На работу в молочно-овощной совхоз «Шамхальский» я устроился в 1985 году после службы в армии. В то время этот совхоз, в котором работали около 500 — 600 человек и объединял два населенных пункта – Шамхал и Богатырёвка (хотя административно они всегда были автономны) — по многим показателям был далеко не последним в республике. Думаю, его смело можно отнести к крепким середнякам. Спектр производимой здесь продукции был чрезвычайно широкий – от семян люцерны, молочной продукции до овощей и продукции переработки томатов для производства томатной пасты. Большая часть (около 1000 — 1500 т) производимых томатов железнодорожными составами отгружались в промышленные регионы большой страны (Москва, Ленинград, города Сибирского направления и т. д.). Отгружалась она, естественно, согласно предварительно заключенным договорам, покупателями выступали конкретные организации.
Обычно вслед за крупной партией продукции, для её приёма-сдачи, подписания подтверждающих это документов отправляли и соответствующего профиля специалистов совхоза. И вот в сезон 1987 года для этой процедуры в Курганскую область отправили меня. Дорога неблизкая. Хотя цены довольно приемлемые, с транспортом тогда не всё было, скажем мягко, гладко. В силу в том числе этого тоже я не без проблем и приключений добрался до цели, небольшого городка области.
Здесь поначалу всё было в пределах нормы – устроился в гостинице (помню, называлась она «Урал»), нашел свою организацию. Туда через пару дней уже стали поступать наши вагоны. И началась совместная работа. Ежедневно прибывали вагоны, взвешиванием-осмотром комиссионно определяли качество, уточняли количество продукции, оформляли документы. Ничто не предвещало проблем. Всё шло размеренно, как говорят, без пыли и шума.
Прошло время, оговоренное в договоре количество вагонов получено, бумажное оформление завершено, о чём телеграммой сообщил на работу. В ответ — телеграмма с благодарностью и просьбой ждать новых указаний. Готов выехать домой, жду только подтверждающей телеграммы (о сотовой телефонной связи речи нет, времена другие) с работы. Но её нет. А дни идут. Шлю телеграмму за телеграммой, ответа не приходит.
Уже провел здесь довольно много времени, соответственно, лимит денег исчерпывается: лишний день — дополнительные деньги, элементарная истина. Номер в гостинице, питание каждый день, а дней здесь уже проведено чуть ли не в два раза больше запланированных. Уже шлю телеграммы с просьбой выслать деньги. Но их тоже нет. И настал день, когда, отправив очередную телеграмму на работу и уже брату, в моих карманах не осталось ни одного рубля. Единственное и последнее богатство – 20 немецких марок, подаренных мне за год до этого одним приятелем. И какой с них толк во времена, когда не было возможности не то что их использовать, но даже просто иметь. Уголовная статья по этой части тогда была сурова.
С питанием-то как-нибудь худо-бедно сутки-другие, если надо и третьи, можно выдержать, если только есть вода питьевая, а как быть с гостиницей? Номер же надо оплачивать. Чем? Было нечем. Работа завершена, делать практически нечего, да что и сделаешь в чужом городе, не имея в кармане ни одного рубля? Пора домой, но… Ситуация свела мой суточный график к элементарному однообразию – утром и к вечеру пешком с надеждой на почту и так же, но с досадой, обратно в номер.
А с номером не всё просто. Оплата за неё обычно делалось на несколько дней, дни последней оплаты вышли, а для дальнейшей уже не было денег. В первый день неоплаты мне в вежливой форме напомнили о необходимости сделать это. Я более чем ясно представлял себе и понимал эту необходимость, но при всем желании не мог, как говорилось в одном очень известном и поучительном фильме, «не располагал средствами».
День прошел в напряженном ожидании, да и ночь, не скажу, что была спокойной. А с утра по тому же маршруту на почту. Когда выходил в фойе, та же сотрудница, взрослая женщина, уже более настойчиво напомнила о долге. И без слов можно представить мое состояние… И с почты в очередной раз вернулся пустым. Когда заходил, она просто проводила меня многозначительным взглядом. Целый день в пустом номере, а к вечеру та же процедура — на почту. На выходе она просто не «заметила» меня. На почте та же история, опять пусто. Не сложно догадаться, с какими чувствами я возвращался, но какими бы тяжелыми они ни были, другого выбора, понятно, у меня не было. Я молча прошел, и она не сказала ни слова.
Поднимаюсь по лестнице, она догоняет меня и… молча протягивает небольшой сверток с вареными яйцами и домашними пирожками. Почему она решилась на это, что её побудило? Откуда ей было знать, что я уже вторые сутки ничего не ел? Чем и как можно оценить такое её отношение? Где Курган и где Дагестан, кто я для неё вообще? Добрая русская женщина в возрасте. Наверняка мать, бабушка — и этим всё сказано. Какое-то чувство, чутье подсказало ей, что человек в непростой ситуации, и она решила в меру своих сил помочь. Просто помочь человеку.
Ночь прошла в обычном для этих дней режиме, в малоприятных раздумьях. А с утра ставший таким привычным и безрадостным маршрут – на почту. А в фойе она в очень мягкой, но уже настоятельно-просительно-желательной форме напомнила о необходимости оплаты номера, иначе проблемы могут возникнуть как у меня, так и у нее. Тут всё ясно, дополнительные комментарии не нужны.
На почте на моё имя опять ничего нет. А дальше — грустное возвращение в ставшую настоящим испытанием для меня гостиницу. Там она. И как я пройду мимо неё, что скажу? И сказать было нечего, и не пройти мимо неё тоже не было возможности. Ну а она просто отвела взгляд, опять не «заметила» меня. Кое-как, совершенно безрадостно, провел в номере несколько часов и с чрезмерной тяжестью на душе, но с неопределенной надеждой направился вновь на почту. К большому облегчению, её не было за стойкой, и я мигом выскочил на улицу. Но это облегчение быстро покинуло меня – на моё имя опять никаких денежных переводов…
И снова, в который раз, грустное возвращение в гостиницу. А там — она. Я уже не помню, как, но точно совершенно невнятно и уклончиво поздоровался с ней. Она ответила кивком. Но её вопросительно-пронзительный взгляд без слов пробил меня, прошел насквозь. И тут я окончательно понял, хотя нельзя сказать, что и до этого не понимал, — в таком режиме это продолжаться уже не может, должно быть срочное решение. Но какое?
Поднимаясь в номер, я, естественно, во всевозможных вариантах обдумывал свою ситуацию, прокручивал в голове разные варианты. На сегодняшнюю ночь еще есть место для сна, это я знал, потому что комнату обычно освобождали только с утра. Хотя голод и давил, но это терпимо. Можно еще какое-то время тоже потерпеть, выдержать. Просто нестерпимо неудобно перед этой доброй женщиной, никак нельзя и дальше пользоваться её добротой, порядочностью. Мне было стыдно перед ней. А это чувство, к сожалению, не всегда, но во многом и многократно перевешивает материальные и физические ценности и категории.
У меня в распоряжении только вечер и ночь. К кому я могу здесь обратиться? В общем-то, ни к кому. Были ребята-чеченцы, с кем в первые дни у меня сложились добрые отношения, но их уже нет в гостинице, они уехали еще неделю назад. Был еще один парень-азербайджанец, с кем мы мельком пересекались пару раз, и то, как принято говорить, на уровне «салам». Но я не знал, здесь он или уехал, а если и здесь, что и как я ему скажу, как он на это отреагирует и т. д. В общем, в моей голове был полнейший сумбур и, что самое главное и обидное, никакого просвета. И вот я начал мерить шагами коридоры и этажи гостиницы, благо, их было немного, даже если бы в разы больше — другого варианта у меня уже и не имелось.
Тут случилось то, на что я очень надеялся, но шансы на которое были еще более призрачны и маловероятны: на каком-то этаже заметил и узнал его – он шел мне навстречу. Это необъяснимое везение, удача, судьба или еще что-то. Я подошел, после общепринятого предисловия объяснил ему ситуацию, в которую попал, протянул ему те 20 марок, показал паспорт с обещанием вернуть их после возвращения домой и попросил 10 рублей. Он не стал рассматривать мои паспортные данные, без слов и вопросов отодвинул мою руку с марками, вытащил из кармана и дал мне… ставшие спасительными для меня 20 рублей, 2 бумажки по 10 руб.
Мы же практически не знали друг друга. Все, что мне было известно — он азербайджанец, а ему — что я из Дагестана. И всё. У него не было никаких обязательств передо мною. Но помог. А деньги по тем временам, если и не очень большие, но и немалые, и вряд ли они были лишними.
С того времени утекло много воды. Жизнь стала другой, страна уже не та, да и мы сами, конечно, не те. Я не знал и не знаю, откуда он был родом, уже не помню, как его звали, как и её. Многие подробности успел позабыть. Естественно, с тех дней не встречал их, не могу даже предположить, как в дальнейшем сложилась их судьба. Но в моей памяти остался и, думается, останется до конца моих дней добрый образ этих людей – добрейшей русской женщины из Кургана и поступившего по-мужски благородного парня-азербайджанца.
На те деньги я закрыл свой долг, вдобавок оплатил номер еще на два дня вперед и, конечно, уверенно смог позволить себе добротный ужин. Следующий день я провел, не выходя никуда, в гостинице. И через день, конечно же, на почту. А там, видимо, наступила всё-таки светлая полоса моей жизни, на мое имя пришли деньги — и от брата, и с работы. И телеграмма, где мне предписано поехать в соседний город области (если не ошибаюсь, Каменск-на-Урале, или Уральский), где меня будет ждать мой коллега, сдать ему свои бумаги и вернуться домой. Что я с удовольствием и сделал. Оттуда в Свердловск (Екатеринбург), авиарейс «Свердловск — Минеральные Воды». А там ничего и не остается до дома – что такое какие-то сотни километров в масштабах необъятной нашей страны.
И после очередной поездки с очередными приключениями я дома… А впереди еще немало поездок и новых приключений. Стоит ли о них? Время покажет.
Абаш Абашилов
