Я тут перестала старости бояться. И все потому, что спортом занялась.
И все потому, что мне пришлось — ужас-ужас — ходить в качалку. Не чтоб худеть, не чтоб никто не догадался, что мне 40, не чтоб совершенствовать несовершенства, а потому что врач сказал: или укрепляешь мышцы спины, или хирургическое вмешательство в позвоночник. Выбор был не столь очевиден.
Качалка — особая территория. Территория надежды и культа белка, в смысле мяса. Куча тренажеров, навороченных, как космолетостроительные станки. И похаживающие между ними дежурные качки-инструкторы. Они сильно похожи на плохих надсмотрщиков из голливудских фильмов про хороших парней в тюрьме. Вид у них устрашающий и не только из-за мышц, но и из-за одинакового — крайне напряженного выражения лица. Я думаю, их учат профессионально хмуриться на специальных спортсменских курсах. Чтоб никто не думал, что у них несерьезная работа.
Сначала было просто страшно. Страшно тяжело и местами противно. В том числе от редкой ситуации «не знаю, куда глаза девать». Все эти чуваки, которые сопят, кряхтят и потеют вокруг… А иногда еще и оглашают окрестности тарзаньими воплями, испускаемыми при рывке штанги. И даже не знаешь, на кого тяжелее смотреть — на тех, кто крепко поработал над своим телом, или на тех, кто с трудом оторвался от монитора, чтоб доползти до спортзала.
Я решила, что мой бледнолицый брат-ботан хотя бы смешной — у него такой же растерянный и дурацкий вид, как у меня. Его же не научили «держать лицо», когда он какбэ берет какбэ вес. И вообще чиво там делать не научили. Худосочные офисные крысы слоняются от одного станка к другому, убеждая себя и всех вокруг, что занимаются чем-то крайне осмысленным и полезным.
Женщины в качалке радуют по тем же причинам: идеальные в тренажерку не ходят.
Тренер научил меня держать руки, ноги и голову под правильным углом к полу и правильно дышать. Так и знала, что не умею. Я стала прибавлять по 5-килограммовому кирпичику к нагрузкам. А однажды тренер с надеждой спросил: «Верх болел?» Я уже была опытная и сразу поняла, что он имеет в виду туловище. Не хотела его разочаровывать и сказала, что да, весь верх болел, и еще как. И тогда он обрадовался: отлично, значит, нам наконец удалось задействовать глубинные мышцы. Мысль о том, что у меня есть некие глубинные мышцы почему-то потрясла меня. Это как «труднодоступные зубы» в рекламе зубной щетки Reach. Народ живет и не подозревает об их существовании.
В любом случае и глубинные мне удалось напрячь, спина стала меньше болеть, я впервые в жизни ощутила, что такое быть физически сильной. И как голова освобождается. Освобождается. Освобождается… И что такое эйфория после физической нагрузки. И удовольствие от игры мышц.
И вот тогда… И вот теперь… И вот наконец, когда я смогла сравнить, я точно поняла, что игра ума и воображения доставляют мне точно такое же или даже большее удовольствие. Только, в отличие от игры мышц, в случае с игрой ума — ум вовсе не должен быть мой собственный. Даже наоборот. Пусть это будет Лев Толстой, Антон Чехов, а также Вудхаус, Толкиен, Джоан Роулинг или даже сценаристы «Теории большого взрыва» и все архитекторы-конструктивисты вместе взятые. Они меня радуют. Почему не знаю. Стою, бывает, смотрю на какой-нить офигенный Клуб коммунальщиков им. Русакова, и мне хорошо, как после качалки.
И когда я это поняла, то абсолютно успокоилась по поводу старения. Ведь даже совсем одряхлев можно полежать в сауне, сделать стрижку и понаслаждаться игрой если не своей мышцы, то чужой мысли. Эффект одинаковый.
