Лет семь назад в последний день августа две сельские дочки с двумя сельскими папами приехали в Махачкалу. Дочки, чтобы остаться. Папы, чтобы уехать.
Сначала было…
…ощущение полной свободы. Вот тебе 17, ты одна в чужом и абсолютно незнакомом городе и таком же чужом, но уже немного знакомом доме. Было как-то плевать, что еще днем мы чуть не пережили восемь инсультов. По два на каждого. Милый парень, через которого папа снял приличную квартиру за приличные деньги, смущенно сообщил, что «хозяин передумал» и теперь нам предстоит решить: забрать деньги и валить обратно в свою Хоцапетовку или согласиться на новое жилье — немного дороже и намного хуже.
В общем, в этом самом новом жилье нас встретила старая-старая бабушка, еле передвигающаяся с помощью трости. Встретила так, будто мы Гагарин, только что прилетевший на Землю, а она Советский Союз.
Старушка все радовалась, что в доме будут родные души, хлопотала, пытаясь накормить нас абрикосами и яблоками, говорила о добре, ругала мерзкого передумавшего в последний день хозяина и капитализм. А потом проводила нас через свои хоромы с бесконечным залом, ванной с зеркальным потолком и несколькими дорого и со вкусом обставленными комнатами в нашу. С цементным полом, без занавесок, со старым столиком, аккуратно выкрашенным белой краской, и зачем-то только одной, но двуспальной кроватью.
Засыпала я, в общем, любуясь звездами через незанавешенные окна и в предвкушении новой, взрослой и очень интересной жизни. А проснулась от смеха. От веселого хохота моей соседки. Открыв глаза и сообразив, что лежу на полу, прижавшись щекой к холодному грубому цементу, резко вскочила. И тут же пожалела. Болело все. От шеи до ступней. Дрожа от холода, забралась под одеяло и… разревелась. В цементе дело или в свободе, не знаю до сих пор. Но наступило какое-то резкое понимание, что все вокруг чужое. И тебя с твоей идиотской привычкой вставать во сне и ложиться на пол никто уже не будет аккуратно будить и отправлять в постель. Как мама.
А утром мы уже шли через комсомольский парк на свой филфак, ориентируясь по неработающим аттракционам, будкам, памятникам. «Вон, — радостно кричала Саида. — Вон он! Дорога была от того памятника маленькому мальчику!» «Это не маленький мальчик, это памятник Али Алиеву!» — сообщила шокированная женщина, продающая в парке мороженое и шоколадки. И добавила уже в спину: «Какой ужас, какое поколение растет…»
Немного о…
…хозяйке дома. Бабуля была настолько интересной, удивительной и разносторонней личностью, что, пожалуй, горьковская Изергиль на ее фоне померкла бы, ужаснулась и, прихватив Данко и Ларру, забилась в угол. А Кабаниха Островского нашла бы родную душу и, сидя теплым осенним вечером на скамеечке, нежно перемывала с ней косточки невесткам. Последних у нашей бабули было четыре. И ко всем она относилась одинаково. Одинаково ненавидела, одинаково проклинала… Трех она ненавидела за то, что они не лачки, четвертую — за компанию. Кстати, сыновья богатой бабули не могли похвастаться большим состоянием и снимали жилье. А один и вовсе жил через три дома в маленькой ветхой лачуге в двух комнатах и с тремя детьми. Моя прямолинейная подруга как-то бросила бабуле в лоб: «Тебе не стыдно? Сама живешь, как Кощей, одна во дворце, а дети деньги дают чужим людям?» Я думала, хозяйка придет в бешенство и мы уже через полчаса будем одиноко бродить по Махачкале в поисках нового уголка. Но бабуля доброжелательно, даже грустно сообщила: «А я что им говорю? Снимайте у меня! Я и дешевле сдам. Зачем чужим платить? Не хотят. Или пусть разведутся со змеями и живут у меня бесплатно».
Впрочем, очень скоро нам стало ясно, что даже если бы старушка сама платила детям за совместное проживание с ней, живыми бы они не сдались. Внуки для нее были тупыми, внучки гулящими, покойный муж — амебой. На вопрос, какого бы супруга она себе хотела, бабуля ответила: «Наверное, Сталина». «Чудесный дуэт! Фашисты не решились бы даже сунуться в Советский союз», — выдала Саидка, которая уже до озноба не переваривала хозяйку дома, и скрылась. Кажется, я одна тепло относилась к бабуле и даже где-то вполне бескорыстно ее любила. Был, правда, еще один внук. Но он хотел дом. Так что да, одна.
Больше всего бабуля гордилась тем, что никогда никому «даже иголки не дала без расчета». В доме у нее был спрятан миллиард ценных, по ее словам, вещей. Где-то даже покоились драгоценности и старинные платки стоимостью в обе мои почки. А потому каждого, кто приходил к нам в гости, бабуля не упускала из виду ни на секунду. Был случай, когда бабуля проспала визит брата Саиды, с которым мы отправили в село свои вещи, и, увидев через окно спокойно шагающего к выходу Рашида с вызывающе непрозрачным пакетом, забыв о трости, с криками и воплями бросилась вслед. Бедный Рашид дважды чуть не потерял дар речи. Когда услышал «Парэн! Стой, парэн! Сволуч!». И второй, когда у него выхватили пакет и начали копаться в нем. Выбежавшие на вопли мы с Саидой застыли от шока в дверях и наблюдали за этой истерикой жадности, не смея ни дышать, ни говорить…
Убедившись, что ничего ценного из дома не выносится, старушка вернула пакет, гордо развернулась и пошла в дом. Проходя уже мимо нас, бросила: «Парней домой водите… ай-ай-ай».
Еще через несколько дней наша одноклассница «украла» у нее половую тряпку. Да-да, вы не ослышались. «Вот была у крана во дворе, а теперь нету. Кроме нее никто не мог!» Мы не смогли ничего доказать, мы просто купили новую. Хорошо хоть в милицию не позвонила. Хотя…
Милиция…
…была позже. Ее вызвали для меня. Был месяц Рамазан, и все вокруг постились. Я тогда была атеисткой, но вот то ли на спор, то ли еще как-то решила в то утро держать уразу.
Приготовила ночью суп, а рано утром встала и отправилась на кухню. Разогрев еду, зашла в ванную, в которую нужно было проходить через кухню. Не прошло и пяти минут, как в дверь начала стучаться Саида со словами: «Выйди быстрей, а то у старухи приступ страха. Она говорит, в ванной воры и убийцы». Но выйти мне, к сожалению, не удалось. У дверей кухни меня ждала бабуля со шваброй. И если вы думаете, что хозяйка решила вымыть полы под звуки утреннего азана, ошибаетесь. «Сделай только шаг, и я тебя убью! Кто у тебя там? Наркоманы? Убить меня решили? Я вам устрою! Сидеть, дрянь! Сейчас милиция приедет!» Я покорно села на диванчик и начала ждать силовиков.
Они приехали практически одновременно с сыном хозяйки и чуть раньше внука. Осмотрев ванную, а также двор, нашу комнату и зал, не найдя ни наркоманов, ни оборотней, ни даже зеленых чертиков с розовыми слониками, милиция, давясь от смеха, начала оформлять свои документы. А я — собирать вещи. Наутро бабуля приготовила нам первый раз в жизни завтрак, поплакала и попросила прощения. Я и простила. Мы даже заходили к ней потом пару раз в гости после переезда. А потом как-то забыли. Пока спустя пару лет, гуляя по городу, не увидели знакомые ворота… запечатанными. И поплакали, как о родной.
Кира Машрикова
