Ахмедхан Абу-Бакар в одном из своих произведений говорит, что при встрече на горном перевале два дагестанца сперва обязательно приветствуют друг друга («Ассаламу алейкум» — «Ваалейкум салам», что значит «Мир вам» — «И вам мир»), потом вступают в разговор на русском языке и, только убедившись в том, что они соплеменники, переходят на свой родной.
Точно так же случилось и со мной на днях на утренней прогулке в парке Ак-Гель. К концу первого круга по парку уже третий день подряд на одном и том же месте я встречаю мужчину средних лет, может быть, немного моложе. До этого мы здоровались только кивком головы, что я всегда стараюсь делать при встрече с любым человеком, независимо от того, знаком я с ним или нет.
Я здороваюсь со всяким, встречающимся со мной во дворе и на улице. И в мыслях не могу допустить такое, что пройду мимо одиноко идущего человека, хотя бы не кивнув ему головой. При повторной встрече я уже вежливо останавливаю его, здороваюсь и потом спрашиваю: «Как твое бесценное здоровье?» Человек улыбается. Значит, ему хорошо. Улыбаюсь и я: мне тоже очень хорошо. Как же это так, жить в одном доме или на одной улице и не здороваться при встрече! Но… вернемся же к случаю в парке Ак-Гель.
Вчера я остановил его, спросил, как звать. Он у меня спросил то же самое, потом — из какого я района, села. Когда я назвал свое село, он с улыбкой сказал, что есть такое село в Дагестане. И мы разошлись: было холодно и еще мне нужно было прошагать свои 4000 шагов. «И он пришел в парк не сказки рассказывать», — решил я и отпустил нового товарища.
Сегодня утром уже я, в свою очередь спрашиваю у него, из какого он села. Он отвечает, что из Сергокалы, потом сам спрашивает, опять же с улыбкой, слышал ли я о таком селе. Здесь мы переходим к родной речи, точно по сценарию А. Абу-Бакара.
Слышал ли я о Сергокале?!
Извините: здесь я немного отвлекусь. Когда товарищ меня спросил, слышал ли я о Сергокале, вы не поверите, я вспомнил «Горе от ума» А. С. Грибоедова. Вы можете спросить меня, что же может связывать дагестанское село Сергокала с комедией Грибоедова? А дело не в комедии и не в селе, а в том, как, с какой интонацией товарищ спросил меня, знаю ли я Сергокалу. Вот где собака зарыта!
Итак, слуга Фамусова входит в кабинет к хозяину и говорит: «Полковник Скалозуб. Прикажете принять?» Фамусов (встает): «Ослы! Сто раз вам повторять? Принять его, позвать, просить, сказать, что дома. Что очень рад. Пошел же, торопись!» (действие 2, явление 3). О чем это говорит? Нетрудно догадаться: это говорит о том, что Скалозуба здесь очень ждут, его прочат в женихи для Софьи. И разговора, принимать его или не принимать, не может быть, как не может быть и разговора о том, знаю ли я Сергокалу.
Да, Сергокалу, не нынешнюю, а полувековой давности, я знаю очень хорошо. И всегда жду: заговорил бы со мной кто-нибудь об этом селе. И сейчас как раз такой случай, когда я могу рассказать что-нибудь о Сергокале и о моей юности, прошедшей именно в этом селе.
Итак, Сергокала — селение на одном из дагестанских предгорий…
Образовано в 1846 году как штаб-квартира 83-го Самурского пехотного полка, затем переименовывается в слободу Дешлагар. Название связано с кустарником гордовина (гордовина по-даргински «дерш»), в большом количестве растущим на склоне около предгорья. Дешлагар становится крупным военным поселением. В 1900 году он получает статус села. Многие отставные русские солдаты селились тут же. В селе, кроме русских, жили также евреи, армяне, поляки и др.
Помимо военных крепостных сооружений, имелась церковь, построенная в 1855 году. Для обучения детей было двухклассное училище.
В 1929 году село опять переименовывается, но уже в Коркмаскалу в честь видного общественного, государственного и политического деятеля, профессионального революционера Джалалутдина Коркмасова. В 1937 году Коркмасов был арестован и расстрелян. (Реабилитирован в 1956-м). В 1938 г. село названо Сергокалой в честь Серго Орджоникидзе.
«В годы Гражданской войны дагестанцы активно включились в борьбу против белой армии Деникина. Большевики обратились к населению с призывом к восстанию и объявили о мобилизации мужчин для борьбы с деникинцами. Боевые действия против деникинцев шли в районе Дешлагара (Сергокала), под Маджалисом и Дербентом, в Даргинском, Казикумухском, Самурском, Кизлярском и Хасавюртовском округах. В сентябре 1919 года в ущелье Ая-Кака (находится на территории Сергокалинского и Левашинского районов) даргинские партизаны под руководством Гамида Далгата и Рабадана Нурова наголову разбили деникинский отряд. В живых осталось всего 85 человек. Победителям достались богатые трофеи: 1200 винтовок, 37 пулеметов, более 2 миллионов патронов, 6 пушек и еще много другого военного имущества», — говорится в учебнике истории Дагестана.
Разгром белоказаков в ущелье Ая-Кака – одна из самых славных страниц истории Дагестана. Об этом слагались стихи и поэмы, пелись песни.
Теперь я буду говорить о Сергокале из моей жизни.
Мне было ровно тринадцать лет, когда я получил свидетельство о восьмилетнем образовании (в селе была только неполная средняя школа). Вопрос, где мне продолжить учебу, решали мои неграмотные родители: бабушка, отец и мать. И они решили сделать меня учителем, польстившись на то, что сельские учителя пользовались некоторыми льготами: им бесплатно давали машину дров на год, из сельского магазина ежемесячно отпускали определенные килограммы муки по государственной цене. И самое главное, что в это время в Сергокале учились несколько моих односельчан.
Вот так я впервые оказался за пределами родного села и района. Я стал студентом Сергокалинского педучилища, этой кузницы учителей начальных классов. Не знаю, практикуется ли такое в других учебных заведениях, как самоподготовка. А здесь «да». Вечером все студенты всех курсов приходят в учебное здание и под присмотром дежурного учителя готовятся к урокам следующего дня. Это давало хорошие результаты в учебе и занимало молодежь в свободное от учебы время.
Не скажу, что я был отличником, но учился неплохо. Через четыре года получил диплом по специальности «учитель начальных классов» с правом преподавания математики в неполной средней школе. А такое право не всем давалось.
За время учебы я совершил две попытки уйти из педучилища: видимо, меня не очень прельщала моя будущая специальность. В первый раз не пошел на третий курс и целых десять дней учился в Маджалисской средней школе. Во второй раз с одним однокурсником добрался до самой Астрахани. Мы собирались работать на ударных стройках одной из пятилеток. «Как же так, без нас могут завершиться все ударные стройки великой страны!» — думали мы. Чтобы ехать дальше Астрахани, у нас не было денег. Здесь попытались устроиться матросами на рыболовецкое судно. Меня не принимали, потому что мне не было еще и шестнадцати лет. И он, мой товарищ, из-за солидарности со мной вернулся домой. Обратно мы ехали врозь зайцами на товарном вагоне до Махачкалы, потом попутным транспортом в Сергокалу.
Я долго удивлялся тому, почему мне оба раза полностью давали месячную стипендию и за пропущенные дни учебы. И ни разу не было приказа об исключении из педучилища. Потом только понял, что это директор училища Магомед Кадиевич решил дать мне возможность закончить учебное заведение. Прекрасный был человек! Говорили, убежав из немецкого плена, он воевал с фашистами в партизанском отряде в Италии и выжил. Я же думаю, что это Бог для нас, несмышленышей, его сохранил.
Хочу сказать несколько слов еще об одном моем учителе-фронтовике. Его звали Нурбаганд Мирзаевич, а за глаза Вильямсом. Очень интересный это был человек. Он и при температуре плюс за двадцать градусов носил шарф вокруг шеи, одеваясь почти так же, как Чеховский человек в футляре. Говорили, что он тоже был в плену и даже учился в немецкой разведшколе. И когда их группу забросили к нам в тыл, в тот же день сдал в НКВД всю группу. Вот такой он был человек.
На нашем курсе он дополнительно к урокам по своей специальности вел и сельхозпрактику. Получилось так, что я стал часто пропускать эти уроки. И он не отпустил меня на каникулы после третьего курса, пока я не отработал пропущенные по сельхозпрактике часы. Мне пришлось весь июль ходить вместе с ним в сад педучилища и окапывать плодовые деревья. Надо заметить, что здесь он меня каждый день кормил обедом. Я до сих пор думаю, не лучше ли ему было отпустить меня домой через два-три дня или неделю. Нет же. Он держал меня месяц и весь месяц кормил. Зато я научился окапывать деревья, не срезав ни одного ответвления корня. За это ему огромное спасибо: оно тоже немалого стоит.
Была у нас еще учительница пения — фронтовичка. Звали ее Гулеймат Алхасова. Как она пела! Говорили, что добровольно ушла на фронт вслед за своим женихом. Очень редко по нашей просьбе она рассказывала и о своей фронтовой жизни. Мы, наверное, спросили у нее и о том, нашла она своего жениха на фронте или не нашла. Она, конечно, нам ответила. Но… хоть убейте, я уже не помню, какой был ответ. Хоть убейте. Мне еще о ней рассказывал и мой дядя – участник Великой Отечественной войны, двоюродный брат моего отца, кавалер ордена Красной Звезды и медали «За отвагу» Магомед Гасанов. Он называл ее сестренкой. Когда я рассказал ей о дяде, она, конечно, его вспомнила и заплакала от радости, что он жив.
Я помню и известную даргинскую певицу Султанат Курбанову, 80-летие которой мы отмечаем сейчас. Ее родители жили в помещении базовой начальной школы при педучилище: они были ночными сторожами. Тогда и сама Султанат была молодая и очень красивая: настоящая звезда эстрады.
Я, конечно, помню и нашего первого директора Муртазали Далгата, и почти всех учителей. Помню многих однокурсников: Саида Гаджиева, Омара Зияутдинова, Магомеда Мирзаханова, Мусу Абдулжалилова, Ибрагима Ибрагимова, Абдулмаджида, Алигаджи и своего односельчанина Али Хасбулатова. С Алигаджи мы встречались в студенческие годы в Махачкале, даже жили в одной квартире. С Саидом Гаджиевым мы близкие друзья и в одно и то же время работали директорами школ. С Омаром Зияутдиновым я встречался два-три раза и сейчас встречаюсь (решили и перед Новым годом), с Магомедом Мирзахановым — один раз. С Ибрагимом говорил только по телефону. Помню и девочек: Патимат Чурланову, Месей, Хамис, Шахризат. Из девочек виделся только с Патимат и однажды с Месей. Увидеться бы со всеми еще раз!
Хорошо помню преждевременно ушедших из жизни трех Магомедов из нашего района: Омарова, Рабаданова и Багомаева. Пускай Аллах простит им грехи. Может быть, если хорошо подумать, вспомню еще кого-нибудь, но не всех, конечно. Помню моего первого тренера по боксу Идриса. Говорят, живет он в нашем городе. Постараюсь увидеться и с ним.
Если сказать честно, этот маленький период жизни оставил в моей памяти очень мало воспоминаний. И я образно называю их этюдами юности.
Зато я отлично помню и никогда не забуду одного человека из селения Сергокала. Звали его Эрпели. Есть в Дагестане и село с названием Эрпели. Есть и поэма «Эрпели». Ее написал близкий к декабристским кругам опальный поэт Александр Полежаев. В селе Эрпели я никогда не бывал, зато много раз читал поэму Полежаева. И всегда вспоминал того Эрпели, шеф-повара Сергокалинской районной столовой.
Студенты педучилища получали очень маленькую стипендию (тринадцать рублей в месяц), и ее нам на месяц, не хватало. И не каждый из нас получал деньги из дома. Некоторые жили впроголодь и в итоге бросали учебу. Да, были и такие случаи.
В воскресенье, ближе к вечеру, мы, человек три–пять отправлялись… в районную столовую к шеф-повару Эрпели. Становились у окошка, откуда отпускают блюда (конечно, без чеков на обед), робко здоровались с поваром и протягивали ему от одного до трех рублей. Он только спрашивал: «Сколько вас, братишки?» И отпускал нам энное количество второго блюда, где мяса было больше, чем каши. Давал чай, кофе, компот или кисель по нашему желанию. Иногда и денег наших не брал. Хлеб, соль и горчица были на столах: бери, сколько хочешь. Это было для нас почти праздником. Я даже сейчас не осмеливаюсь посчитать, сколько денег ушло бы на такой обед, если бы мы платили в буфете и брали чек. Думаю, ушла бы месячная стипендия одного из нас. А мы не могли такое себе позволить. И выручал нас Эрпели.
Надо будет собраться и съездить в Сергокалу; купить на базаре барана, отвести его на могилу Эрпели, зарезать там и раздать как садаку, помянув при этом Человека с огромным любвеобильным сердцем.
Я, конечно, могу вспомнить и написать еще что-нибудь, но написанное было задумано как своеобразные этюды юности. А этюды, как вы знаете, не бывают большими.
Гаджимурад Раджабов