Выжидая начало спектакля, я не отрывал взгляда от красного, высвеченного софитами занавеса, за которым блуждали тёмные фигуры. Да, для меня представление уже началось, хотя в зале только-только появляется зритель.
«Интересно, в роли Гамлета будет выступать актёр Гамлет? – спрашивал я сам себя. – Посмотрим, что там заварил Богдан Петканин, каков будет наш Гамлет…»
Сцена лаконична и неподвижна, но это сейчас. Лёгкое колыхание красной ткани выдаёт напряжение предстоящего действия. Она построена брутально и по сути монохромно.
Правильный ход. Само представление несёт яркость и разнообразие. Занавес, платье королевы и кровавый след – одной ткани, одного режиссёрского посыла. Они единственное, что предстаёт открыто. Это видимая острота зрения. Но появляются герои, и самыми яркими оказываются другие цвета. Белоснежное платье и рыжие волосы Офелии и, безусловно, открытый лоб и судорожные руки принца Гамлета.
Но какой он принц?! Мне показалось, или это родилось у режиссёра? Сын датского короля больше похож на революционера-подпольщика, одержимого идеей убить царя. Такой же болезненный вид и худоба, пальто с поднятым воротником, горящие глаза, и в них – дьявольские искры.
Артур Абачараев не останавливался ни на минуту, его лицо искажалось с каждой фразой. Его танец был красноречивей слов. Да, дьявол прячется в деталях.
Убить, отомстить. Пропали благородный вид, воспитание, любовь. Она промелькнёт в конце как невозможное, разбитое чувство. Но поздно – сумасшествие охватило сцену. Где-то на дне омраченного гамлетовского рассудка слышатся слова Офелии:
Со мной не раз он в нежности пускался
В залог сердечной дружбы.
В этой постановке неважен образ королевы или короля. Они несут свой грех. Шекспир выставил их напоказ в злодейском образе, не предоставив читателю прямых доказательств вины. Только намёки, мистические символы. Спокойный рассудок отверг бы сотню таких, но одержимый – цепляется за эти поручни.
Святители небесные, спасите!
Благой ли дух ты, или ангел зла,
Дыханье рая, ада ль дуновенье,
К вреду иль к пользе помыслы твои,
Я озадачен так таким явленьем,
Что требую ответа. Отзовись
На эти имена: отец мой, Гамлет,
Король, властитель датский, отвечай!
Не дай пропасть в неведенье.
Скажи мне,
Зачем на преданных земле костях
Разорван саван? Отчего гробница,
Где мы в покое видели твой прах,
Разжала с силой челюсти из камня,
Чтоб выбросить тебя? Чем объяснить,
Что, бездыханный труп, в вооруженье,
Ты движешься, обезобразив ночь,
В лучах луны, и нам,
простейшим смертным,
Так страшно потрясаешь существо
Загадками, которым нет разгадки?
Скажи, зачем? К чему? Что делать нам?
Под пологом черного пальто не раненая любовь сына, а холодный кинжал мести. И он воткнулся в подмостки сцены прямо посередине, в метре от моего объектива.
Было ли время герою трагедии остановиться, чтобы произнести известные всем слова «Быть или не быть…» с остановившимся сердцем. Когда они прорывались в зал, все остальные персонажи совершали немыслимые действия. Мир продолжал катиться в тартарары. В устах Артура я не слышал вопроса к нам. Самые правдивые слова уже никак не могли изменить ход истории. Одержимость довела его до преступления, и он поздно осознал свой роковой финал. Бедный, бедный мальчик, а ведь он был рождён для любви.
Марат Гаджиев | г. Махачкала
Фото автора
