случаи в тот период?
— В ходе подготовки постоянно находились в ожидании полета. После сдачи экзаменов регулярно проходили медицину, изучали всю систему и т. д. А когда готовились в составе экипажа, нас прикомандировали в звездный городок, в центр подготовки космонавтов. Там нас готовили по специальным программам космонавтов. Мы изучали корабль, станцию.
Первые пять лет я находился в отряде программы «Буран» и только после этого попал на программно-орбитальную станцию. Вылетал самостоятельно на реактивном самолете. А ведь первые полеты совершали вдвоем — летчик-испытатель и бортинженер. Я, как бортинженер, должен был понимать летчика с полуслова, и для этого тоже мы решили, что должны хоть немного, но уметь летать на самолете. На «Ил-29» совершил несколько самостоятельных полетов, и, скажу вам, там очень сложная техника, приходится довольно многое изучать. Причем регулярно сдаешь экзамены.
— О чем подумали, когда уже «прилетели» в Космос?
— Раньше мы летали по двое суток в целях экономии топлива, а сейчас более легкий вариант, который длится 6 часов. За эти двое суток, пока долетим, уже привыкали ко всему. Конечно, первое ощущение – невесомость, и это всегда необычно. В первое время особенно впечатляло огромное пространство, заполненное звездами, обычно такое количество звезд ярко видно в горах Дагестана. Это просто не передать словами, а настроение — лирическое. И уже тогда я легко вздохнул. Позади остались долгие годы подготовки, ожидания, удачи, неудачи, экзамены. И, наконец, чувствуешь себя освободившимся от тяжелого груза. Наступает эйфория.
— Сколько длилось ваше первое пребывание в Космосе?
— Год. Это получается, с 21 декабря 1987 по 21 декабря 1988 года — я совершил космический полёт в качестве бортинженера на космическом корабле «Союз ТМ-4» и орбитальном комплексе «Мир» с В. Титовым, длившийся 365 суток 23 часа, что и стало мировым рекордом продолжительности космического полёта.
— У вас был и второй полет в Космос. В чем его особенность? Что чувствовали? Было что-то интересное, новое? Как долго привыкали?
— Если честно, во второй раз ничего удивительного не было. К невесомости привыкли сразу. Тем более, мы летели двое суток. При входе в орбитальную станцию уже в Космосе возникло ощущение, будто и не вылетал с орбитальной станции, т. е. полностью адаптировался, хотя второй полет произошел через два года. Конечно, в первый раз это нечто удивительное, чудесное. В следующий – воспринимаешь как чисто рабочий момент.
— Наверняка вам было скучно. По чему или кому больше всего скучали?
— Но я бы не сказал, что было очень скучно, потому что, слава Богу, там работы хватает. Как в колхозе или в частном доме. Например, что- то починить, наладить и т. д. В принципе, такой скуки не было. Конечно, чувствовалась оторванность от дома, близких.
Бывало, мы скучали по самым простым вещам. Иногда так хотелось выпить кофе не из пакета, а из чашечки (смеется). У современных космонавтов имеется возможность поговорить по телефону с семьей, у них есть Интернет, фотоаппараты. А у нас всего этого не имелось, потому нам в этом плане было скучнее. Раз в три недели лишь на экране видели семью, причем связь оставляла желать лучшего. Естественно, скучали по близким, родным. Иногда просто хотелось посмотреть, как люди ходят, гуляют.
— А что сложнее всего в Космосе?
— С одной стороны – всё. С другой – ничего особенного. Сложно то, что не знаешь, какая твоя ошибка может привести к серьезным последствиям. Конечно, иногда случалось, что какая-то, казалось бы, мелочь, приводила к последствиям, о которых изначально даже не догадывался.
Если чисто физически, наверное, это выход в открытый Космос: сложная работа в скафандре, тут уже возрастает цена ошибок и недоработок.
— О чем вы думали, глядя на Землю в иллюминатор? Пытались что-то разглядеть, например, Дагестан, Каспийское море или Азербайджан?
— В наше время, когда не было такой техники, как сегодня, это являлось основным психологическим лекарством — смотреть на Землю. Из Космоса довольно многое можно разглядеть: города, дороги, аэродромы. Наша планета каждый раз другая, поэтому мы смотрели на Землю в любое свободное время. Это всегда доставляло огромное удовольствие, даже большее, чем просмотр какого-нибудь кино.
О чем думали? О разном. О том, что все границы, придуманные людьми, за которые воюют друг с другом — их не видно. На самом деле, люди живут в таких узких полосках, вдоль рек, на побережьях морей. А Земля-то большая: нет такого, что вся она заселена, только в удобных местах. Огромные пространства пустуют.
— Какие меры принимаются в случаях заболеваний?
— Мы, например, не болели. Видимо, человек, как на войне, мобилизуется. Бывает, конечно, такое, но у нас не было. На всякий случай там есть все необходимые лекарства, антибиотики, даже хирургические инструменты.
— Расскажите про питание космонавта.
— Что можно тут сказать? В наше время даже холодильника нормального не было. Поэтому мы питались консервами, продуктами флаконной сушки, которые разбавляли с водой и восстанавливали вкус. В принципе, с едой все было хорошо, довольно вкусно. Поскольку мой отец был военным, он научил меня «то, что есть, то и кушай». Единственное — не было свежих продуктов. С транспортным кораблем присылали лимоны, однако и они долго не хранились, так как, повторюсь, холодильник подводил.
— Повлияло на вас, на ваше мировоззрение пребывание в Космосе?
— Я бы не сказал, что очень сильно повлияло, потому как провел детство и жил в разных городах. Мое мировоззрение, в общем, и было глобальное, а Космос расширил его. Убедился, что на самом деле все эти националистические страсти — полная чепуха. Разных людей встречал, полмира объездил и пришел к выводу, что сравнивать кого-то по национальному признаку или какому другому – не имеет смысла. Есть хорошие люди и есть плохие. Дело не в национальности, а в самом человеке.
Я — интернационалист. Представитель маленького народа. Однако в великом ядерном государстве мне предоставили на равных правах со всеми место в космическом корабле. Тогда я был не просто лакец, а — человек, гражданин своей великой страны. И мне кажется, любому интересно быть гражданином великой страны, чем где-то сидеть и тьмутараканить.
— Какой материк самый красивый из Космоса и как вообще выглядит наша Земля?
— Земля прекрасна. Не могу сказать, виды какого материка лучше, но красивых мест очень много на нашей планете. Например, в Латинской Америке есть разноцветные реки, очень красивая бывает Новая Зеландия, желтая Сахара, великолепные леса Амазонки. Россия не очень броская, а Дагестан… Конечно, очень красиво смотрятся горы, но иногда Дагестан наблюдать сложновато, поскольку не так часто бывает безоблачно. Для сравнения: Тибет пролетаешь — всё видно. А в Дагестане — влажность и, соответственно, тучи.
— Муса Хираманович, а как космонавты отдыхают? С чего начинается день на орбите?
— Проснулся, умылся, потом кофе, позавтракаешь, прочитаешь радиограммы и начинаешь работать, выполнять программу, два раза в день физкультура по часу, вечером ужинаешь, далее свободное время и сон.
— Вот вы — лакец по национальности, родились в Азербайджане, жили в Чувашии. Какой из этих языков знаете?
— Родным, если честно, владею плохо. Немножко знал, когда жил с бабушкой, она разговаривала только на лакском. С тех пор много лет прошло. Родители особо не разговаривали на родном, так что я в основном говорил по-русски.
— А приходилось в Космосе слушать или петь музыку на этих языках?
— Да, случалось (смеется). Мне прислали инструментальную азербайджанскую музыку, мне она очень нравилась. Её на борту и слушал. Правда, уже не помню, в чьем исполнении. Песен-то много было. Эти английские «бум-бум» быстро надоедали. А азербайджанскую музыку приятно было слушать.
— В свое время вы поставили рекорд по самому длительному пребыванию на космической станции вместе с вашим коллегой. Насколько это сложно в психологическом плане – на протяжении долгих месяцев постоянно находиться в маленьком замкнутом пространстве с одним и тем же человеком? Не было между вами взаимной усталости друг от друга, раздражительности, конфликтов?
— Как таковых конфликтов у нас не возникало. Однако мелочи, как вы сказали, раздражения иногда бывали (смеется). Мама учила меня не говорить в первый момент то, что говорят в последний. Поэтому мы с Володей Титовым, человеком интеллигентным, умным, были достаточно сдержанны, через какое—то время раздражение исчезало — и мы продолжали дальше жить и работать. А так, считаю, что все зависит от людей: если они нормальные, интеллигентные, порядочные, то смогут существовать вместе, уважая интересы и мнение друг друга. У нас, по крайней мере, в этом плане все было хорошо, плюс ко всему являлись авторитетом друг для друга, уважали за деловые качества, проявленные еще на учебных тренировках.
— Выполняя просьбу коллеги, хочу спросить: а инопланетяне существуют?
— Я не видел, поэтому ничего не могу сказать (смеется). Не знаю, может, они где-то и есть. Но у меня нет достоверных данных или друзей, которые видели их.
— Что вы увидели и о чем подумали после приземления?
— После года пребывания на космическом корабле, когда тебе помогают выйти из него, видишь людей – это уже большая радость. Когда, наконец, выходишь из алюминиевой бочки, чувствуешь под ногами землю, — понимаешь, что ты выполнил все, что от тебя требовалось. Естественно, это счастье.
— Расскажите, пожалуйста, чем вы теперь занимаетесь?
— Сейчас я на пенсии, живу в свое удовольствие, увлекаюсь теннисом, горными лыжами, рыбалкой. У меня и лодка надувная с мотором есть.
— И напоследок что пожелаете нашей молодежи?
— Я бы хотел, чтобы дагестанская молодежь была грамотная, развитая, с широким кругозором, с хорошим уровнем образования. Все остальное приложится.
Гянджеви Гаджибалаев
