Кумыкский поэт Бадрутдин Магомедов ко Дню военно-морского флота
«За Есенина можно и подраться…»
На призывном пункте мой вещмешок, пожалуй, был самым тяжелым. Он наполнен книгами. В дальнюю и долгую дорогу я прихватил с собой самых близких из моих друзей – книги. Помните, великий Пушкин, умирая, обращаясь к книжным полкам в своем кабинете прощальным взором, выронил: «Прощайте, друзья».
В моем вещмешке лежали в обнимку книги: «Сокровища песен кумыков» («Къумукъланы йыр хазнасы»), И. Казак, Ал. Блок, Е. Евтушенко, Г. Лорка, М. Джалил, Ш. Петефи и, конечно же, мой любимый С. Есенин. Не одна книга, а его пятитомник, издание светло-синего цвета, небольшим форматом. Сам до сих пор не могу понять, зачем нужно было брать на службу все пять томов? На правом плече – вещмешок этот с бесценным грузом, а на левом – семиструнная гитара.
Из Дагестана в тот призыв нас было около двухсот человек. В двух пассажирских вагонах нас привезли в г. Баку. На седьмой день пребывания здесь, до нашего распределения по войсковым частям, когда мы еще были «дикарями», вещмешки моих земляков-призывников, набитые разного рода продуктами питания, постепенно опустели, а моего мешочка эта участь не постигла. Это были славные ребята, а я с непонятным им тяжелым грузом, наверное, сам среди них казался «дикарем».
Служба шла своим чередом. Проходил уже ее третий год. Моя ВУС (военно-учетная специальность) – «секретчик корабля». Сюда входят обязанности шифровальщика, писаря и библиотекаря засекреченной литературы для офицерского состава. Иными словами, секретчик – правая рука командира корабля. Право войти в секретную часть с небольшим окошком для выдачи литературы, кроме меня самого, имеет только командир.
Во время морских учений я познакомился с молодым мичманом Васильевым, писарем из штаба флотилии. Он тоже очень любил поэзию, в особенности – С. Есенина. Мы с ним подружились, вместе ходили в бакинскую библиотеку им. Низами. Он был на несколько лет старше меня. Общие интересы и любовь к литературе сблизили нас.
Однажды наш корабль готовился к походу надолго, по-моему, на месяц или полтора. Васильев знал это и стал просить у меня Есенина. Клялся, что по возвращении обязательно вернет. Почему бы не поверить офицерскому слову? Я отдал ему все пять томиков поэта.
Мы вернулись из похода, задержавшись больше, чем было запланировано. Прошла неделя, две. Встречаю Васильева в порту, напоминаю, мол, как мой Сережа?
Он благодарит меня, обещает вскоре вернуть книги.
Так прошел еще месяц, два, полгода, а он всё обещаниями меня кормит. Очередной раз протравил мне «легенду»: книги, мол, у него кто-то попросил, он их кому-то отдал. Догадываюсь, явно не хочет возвращать Есенина.
Как тут мне было не сердиться? «Ну, погоди, — думаю про себя, — «крыса штабная», «хохляцкое» рыло, я надраю твою душу пуще, чем рынду корабельную». А сам жду удобного случая. И этот случай подвернулся.
Был летний день. Я возвращался из увольнения и в Баиловском парке встречаю Васильева. Вечерело, погода так и шептала: «Не упускай момента». По морскому уставу, думал я, драться с однополчанином не положено, да еще с мичманом. К тому же, сам являюсь секретарем комсомольской организации флагманского корабля и должен показывать пример во всем положительный. Что скажет высшее командование? Так меня утешал внутри белый шайтан, а другой – черный бес — настаивает: а в каком уставе написано, что можно красть поэзию, да еще самого Есенина, более того, все пять томов?!
Черный мой бес оказался упорней и победил.
Я заманил мичмана в глубь парка. Слово за слово – завязалась драка. Я нежно, по-флотски, с дагестанским перчиком избил мичмана Васильева, хотя и сам не остался без сдачи. Он добрый был драчун. Мы оба достаточно потрепали декоративные насаждения Баиловского парка, пока нас не заметил вечерний патруль.
Благо, мои синяки оказались невидимыми. На корабле их никто не заметил. Я и сам не стал никому рассказывать, не имел такую привычку. Ну, думаю в сердцах, прощай Сергей Есенин! И корю себя: зачем нужно было мне тащить сюда все пять томов…
Изнеженный штабной атмосферой, мичман Васильев, однако, не выдержал качку, вызванную нашей дракой. Отметил свои синяки в санчасти штаба и пошел жаловаться к командиру дивизиона.
Наш комдив, удивительно добрый, высокий, худощавый мужик, капитан 1-го ранга Елизаров, знал меня как комсорга и по дальним походам, когда он оставался на нашем корабле, как на флагманском, посредником от штаба флотилии.
И вот через три дня я стою перед комдивом в штабе дивизиона. Комдив был малословным, но его редкие фразы резали слух как острие кортика, доходили до сердца.
– Старший матрос Магомедов, докладывай мне, за что ты так украсил мичмана Васильева? – строго спросил он, вставая с места. – Что, нельзя было по-другому, по-человечески? Вы же вроде бы и дружили. Какой бес вас попутал? Расскажи, как было.
И я рассказал, как было. До подробностей.
– Значит, так и не вернул Васильев книги?
– Так точно, товарищ капитан 1-го ранга. Не вернул и не думает возвращать.
– Наказать бы тебя на девять баллов следовало. Но тут дело другое… Правильно сделал. За Есенина можно и подраться. Сам не меньше вашего его люблю. Ты свободен, а с мичманом разберемся сами…
Так, совершенно непоэтически, я лишился пятитомника С. Есенина. Моего любимого поэта. Будь на моем месте, думаю, поэт бы поступил так же.
Мичмана Васильева до «дембеля» я больше не встречал.
Автор «Войны и мира» тоже служил
На действительной военной службе я активно печатался в газете Краснознаменной Каспийской флотилии «Каспиец». Часто заходил в редакцию, знал гл. редактора, капитана 1 ранга Белоусова и почти весь коллектив. Участвовал в культурных мероприятиях редакции.
24 декабря 1963 г. «Каспиец» обрадовал меня новой публикацией «Душа поёт», которая выглядела так:
«Однажды меня вызвали в штаб флотилии. В вестибюле было много людей — и военных, и гражданских. Начальник политотдела флотилии контр-адмирал Пильщиков принял меня без очереди, как только доложили. Меня – старшего матроса, как большого человека посадил рядом с собой и, обращаясь к офицерам, находящимся у него в кабинете, сказал: «Товарищи офицеры, с вами знакомится молодой поэт из Дагестана. Хотя как поэт он еще не вышел на большую орбиту, его у себя на Родине хорошо знают. Старший матрос Магомедов – комсорг флагманского корабля. Вчера я получил республиканскую газету с его новыми стихами и благодарственное письмо Союза писателей Дагестана, подписанное его председателем Р. Гамзатовым. А, наверное, это мы должны благодарить народ, который воспитал его и доверил нам».
Адмирал развернул областную газету «Ленинёлу» («Путь Ленина») на кумыкском языке, где была большая подборка моих новых стихов с матросской фотографией. Я, разумеется, неожиданно, но приятно был удивлен. Даже я сам, активный подписчик этой газеты, еще не получил этот номер, а здесь уже получили. Как узнал позже, этот номер газеты в штаб флотилии отправил зав. Отделом культуры «Ленинёлу», прекрасный писатель и чудесный человек Микаил Абуков с препроводительным письмом и с напутственным словом народного поэта А.-В. Сулейманова «Окно, распахнутое на море».
Будучи секретарем комсомольской организации корабля, мне часто приходилось посещать штаб ККФ, особенно политотдел. И, разумеется, был хорошо знаком с руководством и комсоставом политчасти.
На третьем году службы, по обоюдному соглашению командира корабля и учебной части ДГУ, мне разрешено продолжить учебу заочно. В связи с этим я попросился на берег и написал письмо в политотдел с ходатайством командира корабля и ожидал ответа.
– Ты знаешь, товарищ старший матрос Магомедов, – обратился Пильщиков ко мне, – что Е. Евтушенко в настоящее время служит в Закавказском военном округе. Если бы не военная служба, Л. Толстой тоже бы, наверное, не написал «Казаки», прекрасную повесть, а, может быть, не было бы «Войны и мира». Не будь он сослан на Кавказ, на передовую линию, где горцы сражались за свободу, не было бы и Лермонтова, которого мы знаем. До меня доходили слухи про тебя еще в прошлом году. Но я медлил. Знаю, что ты призван на службу с учебы в университете. Я мог бы тебя демобилизовать на год раньше, но хочу, чтобы по-настоящему раскачали тебя волны буйного Хазарского моря, как называли твои предки Каспий. Хочу, чтобы всё у тебя встало на место. И надеюсь, служба во флоте в будущем поможет украсить страницы твоих книг…
Контр-адмирал Пильщиков широко улыбнулся, пожал мне руку и разрешил идти.
Из штаба я вышел окрыленный, счастливый и гордый. Добрая, широкая ладонь контр-адмирала напомнила мне руку брата моего отца, фронтовика Мажита Абдурагимова, который, провожая в армию, напутствовал меня «Яхщы бол» – «Будь добрым», вместо того, как обычно говорят — «Яхшыёл» – «Счастливого пути».
Штаб Краснознаменной Каспийской флотилии находится на высокой горке, откуда далеко простирается город и его окрестности. И на обратном пути мне казалось, что я лечу и вижу весь мир. Мне, не видевшему своего отца в лицо, казалось, что в лице адмирала я увидел отцовские черты.
После этого трогательного визита особым указанием из штаба мне было разрешено увольнение для посещения Центральной библиотеки г. Баку в любое время, когда наш корабль пребывал на берегу.
Бадрутдин Магомедов