Тимур Магомаев
День рождения Махачкалы отгремел, стихли салюты, танцы закончились, больше не вьется торжественная пряжа праздничной музыки. Город вошел в собственный ритм, свойственный только ему, самому крупному и, наверное, самому живому городу Северного Кавказа. Поэтому сейчас самое время сказать про него несколько слов.
166 лет — это вам не шутки, солидный возраст. Город, которого обнимает Каспийское море, видел за этот срок очень многое.
Миллионы людей жили тут, ходили, разговаривали, оставляя жизнь свою на его улицах. Улицах, которые менялись и меняются сейчас, оставляя кусок времени позади, со своим прежним, старым наименованием. Хотя нельзя не признать, что город, тем более такой, как Махачкала, узнает себя по своим улицам и домам, а значит, должно быть что-то вневременное, базовое. Урбанистическая пластика – почти то же самое, что и пластика у человека. Что-то должно быть свое.
Как говорится, все наши деяния отражаются в вечности. Слова, которые должны помнить устроители города. А история города, если правильно ее использовать, — это товар на продажу.
Махачкала, та самая Махачкала, которую мы все так любим, может и должна меняться, но только не за счет своей идентичности. И люди на старых черно-белых фотографиях, которые висят на фотовыставках, в библиотеках, на стендах при проведении городских мероприятий (призванных беречь свою историю), в старых родительских альбомах, с вкладышами и в вельветовой обложке, — тоже часть города. Люди, которые строили этот город, вносили лепту в его культурный код. За который сейчас иногда приходится биться.
Что такого в том, что мы хотим продлить свое время, запечатлеть его, сделать так, чтобы его запомнили будущие поколения махачкалинцев — вопреки всем разногласиям, сопротивляясь внешнему давлению и мерцающим экранам ноутбуков? Вполне нормальное желание. Глобализация способствует укреплению местных привязанностей. Что по сути и есть любовь.
Про котов, детей, улицы и память
Махачкала, как уже было сказано, всегда живет в своем ритме, а городская история ткется из незначительных мелочей. Любой день — пазл, который собирает невидимая девочка с косичками. И это классная метафора про идентичность Махачкалы, ее облик, отношение, которое она заслуживает.
Вниз по Дахадаева идут туристы. Останавливаются на светофоре. Одна из них крутит статуэтку танцующего джигита: вокруг него искусно сделанная морская волна, которая взбирается по нему, а кажется, что к самому сердцу, чтобы окатить его, разгоряченное, холодной водой. Туристов видно сразу, но иногда они не отличаются от некоторой махачкалинской молодежи. Одеваются у нас давно в духе современных мегаполисов. Мода, стритстайл — понятия махачкалинцам очень близкие.
Угол улиц Ленина и Дахадаева, место «короткого» светофора, приходится бежать. Еще ниже несколько пустующих помещений, «бизнесы» там меняются каждые три-четыре месяца. На лестницах, практически напротив въезда во двор местного ФСБ, сидит парнишка, держится за руку, которая, похоже, сломана. Рядом велосипед и толпа сочувствующих, преимущественно женского пола. «Смотрите, да он весь дрожит!», «Нужно вызывать скорую» и, чуть подальше: «Не надо было выпендриваться на велике».
Ниже, по Дахадаева, мимо кафешек, новых и старых, зоомагазина и собачьей будки. Налево на улицу Буйнакского. Старые здания, выцветший колорит ушедшей эпохи, всё это выжгло махачкалинское солнце и время. Но оттого только теплее на душе. Сгоревшее здание, как черный зуб, который нужно вырвать, но всем лень. Дорого.
Там, чуть дальше, тот самый дом-корабль, который стал таким важным и нужным, его вспомнили, как это часто бывает, только когда захотели снести. На него лень не распространяется, там совсем другие расклады.
Пивнушка, и алкаш, который цепляется за дверь, а дородная женщина толкает его вниз, на улицу, бьет настойчиво тыльной стороной ладони ему по лбу. У него просто нет шансов. Прокуратура, мечеть, рядом мусорка, в которой грудой свалены несколько роскошных, но высохших букетов цветов. Самая старая будка в городе для ремонта часов, она тоже часть города и его истории.
Стенд «Их разыскивает милиция». До сих пор не помутневшее окошко в прошлое.
Все еще сохранились одноэтажные дома с общими дворами, где в качестве подтверждения высоких навыков совместного проживания не отсутствие пресловутых драк, а натянутые бельевые веревки, от дома к дому. Памятка крепости национальных связей.
Именно там, практически на проезжей части, стоит люлька с ребенком, чуть дальше какой-то мужик, которого судьба припарковала к инвалидному креслу, дети в растянутых майках, стайки женщин постарше.
Лестницы. В Махачкале они есть живое олицетворение поступательного движения вверх и стремительного движения вниз. Есть в лестницах что-то завернутое в вечность сияния звезд небесных.
Разбросанные по всей Махачкале коты. Свидетели суеты. Их много, и лежат они там, где болит, а болит у Махачкалы во многих местах.
Чайки на центральном пляже города, галька и щепки, сточенные стеклышки, выброшенные приливом на берег, и прогуливающаяся по берегу чета стариков.
И дети, вместе с чайками разрывающие своими криками тишину. На Каспии никогда не бывает абсолютно тихо. А дети… они в Махачкале везде (как коты). Возможно, поэтому сразу становятся взрослыми.
Пятый поселок, Тарки, откуда открывается вид на весь город… Судоремонтный завод. Вузовское озеро, огороженное забором, за которым можно насобирать полную запазуху ужей.
И Махач Дахадаев, за которым мягко горит закатное солнце, обводит его силуэт золотой краской. Закат горит как в последний раз. Вернее, как в первый и последний раз.
Есть мнение, что историю улицы, ее нутро и суть, делает не день, с его суетой и сутолокой случайных людей, а — ночь. Ночью улицы Махачкалы совсем другие.
Их нужно снимать на пленку. Даже если из соглядатаев только тявка с оторванным ухом, жженая огненная точка в черноте балкона и спящий на лавке пьяница, вышедший с утра из дома в поисках приключенческих катаклизмов и техногенных катастроф.
Ночью в Махачкале нужно быть свободным и безумным. Идти по железнодорожным путям, по рельсам, обязательно оступаясь, пачкаясь машинным маслом. Чертыхаться. А потом, по всем правилам, залипнуть на луну, которая спустила свою дорожку к темному Каспию.
И после стольких лет? Всегда!
Махачкала соткана из воспоминаний. Махачкала создана из сопротивления окружающей среде.
А пока мы внутренне решаем для себя, о чем ностальгирует махачкалинец — о старом городе или историях его детства, можно прийти к другому решению. Простому и в то же время важному.
Махачкалу, которой 166 лет, нужно любить и беречь, и это минимум из того, что мы можем ей дать. Как бы это наивно ни звучало.