Положение «людей Писания» в Дагестане накануне Имамата
Ни для кого не секрет, что околоюбилейные попытки превратить Дербент в центр мультикультурализма и акцентирование внимания на немусульманских эпизодах Дагестанской истории вызвали немалый резонанс в обществе. А среди молодежи вновь оживили старую дискуссию – можно ли считать Дагестан до выступления 3-х имамов подлинно мусульманским регионом, и если да, то в какой степени? Проецировалось ли религиозное самосознание общества в чем-либо еще, кроме «обрядоверия» и культового строительства? Или, может, горцам было свойственно двоеверие или даже синкретизм?
Что и говорить, критериев множество, а в религиозном совершенствовании человека и общества сложно определить какие-то рамки. В этой ситуации одним из важнейших становится не только выяснение вопроса – кем горцы осознавали сами себя, но и как горцы смотрели на иноверцев и чем руководствовались во взаимоотношениях с ними? Изучение этого вопроса привело нас к следующим результатам:
Иноверцы (зимми) в мусульманском Дагестане XVI — XVIII вв.
Общественная структура Дагестана, населённого людьми, принадлежащими к одной религиозной общине, не исключала контингента иноверцев с особым статусом. Ими могли быть лишь «люди Писания» — ахль ал-китаб, т.е. христиане и иудеи, легальное положение которых в мусульманской стране основывалось на договоре ахд аз-зимма – «договор о защите» со стороны мусульманского государства.
Зимми гарантировалась неприкосновенность личности, вероисповедания, имущества, свобода передвижения, предпринимательства, при условии их повиновения мусульманским властям и уплаты подушной подати — джизйа – выплачиваемой раз в год и обязательной для каждого совершеннолетнего мужчины-зимми, пользующегося своими умственными способностями.
Причём отшельники, юродивые, дряхлые больные старики, инвалиды, нищие и рабы от неё освобождались. При этом податная группа разделялась на три имущественных класса, каждый из которых выплачивал, соответственно, по одному (4,235 г), по два или по четыре динара. За это они освобождались от военных обязанностей, но если все-таки призывались по каким-то причинам в войско или желали вступить в мусульманскую армию добровольцами, джизйа этого года с них снималась.
По возможности зимми соединяли в общины во главе с собственными старейшинами в отдельных кварталах, пригородах или населённых пунктах, где они могли регулировать свой быт и деловые отношения в соответствии с законами своей религии (для иудеев – право, основанное на Торе и Талмуде), пользуясь известной автономией. Их духовные главы представляли интересы своих общин перед мусульманскими властями, контролировали школы и книги в кругу своей общины, преследовали еретиков и имели некоторые личные привилегии. Наконец, они нередко отвечали за сбор и своевременную сдачу государству джизйа с членов своих общин.
«Люди Писания», прибывавшие из-за рубежа, должны были уплачивать эту подать, если их пребывание в мусульманском государстве затягивалось на год или более. Зимми нельзя было обращать в рабство (разумеется, если они не бунтуют), а сами они могли иметь рабов-немусульман. Конечно, иноверец не мог занять высокий командный пост, так как закон не допускал возможности, чтобы он властвовал над мусульманами. Если зимми принимал ислам, то все изложенные обязательства и ограничения естественным образом с него снимались.
В Дагестане зимми традиционно были представлены главным образом иудеями (частью иранского еврейства) и отчасти христианами — главным образом монофизитами (армянами-григорианами).
Иудеи
Ещё в средние века евреи периодически отмечались в Дагестане в районе Дербента. В послемонгольскую эпоху в большем или меньшем количестве они начинают фиксироваться здесь с XVII века, причём практически во всех региональных торговых центрах (Эндирей, Тарки, Бойнак, Аксай и др.). Увеличение волны еврейских мигрантов на Восточном Кавказе связывается исследователями с гонениями на иудеев в Иране при шахе Аббасе II (1642 — 1666 гг.). Так, Ф. Шапиро со ссылкой на старинные рукописи, хранившиеся у синагогального старосты Ханукаева, приводит сведения о том, что «В году 5406 по сотворении мира (1646 г.) в Персии появился второй Аман-нечестивец. Он оклеветал нас перед царём… и по всем городам страны был издан указ, чтобы мы, сыны Авраама, Исаака и Якова, изменили — упаси нас, Господь, от этого! — вере предков…»
Немало евреев предпочли изгнание, и уже в конце XVII в. голландский географ Николас Витсен оценивал численность еврейской общины Дагестана в 15 000 человек. При этом он отмечал евреев не только в Кайтаге, но и «в Бойнаке, в лезгинских аулах». Тогда же, в XVII в., возникло еврейское селение Абасоба близ Дербента, где Иуда Черный обнаружил древнейшую в Дагестане датированную еврейскую могилу 1687 года. Уже при Фатх-Али-хане Кубинском (1758 — 1789 гг.) сюда также переселились евреи из Рустовского магала Кубинского ханства. В свою очередь, в самой Кубе, напротив города за рекой Кудиал-чай, ещё при Гусейн-Али-хане (1747 — 1758 гг.) выросло обширное предместье с несколькими синагогами, позднее известное как Еврейская (ныне Красная) слобода, где в XIX в. проживало около трети евреев Восточного Кавказа. Местная иудейская община продолжала пополняться евреями из Баку («Восточный квартал»), Гиляна («Гиляцкий квартал» с 1780-х гг.) и других иранских провинций, а также иудейскими рабами, вышедшими из горского плена (кварталы Чапкен и Карачий), которых соседи-евреи по сложившейся в Дагестане традиции именовали — «ослами».
Евреи преимущественно выступали в роли негоциантов или менял и практически монопольно занимались ремеслом кожевников и красильщиков
К концу рассматриваемой эпохи 71 дом насчитывала «еврейская слобода» под Тарками, каждый из которых выплачивал шамхалу от 3 до 5 рублей серебром. К XIX в. они настолько освоились на новом месте, что стали выделяться уже как особая субэтническая группа под названием «горские евреи» (т.е. «дагестанские евреи»).
Адам Олеарий отмечал в Шемахе торговлю табасаранских евреев, которых в Табасаране «теперь много-много живёт». Ян Стрейс пишет, что «эти старьёвщики ведут крупную торговлю награбленным добром из Дагестана, которое татары (т.е. дагестанцы) привозят сюда на дербентский рынок».
Генрих Брюс свидетельствует о немногочисленных евреях в Дербенте, «главное занятие которых состоит в торговле похищенными детьми, которых привозят сюда для продажи от соседних дагестанских татар, или русских пленников, которых они ловили в своих набегах и которых евреи потом доставляли в Персию для продажи».
И. Г. Гербер также фиксирует евреев в Кубе, Рустове и во всём Ширване, сообщая, что они торгуют в Шемахе армянскими и грузинскими невольниками. Тот же автор сообщает, что евреи «употреблялись» во всякую «чёрную работу, в которую употребить мусульман нельзя».
Действительно, евреи преимущественно выступали в роли негоциантов или менял и практически монопольно занимались ремеслом кожевников и красильщиков, выделывая сыромятные кожи и сафьян, для чего скупали по горским аулам (в т.ч. высокогорным) шкуры и необходимый при их обработке куриный помёт, а заодно рога и копыта. Кроме того, одним из главных их промыслов было разведение табака.
И. Г. Гербер подтверждает, что вместе с армянами евреи выплачивали подушную подать, а сверх того в пути должны были уступать дорогу мусульманам. Под властью Хаджи-Дауда и Сурхай-хана I зимми должны были носить на груди суконный значок желтого цвета, дабы мусульмане по ошибке не обратились к ним с обычным приветствием – «Салам алейкум!» и вообще меньше с ними общались.
Интересно, что в Кайтаге, по утверждению И. Г. Гербера, евреи несли также военную службу. Однако во время нашествия Надир-шаха 80 еврейских семей вместе с райатами-теркеме (всего около 300 семей) сбежали из Кайтага в Костек и Эндирей, что повлекло долгую тяжбу и известный политический кризис (1774 — 75 гг.), куда втянулась и Россия.
Однако в вопросах вероисповедания евреям в Дагестане была предоставлена полная свобода, и посетивший Маджалис в 1840 г. Авраам Фиркович наблюдал здесь целую этико-религиозную администрацию в составе наси (глава-представитель общины), парнасим (старейшины-контролёры) и габаим (сборщики-исполнители), которые должны были «следить за тем, чтобы мы и наши дети шли путём Торы, заворачивались… как принято у наших сефардских братьев. И любого, кто не возложит тфилин и не завернётся в большой талит во время молитвы, и не оденет малый талит, и не прикрепит мезузу на своей двери, наши габаим обязаны наказать». Вместе с тем, характеризуя выбранного общиной наси Авраама б. Исраэля как «человека преуспевающего, заботящегося обо всём и занимающегося потребностями общества в области религии», А. Фиркович не забыл подчеркнуть, что «И хозяин земли, на которой стоит эта деревня (т.е. кайтагский бек), любит его, и он тоже назначил его главой общины от себя».
Таким образом, как и положено зимми, в особенности пришлым, табасаранские и кайтагские евреи проживали на государственных (дивани и хасс) землях в отдельном ауле или квартале/предместье и, «находясь под властью беков, также не имели у себя ровно никаких сельских управлений, дела их решались беками или в Башлах». За это они отбывали бекам различные райатские повинности на общих основаниях, и независимо от этих повинностей все евреи ежегодно выплачивали подушную подать (джизйа).
Также в соответствии с шариатом кайтагские, табасаранские и прочие дагестанские евреи, «несмотря на постоянное покровительство, оказываемое им беками, даже преимущественно перед райатами-мусульманами», никогда не становились собственниками земли, а «вынуждены были нанимать у мусульман земли для своих посевов за деньги или от доли урожая, как посторонние». Не могли они пользоваться и общественными угодьями. В Кубинском ханстве евреи также не имели джамаатского самоуправления, «от евреев был чауш, который исполнял все приказания бека, бек сам производил суд и расправу над евреями и управлял ими сам и через своих нукеров».
Это, однако, вовсе не означает, что зимми, в частности евреи, подвергались в Дагестане какому-то произволу и не могли рассчитывать на справедливое судебное разбирательство у местных мусульманских властей. Так, из письма эндирейского кади Ахмата и карта Умаша на имя кизлярского коменданта Н. А. Потапова от 1764 года мы узнаём, что спорный вопрос между двумя жителями Эндирея — мусульманином Худайнатом и не названным евреем (джухут) — коллегия старшин (картлар) решила в пользу еврея и после утверждения шариатским судьёй передала еврею лошадь, которая, как установило следствие, ранее была у еврея «приобретена путём харама» (очевидно, похищена) казаком Андреем из станицы Червлёной (Ораз-кала), где названный Худайнат её и приобрёл. Поэтому следует целиком оставить на совести И. Березина его удивлённый и, по обыкновению, некорректный националистический возглас при описании иудейской слободы в пригороде Тарков: «Странная вещь: одно из трусливейших в мире племён живёт рядом с головорезами, и между тем жидовския поселения на Кавказе не редкость!»
На самом деле нет ничего странного, ведь на защите прав подопечных иудеев стояли самые могущественные эмиры. Так, сохранилось письмо Аварского нуцала Умар-хана IV (1774 — 1801 гг.) в соседний с его владениями округ Андалал, где он возмущён тем, что «со стороны сыновей Мирзы Мегебского случилось в отношении моих ценностей и моих кунаков-евреев дело, которое не было принято до сих пор среди мусульман: убийство еврея и разграбление ценностей троих из них. Ведь они мои «братья». Однако дело дийата (плата за кровь) не могло быть исполнено до моего возвращения из похода.
Теперь же прикажите этим людям вернуть все ценности сполна, не хватает 250 гурушей. Если подобный случай был бы со стороны моих людей, то я бы быстро разрешил этот вопрос. По этому поводу едет к вам Максуд-кади, примите меры к удовлетворению ограбленных иудеев».
По кануну Кайтагского Рустам-хана (1605 — 1645 гг.), виновный в убийстве еврея отвечал непосредственно перед правителем и в качестве дийата должен был наполнить шкуру серебром, что фактически даже для богача грозило полным разорением и потерей всего имущества. (Некоторые особо вульгарные авторы пытаются переводить это место в судебнике как «шкуру еврея», хотя для такого перевода в тексте нет оснований). И действительно, в практике начала XIX в. бек конфисковывал всё имущество такого убийцы, а за воровство у евреев взыскивал в 9 раз больше стоимости уворованного. Поэтому кражи у евреев и их убийства представителями коренного населения были явлением исключительно редким.
Однако правды ради следует заметить, что покровительство со стороны одного владетеля не гарантировало в то же время защиты от соседнего, если тот был враждебен, и в целом установившаяся в регионе феодальная раздробленность и войны отрицательно сказывались на положении крестьян-райатов вообще и в том числе зимми. Так, в 1799 г. в ходе очередной междоусобицы Сурхай-хан II Гази-Кумухский подверг полному разгрому известное с XVII века еврейское селение Абасоба близ Дербента, угнав в плен около 150 человек, после чего Кубинский Шейх-Али-хан, как гарант их безопасности, вынужден был переселить уцелевшую часть евреев за городские стены и даже попытался вернуть пленных, которых ещё не успели распродать. По сведениям Н. Ф. Ртищева, в 1813 г. эта едва зародившаяся иудейская община Дербента имела уже 59 еврейских домов и 166 душ мужского пола.
ХРИСТИАНЕ Армяне
Помимо иудеев, представлявших часть иранского еврейства, зимми в Дагестане XVI — XVIII вв. были традиционно представлены христианами-монофизитами (армянами-григорианами), а со второй половины XVII в. еще и казаками-староверами, бежавшими от репрессий в Московском царстве.
В Дербентском владении и Кубинском ханстве на протяжении всего XVIII века проезжающими авторами отмечается значительное количество армян, в том числе проживающих компактно. Особенно увеличилось их число в Прикаспийской зоне в период русского владычества (1722 — 1735 гг.), что связано с политикой русской военной администрации, направленной на изменение соотношения мусульманского и христианского населения на оккупированной территории. В 1728 г. в Дербенте обосновалась даже часть армян, переселившихся в Россию из Польши. И хотя с приходом Надир-шаха часть из них эвакуировалась вместе с русскими войсками (не менее 450 семей), а часть вернулась восвояси, вскоре под покровительством Кубинских ханов богатая армянская община вновь окрепла. К концу XVIII в. в Дербенте насчитывалось не менее 100 армянских домов.
Представители армянской диаспоры
Убийство Мухаммад-шамхала II (Тишсиз-Баммата), преследовавшего остатки разбитой им в Гавдушанском сражении (1774 г.) армии Фатх-Али-хана Кубинского, группой армянских стрелков из ханской армии свидетельствует о привлечении здесь этих иноверцев на военную службу (впрочем, скорее всего, на добровольной основе). Из описания ханства, составленного в 1796 г. майором Феодором Симоновичем, известно, что в Кубе армяне выплачивали «подушных денег — женатые по 2 рубля 10 копеек, холостые по рублю 5 копеек». Однако пророссийская позиция, которую они заняли в 1796 году во время вторжения армии В. Зубова, вынудила многих из них (свыше 5000 человек) бежать в Россию после его отступления, и к началу XIX века численность армян здесь сократилась. Тем не менее, С. Броневский отмечает в Рустовском магале Кубинского ханства армянское село Кильвар с церковью, а также присутствие их ещё в шести сёлах Мушкюрского магала.
В XVIII веке долговременно проживающие армяне со своими лавками фиксируются также в Аксае, Костеке, Эндирее.И. А. Гильденштедт пишет, что «среди кумыков живёт много армян, в руках которых находится небольшая торговля припасами», и уже в начале XIX века С. Броневский отмечал один из её результатов – «черный народ вообще, кумыки и ногайцы весьма склонны к пьянству, чаятельно введённому или расширенному между ними кизлярскими армянами».
Якоб Рейнеггс о жителях Эндирея сообщает, что «много также между ими находится армянских и грузинских христиан, сверх же того жиды весьма сильный торг здесь отправляют… лавки и удобные караван-сараи служат украшением сему городу, торг невольниками в величайшем здесь употреблении, ибо в оном месте продаются все пленники, пойманные или уведённые лезгинцами…» Очевидно значительную часть этих «армянских» и в особенности «грузинских» христиан составляли получившие свободу пленники и рабы, которые по чагъару переходили в категорию крестьян, экономически схожую с райатами, становясь зимми в случае сохранения прежней веры.
Казаки-староверы – «пираты Каспийского моря»
Наконец, нельзя не упомянуть ещё одну группу зимми, которая была представлена в Дагестане ортодоксальными христианами «старообрядческого» направления. Когда в России произошел церковный раскол и на соборе 1666 — 67 гг. староверы были преданы анафеме (проклятию), царские власти обрушили на них жестокие репрессии (вплоть до сожжения), в результате которых десятки тысяч людей были казнены, подверглись пыткам, заточению, ссылке. Это заставило уцелевших староверов бежать на окраины государства (Нижнюю Волгу, Дон и т.д.), где многие из них приняли активное участие в выступлении Степана Разина и его атаманов (1667 — 71 гг.), а в дальнейшем стали непременными участниками почти всех восстаний — К. Булавина, Е. Пугачёва и др.
Терские казаки-староверы
В результате жестокого подавления очередного восстания на Дону (1687 — 89 гг.) многие староверы с Дона бежали на Куму, где их принял кабардинский князь Мисост (тот самый, что, по Эвлие Челеби, упоминался в хутбе после халифа, крымского хана и шамхала). На городище Старые Мажары (Будённовск) раскольниками было установлено укрепление, где их скопилось до 2000. Однако здесь их продолжали преследовать русские войска, в связи с чем атаман Лев Манацкий, выведший с Дона до 2000 семейств, направился с делегацией в Дагестан, к Будай-шамхалу III (1667 — 1703 гг.), «для заключения договора о принятии казаков в своё подданство на том условии, что эти казаки будут помогать шамхалу в военных его делах, а он будет оказывать им своё покровительство». Будай-шамхал III взял их под свою опеку и «дал слово, что переселившихся раскольников никому не выдаст».
Таким образом, ахд аз-зимма («договор о защите») состоялся, и по обоюдному согласию староверы были переселены в Дагестан, а шамхал «действительно отвёл им выгодный для мореходства и крепкий для обороны приморский уголок между рекой Сулак и его рукавом Аграхань», куда ежегодно стали прибывать партии беженцев-раскольников с Дона. Будай-шамхал III, по свидетельству современников, помогал им «обзаводиться стругами и лошадьми».
Когда обо всём этом стало известно в Москве, к шамхалу для возвращения староверов был направлен дворянин Басов, однако верный слову Будай-хан III заявил, что «казаки-раскольники – его гости, и он не может прогнать их», и только если они «сами, по доброй воле, решатся уйти, то держать их насильно не сможет». Сами же староверы отказывались вернуться, говоря, что «шевкал веру у нас не отымает, живём и веру держим, как хотим, а идти нам назад, на Дон, за каким добром?» Ни строгие требования царских властей, ни обещания «казны» и наград, ни продвижение русских полков к Аграхани не смогли побудить шамхала к выдаче или изгнанию зимми-староверов. Более того, с их помощью Будай-шамхал III создаёт в Аграханском заливе маленький, но довольно активный боевой флот, который начинает громить на Каспии следующие из Астрахани российские корабли с казной, припасами и даже войсками.
В 1691 г. десант «воровских казаков и шевкаловых людей» совершил дерзкую диверсионную операцию и сжёг суда («струги и бусы») на пристани Терского городка — опорного пункта России на Кавказе. В условиях морской и сухопутной блокады угроза нападения нависла над самим Терским городком, где начался голод и дезертирство. Только к концу 1692 г. царское правительство сумело организовать ответную экспедицию, не имевшую, однако, должного эффекта.Когда в России произошел церковный раскол и на соборе 1666 — 67 гг. староверы были преданы анафеме (проклятию), царские власти обрушили на них жестокие репрессии (вплоть до сожжения), в результате которых десятки тысяч людей были казнены, подверглись пыткам, заточению, ссылке. Это заставило уцелевших староверов бежать на окраины государства
Понимая, что вечно продолжаться их безнаказанное корсарство не может, часть зимми — «с полтораста» — в 1692 г. решилась бежать в Крымское ханство, где к тому времени значительное число их единоверцев уже нашли убежище на тех же основаниях. Однако терские воеводы организовали их преследование и якобы истребили на Сунже более 2/3 беглецов, а женщин и детей взяли в плен.
Так или иначе, во время Азовского похода Петра I 1695 г. среди защитников Азова «оказались аграханцы, служа туркам в качестве лазутчиков и шпионов». Кроме того, не снижалась их боевая активность и на Каспийском море. Недаром Петр I горько сетовал на «разные самовладельцы», которые «за Тереком… соединяются с воровскими казаками, с атаманом Костькою Ивановым с товарыщи, и на Хвалынском море бусы наши, великого государя, разбивают». Кроме того, они продолжали засылать на Дон своих агентов «для подговору» к бегству на Аграхань, и желающие являлись «во множестве».
Только в 1700 г., когда престарелый Будай-шамхал III уже отошел от дел, русским войскам, вступив в сношения с его младшим беспринципным сыном Адиль-Гиреем, удалось нанести серьёзный удар староверам и опекавшим их князьям – Аксайскому Султан-Махмуду и Эндирейским Муртазаали и Чупан-шамхалу. Однако эти акции привели лишь к мобилизации сил по всему Дагестану, вызвав нежелательный для Москвы международный резонанс.
По этому поводу сохранился фирман иранского шаха Султан-Хусейна на имя Цахурского Али-султана от сафара 1113 г.х. (1701 г.): «…Ныне Шамхал довел до нашего сведения, что 60 000 русских прибыло на 8 фарсахов (ок. 50 км) от Таргу с целью вытребовать у него тех, которые из России бежали и прибегли к Шамхалу, и он оказывает им покровительство (выделено нами. — З. Г.). А потому повелеваем по получении сего нашего священного фирмана с подведомственным войском, вооруженным и снабженным всем необходимым, двинуться к Шамхалу и, если со стороны русских будет замечено неприязненное движение, то по согласованию с ним приступить к истреблению этого проклятого племени». Затевавшему в это время Северную войну Петру I всё это было вовсе не нужно, и инцидент поспешили уладить мирно.
В 1115 г.х. (1703/4) не стало Будай-шамхала III и в Дагестане началась борьба за власть. Тем временем Юг России охватило «Астраханское восстание» (1705 — 1706 гг.), распространившееся и на Терек, где в нём приняли участие и казаки-староверы. Последний раз дагестанские казаки-староверы упоминаются наряду с чеченцами и кумыками в числе сподвижников башкирского мурзы Салтан-Мурата Кучукова, организовавшего на Тереке в 1707 г. вооруженное выступление в поддержку К. Булавина и башкирского восстания (1705 — 1711 гг.). Повстанцам удалось тогда разгромить Терское княжество князей Черкасских, захватить и сжечь Терский городок (12 февраля 1708 года), и лишь прибытие П. М. Апраксина с астраханскими мурзами, татарами и 3000 калмыков спасли воеводу Р. Вельяминова, из последних сил оборонявшего цитадель.
Поднятое К. Булавиным восстание казаков Дона и Запорожья (1707 — 1709 гг.) вызвало окончательный отток староверов из Дагестана, устремившихся на помощь единоверцам.
Зураб Гаджиев
