Меня демобилизовали именно в тот день, в который призвали на действительную службу в армии ровно два года назад, — восемнадцатого ноября. Такой порядок был в армии при Советском Союзе, и порядок этот всеми соблюдался.
Прилетел по воинскому предписанию на ТУ-134 из Новосибирска в Москву, где я оказался в первый раз. Съездил на Красную площадь, чтобы увидеть В. И. Ленина в Мавзолее.
Как же иначе? Побывать в столице нашей родины и не посетить Мавзолей?! Это по тем временам выглядело бы как величайшее кощунство. Особенно в моем случае, потому что, будучи на службе, я уже был на экскурсии по ленинским местам – в селе Шушенском, музее-заповеднике "Сибирская ссылка В. И. Ленина".
Из Москвы до Махачкалы я ехал на поезде, не помню уже, на каком – нашем или бакинском. Помню, как поезд приехал на Махачкалинский железнодорожный вокзал рано утром.
Вот город, который я оставил ровно два года назад, бросив учебу в университете.
На привокзальной площади почти никого не было. Только Махач Дахадаев на огромном коне приветствовал меня. Стою на площади, как "облако в штанах", "красивый, двадцатидвухлетний", по В. В. Маяковскому, в парадной форме солдата советской армии. Штаны-галифе в обтяжку, сапоги в гармошку, китель со свежим подворотничком (по привычке перешил в поезде) с голубыми погонами. На груди значок "Отличник ВВС". Рост под сто восемьдесят (немного не дотянул до роста кремлевских курсантов), вес немногим больше восьмидесяти килограммов. Просто красавЕц, как говорят аварцы или, может быть, табасаранцы. Не знаю точно, кто именно из представителей многонационального Дагестана в слове "красавец" делает ударение на последний слог. Но это неважно: мне с ударением на последнем слоге это слово нравится больше.
Важно то, что я был именно в той форме солдата советской армии, которую носили тогда, в том веке, а не в этой, которую носят сейчас в Российской армии.
В прошлую осень мне подарили все три формы последнего образца – летнюю, осеннюю и зимнюю, совершенно новые. Я собирался ходить в них на охоту. Летнюю и осеннюю кое-как можно носить. А зимнюю? Кто её придумал? Как может солдат бегать, надев бесформенные толстые штаны, похожие на две железные трубы? Уверен, форму эту придумали толстые генералы, чтобы спрятать в ней свое дряблое тело с огромным пузом. Им давно пора на пенсию, но они не хотят уходить и крепко держатся у солдатского котелка. Это я так думаю. Вы можете не соглашаться с моим мнением.
Я долго стою на площади, не зная, куда идти в такую рань. В городе живут три семьи моих сельчан, есть друзья в студенческом общежитии, есть двоюродный брат с двумя другими моими родственниками, которые учатся на водительских курсах, и живут они в отдельной квартире. Знаю, что все они будут рады принять меня у себя в любое время суток. Но они все еще спят.
Вот уже появляются первые маршрутные автобусы. Но зачем они мне? Куда мне на них ехать?
И решил я пешочком идти на улицу Буйнакского.
Иду, насвистываю. В левой руке у меня маленький чемоданчик, а правая рука… случайно опустилась в карман брюк (за два года почти отвык от привычки совать руки в карман) и вытащила оттуда, из глубин галифе… Что вы думаете? Деньги мои были в грудном внутреннем кармане мундира. Не догадались, что?
А вытащил я из правого кармана брюк, которые удачно придумал французский генерал Гастон Галифе, чтобы спрятать свои кривые ноги, три блестящие десятикопеечные монеты. Когда же я их туда сунул? С каким намерением? Хоть убейте не помню. Что на них можно купить сегодня?
Почти ничего. Сейчас это не деньги, на них ничего не купишь.
А тогда? Тогда на них можно было купить тридцать коробков спичек или шесть горячих пирожков, или полторы булки хлеба, или полторы кружки
холодного пива. И еще много чего можно было купить за тридцать копеек советских денег.
Но в то раннее утро ничего я не смог бы приобрести ни за какие деньги, потому что все было закрыто.
Итак, иду я от вокзала по левой стороне улицы Буйнакского. Надо мной Союз писателей Дагестана, справа от меня – контора «Дагвино», дальше – кинотеатр "Дружба", книжный магазин. Поворот и спуск к морю. Что мне море? Я больше чем три-пять раз в году и не купался в нем. Я только прогуливался по пляжу. А в то раннее осеннее утро тем более море меня к себе не тянуло.
Ноги понесли меня под арку, где раньше "Доска почета" была. И прямиком через парк на улицу Александра Сергеевича Пушкина.
Какой я дурак! Почему я не сообразил до сих пор? Или, может быть, еще в армии я предугадал дальнейшие события и специально спрятал в самой глубине кармана эти три десятикопеечные монеты, за которые в любое время суток можно было тогда купить один стакан – двести граммов – холодного вина. Что может быть лучше этого!
И ноги понесли меня быстрее к двум, может быть, и трём (я уже не помню, сколько их было), автоматам на улице великого поэта. Если бы А. С. Пушкин ничего не написал из своих величайших произведений, в то утро он был бы для меня велик лишь потому, ;что на улице, носящей его имя, стояли эти автоматы.
Я подбегаю к предполагаемому месту их нахождения с намерением опустить три монеты в щель автомата и подставить под живительную струю граненый стакан (стаканы тогда не крали и находились при автоматах).
Монеты звякают в руке и нетерпеливо ждут своей участи …
Побежал направо, потом налево! А автоматов… НЕТ! Кричу в сердцах про себя: "Караул! Ограбили!" И слышу "спокойнейший голосок" старого человека с испитым лицом: "Давно же тебя не было в нашем городе, сынок".
Гаджимурад Раджабов
