Пока поезд незаметно двинулся дальше, мы прислушивались и спрашивали друг друга: «Уже едем?» Да, остановки и паузы характерны томительным ожиданием и взглядами за окно, в зимнюю неподвижную вечность. |
Вспомнился разговор в издательстве «Мавраевъ» и потрёпанный томик стихов Важи Пшавела в переводе Николая Заболоцкого. Стихи поэта ещё будут в нашем пути, а сейчас «Песня»:
Ты на том берегу, я на этом,
Между нами бушует река.
Друг на друга мы
с каждым рассветом
Не насмотримся издалека.
Как теперь я тебя поцелую?
Только вижу смеющийся рот.
Перейти сквозь пучину такую
Человеку немыслимо вброд.
Не пловцы мы с тобой, горемыки,
Нет ни лодки у нас, ни руля.
Не ответит нам небо на крики,
Не поможет нам в горе земля.
Целый день, ожидая друг друга,
Мы смеёмся сквозь слезы с тобой.
Я кричу, но не слышно ни звука —
Всюду грохот и яростный вой.
Умирает мой голос тревожный,
Утопающий в бурной реке…
Как теперь я в тоске безнадёжной
Проживу от тебя вдалеке?
И не лучше ли смерть, чем томленье,
Чем бессильные эти слова?
Нет, пока ты видна в отдаленье,
До тех пор и надежда жива!
Через некоторое время мы остановились, и перед нами возник грузинский пограничник, который представился, собрал паспорта и тихо растаял в утреннем тумане минут на сорок.
А мы? Наша семья в вечных поисках правды. Правда где-то в купе обязательно сидит, но там, за окном, её днём с огнём не сыщешь.
С чёрного входа
Подъезжаем. Думаем, что Тбилиси, но пока город Рустави. Дома, задворки, развалившиеся цеха и ржавая техника. Около километра территории с металлоломом. Цементные и кирпичные комбинаты. Всё, как и у нас, как сто лет назад, в советской жизни. Здесь те же запахи запустения и разрухи.
Проводница обратилась к моей Зареме по-азербайджански с просьбой сдать постельные принадлежности. Как она догадалась, что жена знает язык? Но не будем копаться в белье, за окном уже точно Тбилиси. Жаль, что нельзя открыть окно и сфотографировать.
Город переднего плана, кривой, не парадный. Следующий план любопытный пассажир запоминает магистралями и светофорами. И дальний, с силуэтом гор, самый притягательный. Он радует и успокаивает.
Вот и я говорю семье, что «это привокзальные улицы, они во всех городах такие неустроенные».
Действительно, если бы высокопоставленные чиновники пользовались услугами железнодорожного транспорта, то в окна поездов смотрели другие дома.
Да, мы подбирались к городу не с парадного входа. И те, кто бывал в Тбилиси, знают, что его общие дворы и балконы на грани невозможного. В них красота, модерн и последнее дыхание. Поздняя осень – это слепок древнего города. Поэтому, прогуливаясь по его узким улицам, видишь покосившиеся, с трещинами, дома, невероятной красоты резные, с коваными решётками, двери и ворота, а рядом… нет, неправильно – впритык современные замыслы архитекторов. Видишь весёлые группы молодёжи и стариков с протянутой рукой. Они скрюченные, как дома Тбилиси, несут остатки былой красоты. Пару раз ко мне подходили женщины с ярким макияжем на морщинистом лице. После моей фразы «Я не понимаю по-грузински» они все говорили «Деньги дай!»
Не помню, где-то слышал о холодной душе модерна… Видимо, новый модерн так же безжалостен. По мнению большинства учёных, мы живём в период Нового времени, в «обществе Модерна».
Но это краски жизни, краски Тбилиси, который встречал Рождество.
В Тбилиси остановились в той же гостинице «Гео-тур», где я забронировал заранее несколько номеров, но нам пришлось поместиться в одном. Грузия для россиян подорожала.
Присутствие на дорогах украинского флага вместе с флагом Евросоюза бросалось в глаза. Можно было пойти дальше и в метро объявлять станции на этом языке. Чем он хуже английского?!
Но Грузия туристическая страна, и санкции для России теперь сказываются и здесь. Туристов много, но россиян стало меньше.
Надпись на металлической двери в художественную галерею:
Земля без искусства действительно пустой звук, и, шагая к площади Свободы по мощёной улице, открываешь для себя картины города, которые когда-то видел в грузинских фильмах и в репродукциях картин грузинских художников.
Мы спустились на праздничную рождественскую Шота Руставели, где прошла яркая религиозная процессия во всём убранстве, с караваном гружёных лошадей. Верблюды были бутафорские, и это придавало всему мероприятию карнавальный вид. Большие светящиеся ели и трубящие ангелы звали на праздник. Прохладный вечер, розовые щёки, пятнистые лошадки, фото с грузинским Дедом Морозом. Были на Руставели и кареты. Народ гуляет и спускает деньги в ресторанах.
Один такой приезжий азербайджанец попался мне. Вернее, попался я. Он проигрался в казино, и у него разрядился телефон. Сначала парень попросил позвонить, а потом умолял одолжить деньги. Рождество закончилось лодочками хачапури по-аджарски. Мы заказали «Титаник», и он быстро утонул в наших желудках.
Где-то здесь, на улице Асатиани
Моё изучение старого города имело и практический смысл, необходимо было в короткий срок найти достойное помещение под Кавказский Дом переводов.
Предвосхищая вопрос друзей и многих читателей «почему в Грузии?», скажу – в Тбилиси удобно собираться всем кавказцам.
Семью я уговорил погулять в парке на горе Мтацминда. И за то время, пока я бегал с маклером по городу, они успели только подняться на фуникулёре и пройтись по центральной аллее.
Да! Я успел многое в этот солнечный день. Моё попадание в квартиру на улице Асатиани, когда-то носившей имя Ф. Энгельса, было в точку. Хочу поблагодарить моего друга Гелу Хмаладзе, думаю, это с его лёгкой руки.
Хозяйка Хатуна говорит, что их семья жила в этой квартире на протяжении семи поколений. Мне предстоит ещё с ней поближе познакомиться, а пока с радостной вестью я ехал на машине маклера Автандила к фуникулёру.
На центральной аллее парка работали репродукторы, из которых неслось задорное детское пение. Мне показалось, что это включена запись для бодрости отдыхающих. Возле центрального фонтана развернулось настоящее представление. Сначала я увидел спины взрослых, а за ними открылась небольшая сцена, на которой пели детишки. Родители аплодировали и фотографировали. Город с вершины горы простирался вдаль и скрывался в дымке холмов. Здесь семья и объединилась для следующего манёвра. Мы собрались спуститься к пантеону великих грузинских писателей и поклониться Александру Грибоедову, покоившемуся там же.
Грузинская ночь Грибоедова
<…>
Творец, пошли мне вновь
изгнанье, нищету
И на главу мою все ужасы природы:
Скорее в том ущелье пропаду,
Где бурный Ксан крутит седые воды,
Терпеть разбойником гоненья,
голод, страх,
От стужи, непогод не быв укрытым,
Чем этой фурии
присутствие сносить.
И злость души, и яд её упрёков.
Это строки из неоконченной трагедии Грибоедова «Грузинская ночь».
Александру Грибоедову было 33, когда он женился на старшей дочери грузинского поэта и общественного деятеля Александра Чавчавадзе. Нине, которую он знал с детства и с которой он часто занимался музыкой, было 16.
Напомню, что русский поэт и дипломат был убит в Тегеране 30 января 1829 года, когда толпа, подстрекаемая фанатиками, разгромила русскую миссию.
«Они таскали его изуродованный труп по улицам несколько дней, а потом бросили в общую яму, где уже лежали тела его товарищей. Позже его опознали лишь по изуродованному на дуэли мизинцу левой руки.
Ожидавшая мужа в Тавризе Нина не знала о его смерти; беспокоясь о ее здоровье, окружающие скрывали страшную весть. 13 февраля по настоятельной просьбе матери она покинула Тавриз и поехала в Тифлис. Только здесь ей сказали, что муж мертв. От стресса у нее случились преждевременные роды.
30 апреля прах Грибоедова привезли в Гергеры, где гроб видел A. C. Пушкин, упоминающий об этом в своем "Путешествии в Арзрум". В июне тело Грибоедова прибыло, наконец, в Тифлис и 18 июня 1829 года было предано земле близ церкви Св. Давида, согласно желанию Грибоедова, который как-то шутя сказал жене: "Не оставляй костей моих в Персии; если умру там, похорони меня в Тифлисе, в монастыре Св. Давида". Нина исполнила волю мужа. Похоронила его там, где он просил; на могиле мужа Нина Александровна поставила часовню, а в ней — памятник, изображающий молящуюся и плачущую перед распятием женщину — эмблему ее самой. На памятнике следующая надпись: "Ум и дела твои бессмертны в памяти русской; но для чего пережила тебя любовь моя?"
Нина Александровна пережила мужа на 28 лет, она умерла в 1857 году от холеры и погребена рядом со своим любимым».
***
Мы спускались по пешей тропе, которая петляла по склонам среди сосновых деревьев. Старые деревянные ступени и металлические поручни, указатели на грузинском и свежие на латинице. Дети спускались прыжками, а мы — подстраивая шаг под ритм ступеней. Попадались дощечки поломанные, но всё опрятно и тихо. Жерло фуникулёра мы пересекли почти у самого монастыря. Как хорошо, что пошли пешком. Мы нашли указатель тропы до крепости Нарын-Кала и в следующий раз обязательно совершим большую прогулку по Святой горе. Да, и эта гора называется святой!
Пантеон впечатляет. Мы подошли к каменному навесу, за решётками которого покоятся муж и жена Грибоедовы. Молча стояли мы, прильнув к металлическим прутам, читая надписи на чёрных мраморных надгробиях. Надгробие Грибоедову изготовил скульптор Василий Демут-Малиновский, автор скульптурных композиций Казанского собора, Биржи, Горного института и Адмиралтейства в Петербурге.
Рядом под открытым небом скульптурный ряд над могилами грузинских писателей и общественных деятелей. Надписи на камнях на грузинском языке, и нам оставалось только по композициям скульптур догадываться, кто был покойный. Монашеский дом стоял отдельно на краю скалы, и из его труб активно валил дым, скорее всего, готовили обед. Интересно, у них будет сациви или лобио, а сухое вино они пьют?
После обеда «народ» потребовал пищи для ума, и мы отправились в Грузинский национальный музей.
Жил-был художник один
Музей находится всё на той же улице Шота Руставели, в очень уютном здании. Которое, как и многие дома в Тбилиси, имеет две составляющие – старинный фасад и современную начинку. Вход со двора, где множество скульптур. Залы в последние годы претерпели реконструкцию, и чувствуется, что в них гулял Западный ветер.
Но важно другое: в них хранятся картины Ладо Гудеашвили и Нико Пиросмани.
Нико породил в нашей семье целую дискуссию об искусстве. Контакт с полотнами был полный, ведь мы никуда не спешили. И возможность попасть в гущу боя «Русско-японской войны» и пообщаться с боготворимой «Маргаритой» — разве это не кайф.
Она действительно восхищает чистотой – эта дева. Пиросмани вложил в её черты всю свою любовь. И пышность тела так выразительна. Что может ещё приблизить женщину к ангелу? Только чистота фона, в котором она гармонично существует, парит.
<…>
Жил-был художник один,
домик имел и холсты.
Но он актрису любил,
ту, что любила цветы…
(Андрей Вознесенский «Миллион алых роз»).
Об этом фоне и так называемой наивности художника мой разговор с сыном, а позже с Мариной Табукашвили в её офисе.
Так почему Пиросмани так любим и почитаем в Грузии? Он рисовал, как мог, или специально «впадал в детство»? Так нарисовать может и ребёнок, в чём тут гениальность?
Святые грешники
<…>
Бледна лицом и молчалива,
В ночную мглу погружена,
На троне горного массива
Видна Кистинская страна.
В ущелье, лая торопливо,
Клокочет злобная волна.
Хребта огромные отроги,
В крови от темени до пят,
Склоняясь к речке, моют ноги,
Как будто кровь отмыть хотят.
По горной крадучись дороге,
Убийцу брата ищет брат…
(Важа Пшавела «Гость и хозяин». Пер. Н. Заболоцкого).
Доводы о случайном совпадении во времени картин художника из Мирзаани с гигантским сломом в искусстве не убедительны. А представьте, рядом ещё такой максималист, подвергающий всё и вся сомнению.
Из картинной галереи переместимся в квартиру-офис Марины Табукашвили, расположенную на втором этаже дома по улице Резо Табукашвили. Это параллельно Руставели. Словом, всё рядом.
Марина выглядела очень уставшей. Она предложила нам с сыном сесть в кресла. Мне показалось, что с той декабрьской встречи прошло несколько часов. Время суток почти то же…
Наша встреча была не больше сорока минут. Я познакомил её со своим сыном и подарил свои графические работы. Одну ей, другую просил передать сыну Арчилу, который в этот момент находился в Кахетии.
Но вопрос Исмаила о Пиросмани я всё-таки переадресовал к Марине. Она в прошлом специалист по древнему искусству Грузии и кому, как не ей, объяснить загадку Пиросмани.
Мы глотали холодный сок из бокалов, слушали о традициях религиозной живописи и манере изображения человека в ней.
Вспомнили Джотто, с кого началась революция в искусстве. Почему вдруг к началу XX века отбрасываются все постулаты и золотые сечения и внутренний мир человека становится главным объектом изучения.
Что мы видим у Пиросмани? Люди и любые существа теряют реальные масштабы. Кроме того, как и в религиозных росписях, он рисует персонажи в фас, как изображали только святых. Дальше мы видим максимально лаконичный фон, за его героями. Все персонажи его работ, будь то разбойники, торговцы, лавочники, проститутки — наивны и чисты, они «святые грешники».
Точно такое происходит и в литературе — Достоевский, Томас Манн, Чехов, Важа Пшавела. Вы помните его историю «Гость и хозяин», где его друг ингуш отказывается выдать гостя-кровника и погибает, а вслед за этим погибает и его жена:
<…>
О, кто во мраке этой ночи
Ее удержит? Кто поймет?
Никто! Она закрыла очи
И бросилась в водоворот.
К чему ей длить душевный пламень?
Зачем ей жить среди людей?
В Кистетии последний камень,
И тот отныне недруг ей!
Жена и муж, не оба ль сразу
Они запятнаны грехом?
Не подчинился он приказу,
Она — рыдала над врагом…
И унесла река Агазу,
Смешала с глиной и песком.
Главный объект их творчества — человек. И если раньше добродетель и святость были канонизированы, только цари и вельможи могли претендовать на подобное, то в картинах Пиросмани каждый человек, если не свят, то добродетелен. Грузины чувствуют у Нико исконное, доброе, что рано или поздно просыпается в каждом человеке. Он как никто передал дух Грузии.
Да, дух Пиросмани на улицах Тбилиси. Современные художники разрисовывают стены, подъезды, вешают вывески в Пиросмановском стиле, иногда точно воспроизводя картины, а другие идут дальше, создавая собственные персонажи. Это наложило отпечаток и на скульптурную пластику города. Что ни шаг, так существо – задумчивое, печальное и обязательно доброе.
– Добрый гений Грузии, ты здесь? Прошу, нарисуй мне вывеску для Кавказского Дома переводов!
В Тбилиси мы окончательно запутались во времени, и только в день отъезда поняли, что наши часы отстают на час. Хорошо что спросили, а то чуть не опаздали на вокзал.
Самое время для историй Сергея Довлатова:
Сидели мы как-то втроём – Рейн, Бродский и я. Рейн между прочим сказал:
— Точность – это великая сила. Педантической точностью славились Зощенко, Блок, Заболоцкий. При нашей единственной встрече Заболоцкий сказал мне: «Женя, знаете, чем я победил советскую власть? Я победил её точностью!»
Бродский перебил его:
— Это в смысле, что просидел шестнадцать лет от звонка до звонка?!
***
Скоростной поезд возвращал нас к дому, в минусовую Махачкалу. Маргарита лежала напротив и напевала «Ах, мой милый Августин…», а я, тыча пальцем в стекло окна, считал разбросанные по холмам бурдюки с вином, больше похожие на перевёрнутых кабанчиков. Гудок сбил меня со счёта, и я, улыбнувшись себе, прильнул лбом к окну и смотрел, смотрел, скосив глаза вслед удаляющейся картине Пиросмановской Грузии. Наш поезд, конечно, не Кахетинский, но и в нём происходят истории.
Наших соседей, очень шумную пару, азербайджанские стражники подвергли лёгкому допросу. Пишу, как слышал, фамилия мужчины звучала — что-то вроде Ибаништяну. Пассажиру пришлось доказывать, что он не армянин, а обычный молдаванин. Для проверки вызвали попутчицу, или она жена его была. Они залопотали на своём очень мелодичном языке.
Ещё из Довлатова:
Сильные чувства – безнациональны. Уже одно это говорит в пользу интернационализма. Радость, горе, страх, болезнь лишены национальной окраски. Не абсурдно ли звучит:
«Он разрыдался, как типичный немец».
Мне так хотелось на пристрастный вопрос пограничника засмеяться, «как типичный армянин», но у меня только и выскочило типично лакское "Ха?".
Человечество, видимо, никогда не сможет жить без границ, без километров колючей проволоки, нейтральных зон и без вопросов друг к другу о национальной принадлежности.
К нашему приезду снег растаял и морозы сошли на нет. Самур блеснул на солнце своими изгибами и подарил нам берега родные, обетованные.
Всё, дети — каникулы закончились!
Марат Гаджиев
P. S. В коллажах использованы персонажи картин Н. Пиросмани "Маргарита", "Кахетинский поезд" и Л. Гудиашвили "Портрет Н. Пиросмани".