Доктор технических наук, преподаватель информатики Байрамбек Алибеков в свои 80 лет сам собирает и разбирает компьютеры, но «лишний раз тоже не лезу, когда что-то ломается, меняю». Молодежь он считает способной, единственное, чего ей не хватает – это «золотых пистолетов».
— Себя помню с шести лет. Мы сани таскали. Не катались, а дрова возили, отапливали комнату. Транспорта не было, только арба — вся наша детская работа в этом заключалась. Еще вспоминаю, как колхозные орехи воровал, на виноградник лазали.
Родители мои неграмотные, читать, писать не умели. Мы говорили на азербайджанском дома. Для них хорошо, если пошел в лес за хворостом, а не учиться. Представьте себе, одна женщина с пятью детьми, отец на фронте, как нас кормить? Она сидела в углу и плакала. Соседи приходили, успокаивали ее. Такая жизнь была.
Мне исполнилось семь лет, когда война закончилась. Отец уехал на войну в 1941-м, а когда вернулся, я его не узнал. Брат в это время ходил в селение Рубас утром с 16 – 17 килограммами пшеницы на спине, на мельницу. Он вернулся поздно вечером, а папа в это же время приехал с победой. Привез много подарков, к нам пришли родственники, им тоже подарки раздал. Счастливый день был. Мама радовалась, все радовались. Даже дети, у которых родители не вернулись, радовались, когда кто-то возвращался.
После войны отец работал пастухом, ферма находилась недалеко от нашего селения. Старший брат учился в педагогическом институте в Махачкале, на историко-филологическом факультете, и чтобы как-то выжить, ему помочь, мы пасли скот с младшими братьями. По 120 голов. В лесу, где есть участок нашего села. Там же ночевали.
Вот из-за работы я вовремя в школу и не пошел. Теперь ровесникам своим говорю: «Вы учились в школе, и я тоже должен был учиться, а вместо этого я вас мясом кормил». Шутим так.
К нам в селение приезжали русские учительницы. Представьте, Дагестан, ребятам по 20 лет, ходят в третий-четвертый класс, как было непросто девушкам. На ферме пытались нас учить тоже. Ставили шесть парт в три ряда: первый ряд — первый класс, второй ряд — второй класс, третий ряд — третий класс, и учитель — бригадир.
Я босиком ходил в школу, кто сейчас ходит в школу босиком? А в ноябре снега по колено. Окончил школу только в 20 лет. Хоть русский не знал, а условия задач сразу понимал, находил книжки, до сих пор помню, задачи были в них, в конце — решения и ответы. Но я не подглядывал, а сверял. Когда поступал, сдал математику и физику на «четыре». А русский язык не получилось. Весь Дагестан мог писать сочинение, я один не мог. Пришлось служить в армии.
Старый город
В ноябре 1958 года в Красноярске и началась моя служба. Там город строил под землей засекреченное до некоторых пор предприятие. Он мне Махачкалу напоминал, ну, может, чуть меньше Махачкалы. Красиво очень, Енисей, а вокруг горы. Шахтером там проработал полтора года, бурил в забое на высоте 10 — 15 метров перфоратором вперед, телескопом вверх, грузил породу. А в 1960-е нас с сослуживцами из Красноярска отправили в Нижний Тагил, где первая доменная печь пущена в строй, там тоже строили подземный объект. После службы, в 1962 году, стал студентом математического факультета ДГУ.
Тогда городом считалась Буйнакская улица. На Ленина, рядом с Домом быта, жили евреи, в основном. А за мостом, в Редукторном, ничего не было. Я жил на Гаруна Саидова. Одна комната, 10 человек, по очереди на койке спали, по двое. И с каждого – 10 рублей. Приходилось работать. Был токарем на приборостроительном заводе, сейчас там Центр медицины высоких технологий им. Исмаилова. После пошел работать грузчиком в Институт питательных сред на Леваневского. Выгружал уголь, рассыпной цемент.
Работал грузчиком в порту, мы ящиками выгружали кильку из Астрахани, которую потом мариновали в бочках специальных. После ходили в баню помыться, но рыба ж, она такая — сколько ни мойся, вонь остается. Однокурсницы просили дать списать домашнее задание — я оставлял тетрадь на подоконнике и уходил.
Потом говорили: «Ты чего такой гордый? Не хочешь с нами общаться?»
«Я хочу, — отвечал. — Только рыбой пропах весь, настроение вам портить неохота».
Машина времени
Когда мы учились, не было вычислительной техники. На втором курсе изучали программирование «на пальцах», а на 4-м нас отправили в Ростовский государственный университет на практику. Там мы впервые познакомились с машинами, они по полкабинета занимали. Таким был «Урал-1» — вычислительная техника первого поколения. Старая машина, огромная. Оперативная память ламповая — слишком маленькая, только для учебных целей, научным исследователям она бы не подошла.
Я перевелся в Ростовский университет после защиты дипломной работы в ДГУ. В 1972 году защитил в Ростове диссертацию кандидата физико-математических наук по специальности «Вычислительная математика». Моим научным руководителем был Сергей Вениаминович Жак. Мы со студентами и аспирантами вычислительной математики РГУ под его руководством осваивали новые ЭВМ — «Минск-22», БЭСМ, ЕС. Он был не просто хорошим специалистом, но и человеком хорошим, родным. Кстати, дом, в котором жили предки Жака, находится в Махачкале, на пересечении улиц Буйнакского и Дахадаева.
В Ростовском учились Чехов, Шолохов, Солженицын, великий «отец советской информатики» Виктор Глушков. Он вырос в городе Шахты. Когда его пригласили туда, чтобы дать почетного гражданина, он остановился у нас. Помню, как ждали его с преподавателями, ректором университета Юрием Ждановым, зятем Сталина. Глушков появился и даже не поприветствовал Жданова, зашел на трибуну, выступал где-то час и ушел, тоже не попрощавшись.
Во время учебы, мне тогда уже было лет 45, я разрабатывал проект в новороссийском нефтяном порту. В нем есть три подводных причала, их никто не видит, и два надводных. Подводные японцы строили. Я ходил туда, изучал, а потом внедрял свои разработки. Программировал, писал алгоритмы, решал задачи. В журнале «Нефтехранилище и транспорт» опубликовали результаты моей работы.
До 1979 года я работал ассистентом, старшим преподавателем в ДГУ. Квартиру не дают, должность — тоже, я сдал документы в Ростовский институт инженеров железнодорожного транспорта на должность доцента, прошел по конкурсу и 10 лет работал там. Потом обменивался, и уже квартиру в Махачкале, на Ленина, мне практически подарил Ростовский университет. Зарплату хорошую получал, доцентом стал. Когда вернулся в ДГУ, меня попросили помочь кафедру создать. Мы создали кафедру экономической кибернетики.
Интересно, как экономический факультет появился. Был у нас филиал Ленинградского института советской торговли, преподаватели между собой повздорили, писали в обком друг на друга, что взятки берут. Закрыли техникум, передали университету как факультет советской торговли. Было решение обкома принимать экзамены на этом факультете — по два человека разной национальности, меня туда прикрепили, я даже мог один принимать, мне доверяли.
Элементарно, Ватсон!
— Студенты сейчас технически и интеллектуально развиты. Нет ученика, у которого учителем был колхозный бригадир, все с высшим образованием, даже кандидаты наук преподают в школах. У всех есть по два-три телефона, красиво одеваются, родители хорошо кормят. Технологии программирования по информатике многие даже знают лучше, чем я. Я изучал все в процессе, переходил из одной системы в другую, а они родились с компьютером в руках. Только, как решать задачи, студенты, конечно, не знают так, как знали мы.
Да всю информатику и невозможно знать. Как ее знать, когда одна операционная система занимает 10 миллионов строк кода? Если печатать, получится 60 книжек по 1000 страниц. Не говоря уже о других элементах.
Все могут набирать текст, а кто знает Word? Мы знаем возможности Word только на пять процентов. Студенты сегодня, конечно, знают больше, но ленивые, ничего не хотят делать, не сдвинешь с мертвой точки. Они думают, что всегда родители будут обеспечивать.
Есть выпускники, которые не могут работать в Дагестане. Мой племянник окончил два года тому назад, поехал в Петербург, обслуживает большой торговый центр, получает 80 — 100 тысяч рублей. У него семья, ребенок, за три года квартиру купил. Другие студенты поехали в Москву, там обосновались.
А что у нас есть? Госслужба? Если у родителей не будет «золотого пистолета», то на работу не возьмут.
Патя Амирбекова
