В спецпроекте СМИstory — журналист Марат Лугуев
— Мы снимали много интересных людей. Разных по статусу, взглядам, силе духа. Но чтобы кто-то особенный, кто наложил самый главный отпечаток…
К началу пятого курса физмата ДГУ я работал оператором в пресс-службе Минздрава республики. В это же время открылось новое телевидение – РГВК «Дагестан». Я практически сразу решил, что хочу там работать. Пришел к его директору Гаруну Курбанову и говорю: «По образованию я технарь, в моем резюме работа в Минздраве, и на этом как бы всё, но очень хочу у вас работать, и не оператором, а корреспондентом». Я был уверен, что не прокатит, и готовился подключить каких-то знакомых и так далее. Но Гарун Магомедович неожиданно ответил: «Хорошо, выходите завтра».
Потом он удивлял меня постоянно.
И не только меня.
Гарун Магомедович
Был совершенно сложившийся и подкрепленный сотней примеров образ руководителя в Дагестане, назначенца сверху. Ну, то есть, как правило, это случайные люди, которые разбираются в своей работе, как я в вышивании крестиком. И главная цель – побольше захапать.
Но этот стереотип разбился вдребезги после знакомства с Гаруном Магомедовичем. Во-первых, это был полностью вовлеченный в процесс человек.
Он приходил к корреспонденту, садился рядом, читал с ним текст, обсуждал, спорил.
Он лез на крышу с техниками, чтобы знать, как там устроены все эти антенны, передатчики.
Он смотрел записи операторов до монтажа, во время монтажа и после монтажа.
Он общался со звуковиками в звуковой.
Он был в курсе того, что выйдет, когда выйдет, зачем и с какой целью.
При этом он совершенно не был бюрократом. Никаких тебе «с 8 до 5, и точка!». Закончил все свои дела в 2? Отлично, иди домой.
Во-вторых, он не был хапугой. Была история, когда однажды денег в бюджете для РГВК заложили больше, чем требовалось. Он закупил всё необходимое, выписал всем по разумному максимуму премии. Но остается солидный остаток. Ему, естественно, предлагают различные схемы. Ну, то есть, объясняли, как спокойно присвоить деньги себе. Но Гарун Магомедович ответил: «Эти деньги мы вернем в бюджет республики». И вернул. В шоке были все. И у нас, и у них.
«Больше не бухаем»
Я был ленив, молод, хотел веселья и частенько попадал под его раздачу. Один раз он как-то узнал, что мы с двумя коллегами мотаемся в рабочее время в Дом радио, и, встретив меня в коридоре, сообщил: «Лугуев, я знаю, чем вы там занимаетесь». Я пришел к ребятам и сказал: «Всё, ребята, шеф спалил, больше не бухаем».
Вообще, конечно, научил нас работать. В ночь, день, снег, грязь. Но было какое-то внутреннее осознание, что вляпайся мы во что-то, шеф подключит всех, выедет сам, пришлет людей. Когда ты делаешь что-то вроде как опасное, но всё равно под крылом. Потому что он всячески защищал.
А себя не смог…
Я тогда уже работал на ТВЦ. Мы сидели в офисе, и вдруг раздался взрыв. Так уж получилось, что о его убийстве мы сообщили в числе первых. Я не совру, если скажу, что это был самый морально тяжело давшийся мне материал.
Наверное, он и был главным героем в моей профессии. Это логично: гордиться им было просто.
Жена говорит: «Оставь»
Марату звонят на рабочий телефон. «Извини. Да? Алло? Да. Да. Помощник какого депутата, извините? Ну? Простите, мы не можем прислать к вам съемочную бригаду. У нас их всего 4 на республику, и все заняты. Нет, не надо снимать самим и присылать. Не нужно, извините. Мы срываем вам мероприятие? Чем? Как можно сорвать субботник отсутствием камер? Жалуйтесь, конечно, кому хотите».
Кладет трубку и устало вздыхает.
— Ну, вот так и работаем. 70 процентов моего рабочего процесса — это борьба с чиновниками. Мои попытки не дать им пробиться в эфир и их попытки сделать это любой ценой. Руководство говорит: «Ну, надо». Хорошо, надо, но зачем нам из 6 новостных сюжетов 5 про чиновников?
На днях один звонит, говорит, вот вы сняли какое-то там совещание и такого-то господина показали два раза, и это было 26 секунд, а меня один раз, и это было 7 секунд. «Вы работаете против меня!» — орал в трубку неведомый дядя Чиновник. Кто ты вообще? Зачем? Мы тебя знать не знаем!
Вот у нас талантливейшая команда, которая могла бы ездить, снимать людей, делать крутые репортажи. А вместо этого мотается между Белым домом, Национальной библиотекой и Театром поэзии.
Это убивает желание работать. Жена, насмотревшись, как я нервничаю, на днях выдает: «Знаешь, Марат, всю жизнь боялась, что однажды мой муж придет и скажет: «Я не хочу работать! Я творческий человек! Я буду писать книгу». А сейчас сама тебя прошу. Оставь ты это всё. Пиши книгу, веди блог».
Я посмеялся, конечно. Но думаю, что всё же вижу себя и дальше именно в журналистике. Это такая профессия, где все меняется и тебя тоже меняет.
— Ты как здесь? — Стреляли
Знаешь, что расскажу?
Вот мне 25. Я прихожу на первую в своей карьере спецоперацию. Всё оцеплено, силовики, БТР, наш камеры. И вдруг что-то свистнуло и пронеслось. Пуля. Реальная. Вторая, еще одна. Очередь. Дом сносится вместе с находившимися в нем террористами. То есть, вот стоит здание, в нем люди, им говорят, чтобы сдались. Они в ответ начинают стрелять. А дальше происходит что-то тяжелое для восприятия, когда смотришь не в кино, не в новостях, а вот тут, в нескольких метрах.
Дальше их было столько, что превратились в привычку. В наши обычные рабочие будни.
А как-то спецы схватили наемника. Он был не дагестанец, даже не россиянин. Какой-то иностранец. И вот когда он понял, что окружен, он засунул себе в рот гранату и подорвал себя. Я так предполагаю, чтобы сложней было его опознать. Хотя, мало ли, какая была цель, не знаю. В общем, к нам потом вышли и сказали: «Ребята, проходим только те, что с крепкими нервами».
Картина в комнате и правда оказалась жуткая.
Странное было время. И сейчас непростое, но тогда было ощущение, что люди гибли каждую ночь. Здесь убиты, там подорваны, тут ликвидированы. Город казался таким же мрачным и черным, как жизнь внутри него. И тут нам говорят: «Надо ехать в горы, снимать сюжет про женщин, добывающих соль в Кванхидатли».
И мы едем в горы. Тишь, спокойствие. Гармония в природе, гармония в людях. Здесь еле говорят на русском, здесь нет перестрелок, терактов, споров о политике.
В месте, где застыло время, пожилые женщины кропотливым трудом, так же, как это делали их мамы и мамы их мам, выпаривают из маленьких озер воду и добывают вкуснейшую соль. Здесь это и дань предкам, и возможность прокормиться для оставшихся жить в стремительно пустеющем селе.
Я был счастлив. И в этот момент впервые за долгое время был рад, что я — журналист.
Записала Кира МАШРИКОВА
