Зарема, чеченка, 35 лет. По статье 158 (кража) осуждена на 5 лет, в Кизилюртовской женской колонии 1 год.
Когда еще мать была в положении (беременная мною), она разошлась с отцом. После рождения даже одну неделю не была с матерью, отец пря-мо из больницы забрал меня к себе. У отца уже была другая семья, он бывал то дома, то в Волгограде, и меня в основном воспитывала бабушка, мать отца, и дяди, семеро братьев отца. Родных братьев и сестер у меня нет, а если считать новую семью отца, нас четверо.
В школе до пятого класса я училась нормально, можно даже сказать — была отличницей. После 5 класса отец забрал меня в Волгоград, 2 года жила там и училась в местной школе, но учебу провалила, можно сказать, вообще не училась. После двух лет вернулась домой, а тут уже началась война, и я не смогла продолжить учебу. Мы беженцами переехали в Хасавюртовский район, а в скором времени опять вернулись домой. Так что с учебой после 5 класса у меня ничего не вышло. По характеру тоже не скажу, что была примерной: довольно избалованная, хулиганистая девочка, всю дорогу меня сопровождали всевозможные приключения. В 17 лет я вышла замуж, прожила с мужем 3 года, родила сына (сейчас ему 17) и развелась. Сын остался с отцом, мне его не показывали. И тут я начала беспредельничать: крала сына, не показывала, где он, и т. д. Потом снова вышла замуж, родила мальчика, а старший сын уже бывал то у отца, то у меня. Пока не вышла второй раз замуж, я уехала к маме в Пятигорск, жила у нее, с ней вместе торговала на рынке, возила туда рыбу, черешню, клубнику. В общем, жили нормально. И в этот период я познакомилась, подружилась с троюродной сестрой своего будущего мужа. Она занималась воровством. Часто помогала мне деньгами, чтобы я могла купить вещи сыну, содержать его. Даже зная, что она воровка, ради своего сына я пошла на это. Вскоре она и меня научила этому ремеслу, вместе с ней сама начала воровать. На рынках воровали все, что можно было взять, что под руку попадало – деньги, одежду, сумки и т. д. Потом вышла замуж за её родственника, с воровством завязала еще за год до этого и спокойно занималась торговлей на рынке. Но торговли особой не было, да и вторая война началась. После нее стало еще труднее. Долгое время сестры не было в нашей республике, именно тогда она вернулась, и мы опять взялись за старое, стали воровать. Через некоторое время она подставила меня, сдала сотрудникам. В 2004 г. у меня было 2 судимости подряд, и оба раза мне дали условный срок. После этих судимостей я развелась с мужем и завязала с воровством. В то время одну мою подругу поймали в Чечне и увезли в Астрахань. Ездила к ней туда, носила передачи. Там же помогла троим осужденным женщинам выйти по УДО (условно-досрочное освобождение).
Скоро я в третий раз вышла замуж за парня на 3 года моложе меня. Родила девочку, ей сейчас 4 года. Мы с мужем открыли кафе, купили машину, и у нас наладились дела. И тут, надо же, в общем, получилось так, что я хотела помочь девчонке, сидевшей в Астрахани, а попалась сама. Она освободилась и была у меня. В тот день мы приехали в Хасавюрт, были на рынке, и она, оказывается, совершила там кражу, но я об этом и знать не знала (так ли это было или не совсем так, не станем углубляться. – А. А.), и меня взяли вместе с ней, осудили. Вот я и сижу здесь.
— Зарема, с твоих слов, ты трижды вышла замуж, и это ты говоришь с таким спокойствием…
— Да, вышла. Спокойно скажи или по-другому — это было именно так. Но почему так вышло, сама не знаю, может, жизнь такая, может, моя судьба такая, а может, я сама такая. Если бы ужилась с первым мужем, возможно, всё и сложилось бы нормально, но это — если бы, может быть и т. д.
— Ну вышла, так вышла, число замужеств не самый тяжелый факт твоей биографии. Опять же с твоих слов, у тебя очень серьезный воровской стаж. Как женщине, как матери тебе не стыдно за это?
— Стыдно, конечно. Но от того, что сегодня мне стыдно, прошлое же не исправишь. Если бы знала, что у меня будет такой конец, конечно, никогда бы этим не занималась.
— А если бы не было такого конца, продолжила бы заниматься?
— Нет-нет, я не имею в виду то, что меня посадили. Не в этом дело. Я очень горько сожалею о том, что по своей дурости вела такой образ жизни.
— По большому счету, на воровство же тебя не голод толкал?
— Если честно, конечно, не голод и не нужда. Изначально я хотела, не прося помощи ни у кого, своими силами содержать ребенка. С этого началось, а потом пошло-поехало, уже привыкла. Как говорится, с кем поведешься, от того и наберешься.
— У тебя трое детей, но они там, а ты
здесь…
— Это неправильно, нехорошо. Не хотелось бы, чтобы так было, но за свои ошибки рано или поздно надо отвечать.
— Ты отвечаешь за свои деяния и содержишься в колонии. Но за что должны отвечать твои дети?
— Очень бы не хотелось, чтобы они страдали из-за меня. Но что я могу на это сказать – страдают из-за моей глупости.
— Ты часто о них вспоминаешь?
— Честно говоря, о мальчиках часто, о девочке
— постоянно. Если еще честнее, из-за неё иногда даже места себе не нахожу, мучаюсь. Хотя ей всего 4 года, она у меня очень ранимая, всё понимает… говорю это, и мне уже плохо, больно…
— А слеза часто идет?
— Очень часто, и в основном ночью, когда уже ни с кем не общаюсь, ухожу в себя.
— И о чем начинаешь задумываться в такие минуты?
— Я сама росла без мамы, и почему так поступила, что и мои дети остались одни при живой матери. Почему? Почему? Почему?
— Находишь ответ?
— Нет. И если когда-нибудь найду ответ, тогда, может быть, и станет чуть легче.
— Ворованное за все те годы много счастья принесло тебе?
— Никакого счастья. Это дом на льду. Какое правильное выражение — на чужом горе своего счастья не построишь.
— На основе своего опыта, довольно горького, что бы ты посоветовала тем, кто на свободе?
— Я бы всем посоветовала не попасть сюда. Никогда не заниматься делами, которые рано или поздно приведут сюда. Это очень тяжело, когда ты лишена воли, когда рядом нет родных, близких людей. Не женское это место — женская колония, хотя и построена для женщин.
Абаш Абашилов
