Мне верится, что найдутся благодарные, тонко чувствующие поэзию читатели, ибо — и Художник, и Литератор — Владимир Додэ нигде и ни в чем не сфальшивил. Всё, что им сработано и написано, освящено доверительной откровенностью, дышит чистотой. И я знаю, что он всегда опирался на стремление — ни в чем не утерять искренности и сердечной теплоты. Даже когда стал терять зрение, даже когда сдавливала тупая боль, особенно в последние месяцы.
Зачерствел, ко всему равнодушен,
Никого понимать не хочу.
Я неделями мрачен и скучен,
Закусив свои губы, молчу.
Временами явно испытывали его на излом мучительные мысли о всё-таки творческой нераскрытости, безусловной недооцененности; успехи вроде бы и были, но масштабно, вседоступно и широко, по сути, не значились. Не заняли его старания, способности видного места в жизни общества, которому он нес всё в себе самое лучшее.
Тетрадные листы хранят немалый груз печали и неуверенности, отрешенности и даже самобичевания, хотя такие перепады настроения, пожалуй, присущи каждому мыслящему, творческому, впечатлительному, чувствующему определенную ответственность за свои деяния человеку. А у Володи было чуткое, беспокойное и большое, много вмещающее сердце, в котором находилось место для доброты и тревог, радостей и горечей, потаенных обид и ощущения недосказанности… Вот сердце его однажды и не выдержало.
Если я не вернусь — не печалься,
Не жалей обо мне, не жалей,
Значит, мне на пути повстречался
Экипаж королевы теней.
Может статься, сказать не успею
И единого слова. Прощай,
Не печалься, гляди веселее
И не плакать по мне обещай.
Может быть, хотя бы эта книга как-то да восполнит то, чего не получил Владимир Додэ при жизни.
Причины были разные. А одна из них — то обстоятельство, что не мог он никоим образом переступить высокий порог личной скромности, не умел «бросаться в глаза», не хотел идти в услужение к капризной и дешевой популярности. Да у него это и не получилось бы, потому что был он родным сыном духовной красоты, честности и достоинства.
Игорь Романов | г. Ставрополь