Решил что-то написать, типа поздравительной открытки с Новым годом, но не знаю, с чего начать и к какому жанру литературы это можно отнести. Это, во-первых, не рассказ и не очерк, и, конечно же, не только новогоднее поздравление. Скорее всего, исповедь. По словарю С. И. Ожегова, слово «исповедь» объясняется двумя значениями: первое — это откровенное признание в чем-нибудь, сообщение своих мыслей, взглядов; второе — покаяние в грехах перед священником. Думаю, в данном случае мне достаточно будет первого значения этого слова. И пускай то, что намереваюсь я писать, будет авторская исповедь. |
Помните стихотворение С. Есенина «Исповедь хулигана»?
Я нарочно иду нечесаным,
С головой, как керосиновая
лампа, на плечах…
Сейчас это мне совсем не подходит. Когда был молодым, ходил и длинноволосым, нечесаным, «с головой, как керосиновая лампа, на плечах», может быть, и одетым чуть-чуть вызывающе (если честно, и надевать нечего было), а сейчас – нет. Наоборот, я хожу аккуратно постриженным и побритым. Стараюсь и хорошо одеваться. Как же иначе? Кому ты нужен старый и плохо одетый? Так что, это и не исповедь хулигана, тем более что я хулиганом никогда не был.
Я уже говорил о том, что в жизни сделал несколько попыток писать, не просто писать, а для печати. Сначала это были маленькие стихи для республиканской газеты на своем языке. Их не печатали. Я получал из редакции «Колхозного знамени» (потом «Ленинского знамени») письма, где говорилось, что стихи мои «незрелые, как незрелое яблоко», а голос мой «подобен голосу молодого петушка, который вместо зычного «Кука-реку-ку!» поет невнятное «ку».
Однажды на встречу со студентами в Сергокалинское педучилище приехали даргинские поэты и писатели. Собрались все в актовом зале. Поэты читали свои стихи, писатели говорили о своих повестях и романах… Наконец, выступили и мы, я и мой однокурсник Ибрагим Ибрагимов (он и сейчас жив и здравствует, чему я радуюсь от всей души). Кто еще выступал от студентов, я уже не помню. Мы тоже читали свои «незрелые» стихи. В конце вечера один из поэтов (я мог бы, конечно, через полвека об этом и не говорить, но…) сказал нам на прощание, что мы можем и не писать, что «для даргинцев достаточно и шести поэтов». Мой односельчанин, а потом мой близкий родственник Сулейман Рабаданов, полчаса извинялся перед нами за поспешные, необдуманные слова своего товарища. Не скажу, что мы сильно обиделись на того поэта, но признаюсь вам сейчас: после этого случая я вовсе не читал его стихов.
Я и потом, будучи студентом университета, писал стихи, но уже на русском языке. Ни в одну газету их не давал. Читал в узком студенческом кругу. Я помню, как при случайной встрече в Союзе писателей Расул Гамзатов посоветовал мне писать на родном языке. Он сказал примерно так: «Если будешь хорошо писать, стихи твои дойдут до любого читателя, на каком бы языке ты их ни писал». Да, примерно так. Но и то, что сказал тот даргинский поэт, я никак не мог забыть. «В даргинскую литературу дорога мне закрыта», — решил я.
Потом, во время работы учителем в школе, я иногда выступал в печати со статьями методического характера. И еще принимал участие в различных районных и республиканских литературных конкурсах, объявленных администрацией района и Министерством образования Дагестана. Занимал призовые места. Однажды в районе объявили конкурс на слова гимна района на даргинском языке (да, у нас есть своеобразный гимн района). Участие в конкурсе приняли более пятидесяти авторов. Среди них были и известные в республике поэты. Комиссия выбрала вариант песни, соавтором которой являюсь и я. Что бы сказал тот заведующий отделом писем даргинской газеты, если бы узнал об этом?
Все это было, пока я жил в горах. Будем считать это первым периодом моего творчества. Многие стихи этих лет уже забыл. Арсен и Магомед помнят их хорошо, хотя кое-что помню и я. Скажу без излишней скромности: в моих юношеских стихах иногда попадаются и по-настоящему хорошие строчки. Вот такие, например, как эти:
Кончил песню, и, верю я, завтра
Ее почта до тебя донесет.
Уже утром нам обоим на завтрак
Обязательно солнце взойдет.
И исчезнет потом за горами.
Я, как солнце, по горам тем хожу.
Жизнь уходит минутами, годами.
Я, конечно, вперед захожу…
И так далее…
Видите? Я замахнулся съесть на завтрак солнце. Это же не каждый может. До меня только В. Маяковский мог себе такое позволить. И даже он только… говорил с солнцем, «чаи пил», «ел варенье» с ним на даче, ласково называя его «Светило!». А я?..
И подводя, скажем, итоги первому периоду моего творчества, т. е. моим ранним стихам, хочу привести в пример одно небольшое стихотворение Марины Цветаевой. Оно, мне кажется, вполне подходит и к моему случаю, хотя свои стихи я не издавал, и лежать «в пыли по магазинам» они никак не могут. Вот оно:
Моим стихам,
написанным так рано,
Что и не знала я, что я поэт,
Сорвавшимся, как брызги из фонтана,
Как искры из ракет,
Ворвавшимся, как маленькие черти,
В святилище, где сон и фимиам,
Моим стихам о юности и смерти,
— Нечитанным стихам! —
Разбросанным в пыли по магазинам
(Где их никто не брал и не берет!),
Моим стихам, как драгоценным винам,
Настанет свой черед.
И здесь я скажу, что мне всего этого уже не нужно. Поэт из меня не получился. Но… говорят, пишу неплохие рассказы или статьи (называйте, как хотите).
Пускай это (рассказы, очерки и все такое) будет вторым периодом творчества. И ему положило начало мое сотрудничество с газетой «Молодежь Дагестана». Этому сотрудничеству, вернее, моей дружбе с газетой, сейчас исполняется ровно год: в №2 от 17. 01. 14 г. газета поместила мои «Очерки о прекрасном человеке». За год я выступал в газете более тридцати раз, хотя очень боялся, что меня не хватит даже на три–пять статей.
Знаете, почему хватило? Отвечаю: в редакции всегда ждали, что я обязательно принесу материал и к следующему номеру, и выделили мне самую интересную рубрику – «Жизнь». А подводить этот здоровый красивый молодежный коллектив я не собираюсь. Видели бы вы, как они радуются моему появлению по пятницам или в понедельники! Все без исключения. И главный редактор Абаш Абашилов, и его 1-й зам. Альберт Мехтиханов, и ответственный секретарь Светлана Омарова, и Марат Гаджиев, и Регина Курбанова, и Заур Зугумов, и Саният Исаева, и братья Гаджибалаевы, Низами и Гянджеви, и, конечно же, секретарь гл. редактора Роза. Простите за то, что написал фамилии не всех сотрудников газеты. Это потому, что лично не знаком. Надеюсь познакомиться со всеми.
Спасибо вам всем, дорогие мои коллеги, за улыбку в ваших глазах, за любовь в ваших сердцах. Это может не заметить только слепой или человек без сердца. А я не такой и все хорошо вижу и замечаю.
Я хочу особо остановиться на работе ответственного секретаря газеты. Этот человек, я думаю, понимает написанное мною лучше, чем я сам. Как удачно она подбирает фотографические иллюстрации к моим текстам! А иногда и названия к некоторым из них.
Это я не с бухты-барахты так говорю. Был у нас где-то на Севере учитель английского языка Иван Кашкин – лучший переводчик произведений Э. Хемингуэя на русский язык. Он переписывался с Хемингуэем. И величайший писатель 20-го века сказал о нем так: «Приятно, когда есть человек, который понимает, о чем ты пишешь. Только это мне и надо». Вот так же говорю и я: «Очень хорошо, что есть у нас в газете понимающий авторов ответственный секретарь».
У «агитатора, горлана-главаря», «глашатая» революции В. Маяковского есть и такие слова, в которых «звучат мотивы одиночества и неразделенности мыслей»:
Я хочу быть понят моей страной,
а не буду понят – что ж,
по родной стране
пройду стороной,
как проходит косой дождь.
Я думаю, мне это не грозит в моем узком понимании (я уже писал о том, что Маяковский мыслит широкими общегосударственными понятиями): пока в редакции газеты меня понимают и ждут. Я так думаю. И если в новом году из-за меня хотя бы на три–пять экземпляров увеличится тираж нашей газеты, значит, я газете нужен. Вот это и есть главное.
А, может, меня, старого и немощного, просто жалеют? Если это так, я, точно, «пройду стороной, как проходит косой дождь».
Давайте здесь приведу пример из Шукшина. У него есть рассказ «Гринька Малюгин». «Гринька, по общему мнению односельчан, — пишет автор, — был недоразвитый, придурковатый»… «Девки любили его. Это было непонятно, – продолжает Шукшин далее. — Чья-то умная голова додумалась: жалеют. Гриньке это очень понравилось. — Меня же все жалеют! – говорил он и стучал огромным кулаком себе в грудь, будто говорил: "У меня же девять орденов!"»
Может быть, и я преждевременно расхвастался, говоря «пишу неплохие рассказы», бия «себе в грудь» и крича, что у меня не девять, а девятнадцать орденов, когда на самом деле у меня всего лишь один орден? Не знаю.
Чуть было не забыл, как называется моя статья. Простите, пожалуйста, и…
С Новым годом, дорогие коллеги и все мои читатели! Я желаю вам добра и счастья. Я хочу, чтобы ваши проблемы и заботы остались в году уходящем. Пусть в новом году вас не покидают надежды на лучшее, и пусть сбудутся все ваши мечты. Да пребудет в новом году благополучие и счастье в ваших домах. Да будут счастливы и здоровы ваши дети.
Гаджимурад Раджабов