или 73 минуты с главным литкритиком России
Главного литературного критика Рунета Галину Юзефович можно было встретить в двадцатых числах сентября в Махачкале – читающей в библиотеке, читающей в кофейне и даже читающей на пляже. Собираясь в Дагестан на книжную ярмарку «Тарки-Тау», она взяла с собой электронную книгу — спутницу всех своих поездок — и распечатку нового романа Пелевина, которую ей передали за неделю до официального релиза книги. С корреспондентом «Молодежки» Галина Леонидовна встретилась в местном книжном магазине. Как выяснилось, в тот вечер, рассматривая ассортимент, она успела помочь случайной покупательнице определиться с выбором книги. Ведь, в конце концов, это и есть главная задача критика.
Разговор за чашкой чая после визита в книжный продолжался 73 минуты, но получился таким объемным и насыщенным, что мы решили разбить его на две части. Итак, часть первая…
Как критик Юзефович читательницу на деньги кинула
— Итак, каково это – быть человеком, который влияет на покупательский спрос на книжном рынке? Чувствуете ответственность?
— Во-первых, не нужно переоценивать степень моего влияния. Я влияю на продажи книг только если это книга какого-нибудь малоизвестного начинающего автора. Если это книга, которая сама по себе хорошо продается, то в общем-то мое влияние стремится к нулю. Грубо говоря, Пелевин продает себя сам, и от того, похвалю я его или поругаю, совершенно не зависят его продажи. Если же это действительно какой-то новый автор, то да – я могу увеличить количество проданных экземпляров, например, с тысячи до двух тысяч. Это довольно-таки ограниченный спектр воздействия.
Чувствую ли я ответственность? Знаете, да, отчасти чувствую. Мне кажется важным сэкономить деньги и усилия моего читателя – человека, который мне доверяет и на меня ориентируется. Но я в то же время понимаю, что нельзя быть универсальным. Все равно какое-то количество людей будут следовать моим рекомендациям и разочаровываться. Я не склонна по этому поводу сильно убиваться. Я понимаю, что есть люди, которым мои рекомендации бесполезны, которые не могут на мои рекомендации ориентироваться, потому что у них другой вкус. Единственное, что я могу им пожелать, это как-то найти себе другой ориентир, который будет с ними совпадать.
— В вашей книге «О чем говорят бестселлеры» есть история о том, как вы вернули женщине деньги, когда она упрекнула вас в плохой рекомендации. Почему вы это сделали?
— Ой, вы знаете, чисто от неожиданности. Потому что я привыкла, что люди часто бывают не вполне удовлетворены какими-то моими публикациями, но тут пришла тетенька и совершенно конкретно сказала, что я вот буквально ее кинула на деньги и не хочу ли я ей компенсировать ущерб. Я как-то так опешила и решила: почему нет? То есть нет, даже ничего не решила. Вот просто такое действие чисто на автопилоте. Но я не думаю, что ситуация когда-либо повторится. Потому что взрослые люди, которых не под дулом пистолета заставляют что-то покупать, сами несут ответственность за свои действия.
«Пелевин трансцендентен и непознаваем…»
— А чувствуете ответственность за роман Пелевина, который у вас сейчас в гостинице лежит?
— Ну как вам сказать? Я чувствую ответственность за то, чтобы он не попал ни в чьи руки до даты официального релиза – в этом смысле да. Но, с другой стороны, я хорошо понимаю, что не очень много таких людей, которым три-четыре дня, разделяющие публикацию рецензии и выход официальной книги, действительно важны. Ничего страшного не случится, даже если он и утечет, но я все-таки постараюсь, чтобы этого не произошло, потому что и автор, и издательство конкретно мне доверили эту рукопись, и я чувствую ответственность конкретно перед ними.
— Думаете, Пелевин существует?
— Думаю, да. Потому что мне трудно представить себе, что можно искусственно генерить тексты, которые обладали бы настолько выраженным авторским стилем, авторской позицией, интенцией. Все-таки во всех книгах Пелевина чувствуется, что это именно Пелевин. То есть можно допустить, что это не Пелевин, а какой-то другой человек. Как, знаете, есть такая известная шутка, что «Илиаду» и «Одиссею» написал какой-то другой слепой грек с тем же именем. Я к тому, что Пелевин может быть и не Пелевин. Может быть, его зовут как-то иначе. Но то, что пишет один вполне конкретный определенный человек со своей узнаваемой интонацией, своим особым стилем, это, конечно, бесспорно.
— Почему его роман попал именно к вам?
— Я не знаю, честно говоря, всегда был в этом большой элемент гадания. Почему он предложил дать книгу мне и моей коллеге Анне Наринской – я думаю, просто потому, что я как-то хорошо, с любовью и пониманием, написала про его предыдущий роман «iPhuck 10». Но все это чисто гипотеза, потому что Пелевин – он как Господь Бог – трансцендентен и непознаваем.
«Писать книги самой? Народ и без меня справляется»
Фото: Руслан Бакидов / «Молодежь Дагестана».
— Вы всегда говорите, что всю жизнь хотели читать. А хотели когда-нибудь писать художественные книги?
— Нет, никогда в жизни у меня не было такой интенции. Мой творческий путь буквально исчерпывается какими-то стихами поздравительного характера. Я всегда была и боюсь, что навсегда останусь таким потребителем чужого текста, а не производителем своего. Мне никогда не хотелось, совершенно искренне. Может быть, это связано с тем, что у меня папа писатель, мама – отчасти писатель. Я всегда жила в литературной среде, и вокруг меня всегда было очень много текста и книг, всегда было ощущение, что народ и без меня справляется.
— Сегодня каждый пятый считает себя писателем или поэтом. Раздражает ли это вас?
— Раздражения у меня нет. Мы вечно ноем, что в России мало великой современной литературы. Но для того, чтобы выросла великая литература, должно быть много средней литературы. Чтобы было много средней литературы, должно быть очень много еще более средней литературы. То есть некоторым образом литература подобна пирамиде. Для того чтобы у нее появилась сияющая вершина достаточного размера, ей необходим надежный большой фундамент, поэтому я считаю, что если люди пишут, если они каким-то образом остаются в этой области, то и слава Богу. Я надеюсь, что если будет много писателей, то среди них будет и много хороших писателей. Я прекрасно понимаю, что какие-то неправомерные амбиции или завышенная самооценка, или ощущение этой бесконечной обиды, что я гений, а меня не печатают, или печатают, но не покупают, – это все, конечно, раздражает, это все абсолютно понятно. Но я в себе стараюсь это раздражение отключить, потому что понимаю, что, чем больше людей пишут, тем больше вероятность, что они напишут что-то замечательное.
— Один российский автор еще в моем детстве как-то сказал, что для того, чтобы стать хорошим писателем, нужно прочесть как минимум тысячу книг. Как вы думаете, он был прав?
— Это такое утверждение… абсолютно бездоказательное. Я знаю писателей, которые прочли гораздо больше, и им не помогло. Я знаю писателей, которые довольно-таки умеренные читатели, которые тем не менее пишут по-настоящему здорово. Скажем так – прочитать тысячу книг никому еще, в общем-то, не повредило, но сказать, что именно этим обеспечивается какое-то писательское качество… Я не вижу тут прямой взаимосвязи. Это красивое утверждение, но абстрактное.
«Мы живем в мире маленьких фрагментов»
Фото: Руслан Бакидов / «Молодежь Дагестана».
— Правда ли, что эпоха постмодернизма в литературе закончилась? В какую эпоху мы сейчас живем?
— Эпоха постмодернизма, мне кажется, не может закончиться по определению, потому что мы все живем в эпоху, которая случилась после модернизма. Главный признак постмодерна – это то, что мы все стоим на очень толстом культурном фундаменте, который мы не можем игнорировать. И в этом смысле она никогда не закончится. Любой человек, который сегодня пишет, не может писать без оглядки на своих предшественников. Это может быть очевидно, эксплицитно, это может уходить куда-то в подтекст, но это все равно всегда присутствует. В этом смысле эпоха постмодернизма не закончилась и не закончится никогда.
А вообще говорить о том, как можно охарактеризовать сегодняшнюю эпоху, мне кажется непродуктивным, потому что мы сегодня живем в эпоху полного распада всех канонов и иерархий. Сегодняшний культурный ландшафт (и в первую очередь это касается литературы) стал плоским.
Грубо говоря, в нем исчезло представление о том, что есть великие писатели, выдающиеся писатели, просто писатели, есть фигня. Сегодня все существует параллельно, и люди раздробились на очень маленькие кластеры по интересам.
Нет каких-то общих глобальных трендов, есть множество микротрендов, которые охватывают какие-то небольшие области, поэтому весь наш сегодняшний культурный ландшафт (и в книгах это тоже очень чувствуется) до невозможности сегментирован. Нет какого-то объединяющего большого течения, каким в 80–90-е годы был именно постмодернизм. Сегодня мы живем в мире маленьких фрагментов, складывающихся в какую-то одну большую мозаику.
Еще такая смешная вещь – американский книжный рынок, который всегда такой большой, глобальный… у них каждые год-два-три-четыре появлялся, что называется, трендообразующий бестселлер. Вышла книга Стефани Майер – «Сумерки». Она стала великим бестселлером. И появилось множество авторов, которые пишут под нее, пытаются на нее ориентироваться. Появилась Гиллиан Флинн с ее «Острыми предметами» и «Исчезнувшей». И опять пошли плодиться бесконечные количества книг, которые идут в фарватере этого большого трендообразующего бестселлера. Последние пять лет нет ни одного трендообразующего бестселлера, рынок живет без него. Нет флагмана, на который все ориентируются, потому что все очень сегментируется.
— Что будет еще через пять лет?
— Все будет еще мельче и дробнее. Будет увеличение ассортимента за счет падения тиража. Будет много наименований книг, каждая из которых будет продаваться очень маленьким тиражом, попадая в очень определенную группу читателей.
Зачем читать современников
— Почему современную прозу можно и нужно читать? Есть ведь люди, которые ее не воспринимают, активно ее ненавидят. А еще — как вы относитесь к утверждению, что литература закончилась на книге Венечки Ерофеева «Москва – Петушки»?
— Литература уже столько раз заканчивалась на чем-нибудь, что всерьез говорить о том, что литература закончилась, мне кажется ужасно глупым. Для кого-то она закончилась на Сумарокове, для кого-то — на Жуковском, для кого-то — на Пушкине, и так далее. Это общая такая тенденция к неприятию нового. Такой здоровый консерватизм, который говорит людям: «Дружочек, вот эту книгу до тебя прочитали пятьдесят поколений, и все были довольны. Можно на это ориентироваться». А тут какая-то непонятная штука, которая не прошла проверку временем…
Я не могу сказать, что всем и каждому нужно читать современную литературу, но, мне кажется, исключать ее как-то принципиально – очень странное решение. Я не очень люблю все эти пищевые кулинарные метафоры, но без нее не обойтись. Мне кажется, что человек, который говорит «Я не люблю морковку, никогда ее не ем и даже пробовать не буду, и даже смотреть в сторону морковки не буду», — это человек, который в значительной степени себя обделяет. То есть, может быть, тебе такая морковка не нравится, а другая понравится. А если морковку смешать со свеклой, а если добавить яблоко? А если потушить?
Человек, который сознательно говорит «Не буду читать современную литературу», — это человек, который сам от себя прячет большой и увлекательный кусок жизни. Мой опыт наблюдения подсказывает, что так говорят люди, которые никогда ее не читали.
Проблема современной литературы состоит действительно в том, что в ней сложнее сориентироваться. То есть в классике уже существуют определенные каноны, мы примерно знаем, кто чего стоит, потому что это как обкатанные камушки на берегу моря. Эти книги прочитало столько людей, что у нас сформировалось о них определенное мнение, даже если мы их еще не читали.
В современной литературе такого нет, там действительно сложно найти что-то свое, дорогое, любимое. Но, во-первых, здесь должен, мне кажется, работать азарт первооткрывателя. Путешествуя по пространству классики, мы похожи на английских туристов конца XVIII века, которые едут путешествовать по заранее проложенному маршруту – муравьиной тропке, по которой путешествуют все: Рим, Верона, Флоренция, Венеция, потом домой и рассказать своей английской невесте о том, как он прекрасно провел каникулы, никогда не уклоняясь от этого маршрута. Отправляясь в пространство современной литературы, мы становимся Стэнли и Ливингстонами, которые прорубают себе дорогу сквозь дебри Черной Африки, видят какие-то красоты, которые до них не видел никто. Мне кажется, это очень важный стимул. По крайней мере, для меня он именно так и работает. Найти что-то, чего до тебя не было, полюбить, рассказать об этом максимальному числу людей – это может быть пять членов семьи и ближайших друзей, это может быть широкая аудитория в медиа или в социальной сети. Мне кажется, это прям здорово.
— Да, для меня современная литература – это созвучные мне идеи, мысли. Например, однажды я у Джулиана Барнса в «Истории мира в 10 1/2 главах» нашла идею собственного начатого рассказа. В итоге свой рассказ писать перестала, но полюбила этого писателя.
— Я тоже обожаю «Историю мира»! Мне кажется, современная литература очень созвучна каким-то вещам, живущим в душе современного человека. Когда мы читаем Толстого, все-таки удалены от него толстой подушкой времени. У него была другая эпоха, у него было что-то другое в голове и на сердце. Мы, конечно, вкладываем в его тексты собственные эмоции и ощущения — иногда те, которых Толстой вообще не предполагал. Но когда мы читаем нашего современника – у нас пульс бьется в унисон. Мы чувствуем одно и то же. То, что вы рассказали про Барнса, очень хороший пример. Он показывает, что люди разного возраста, разной культуры думают, чувствуют в одну сторону. Это тот эффект, который дает только современная литература.
Мы читаем античных поэтов и нам кажется, что они такие же, как мы, а потом открываешь комментарий и понимаешь, что вложил в этого условного Катулла собственные чувства, собственные эмоции, а не то, что писал Катулл. Когда мы читаем Толстого, мы на самом деле переводим его с языка XIX века на язык XXI века, по дороге неизбежно многое теряя. А когда мы читаем Барнса, мы его понимаем без системы культурного перевода.
— Кстати, о комментариях. Как читать «Улисса» Джойса? С комментариями или без?
— Вы знаете, я думаю, что Джойса имеет смысл прочитать дважды. По крайней мере, я так сделала и мне было хорошо. Первый раз прочитать его просто как он есть, а потом вернуться еще раз и прочитать с комментариями. Или прочитать один раз, а потом вернуться и прочитать комментарии отдельно, потому что, мне кажется, «Улисс» — важная и увлекательная книга сама по себе. Ты ее читаешь сначала как она написана, а потом комментарии показывают тебе в ней еще какие-то слои. Но если ты сразу будешь читать ее с комментариями, у тебя не сложится какого-то целостного впечатления как о художественном тексте.
«Ниша Коэльо занята книгами по личностному росту»
— Куда делся Паоло Коэльо?
— Жив-здоров. Только что вышел новый роман про его бурную хиппи-молодость. Мне вот издатели предлагали его прочитать тоже до публикации, первой, но я что-то как-то уклонилась.
Он был очень популярен несколько лет назад, но я так и не поняла, что заставляет людей читать его в таких количествах.
— Его любили по тем же причинам, что и «Пятьдесят оттенков серого», например?
— Ну, во-первых, «Пятьдесят оттенков серого» народ уже отлюбил. А его любили совершенно по другой причине. Паоло Коэльо транслирует очень простые истины. Знаете, какая мысль кажется нам умной? Та, которую мы сами думали, но не могли сформулировать. Паоло Коэльо работал таким психотерапевтом для очень большого числа людей. Он брал какие-то простые вещи, которые огромное множество людей ощущало интуитивно, но не могло облечь в слова. А он приходил и говорил: «Прикиньте, вода-то мокрая! А дважды два – четыре! А каждому надлежит выбрать свой путь…» А поскольку мысли и идеи, которые он транслировал, – это очень простые мысли и идеи, то они, соответственно, заходили максимально широкому массиву читателя.
— Но если сейчас появится какой-то другой писатель, который будет говорить что-то в этом духе, может быть, уже и не прокатит?
— Может быть, да. Потому что эта ниша, которую восемь — десять лет назад, а на самом деле еще двадцать лет назад занимал Паоло Коэльо, сегодня занята всевозможными книгами по психологии, личностному росту и так далее. Среди этого есть хорошие, важные книги, есть и такое полное фуфло, как это всегда бывает. Но мне кажется, что эта ниша доверительного разговора на грани с банальностью занята этим сегментом, а тогда этого всего еще не процвело на нашей почве в таких количествах.
Но я до сих пор считаю, что «Алхимик» — это хорошая детская книжка. Я знаю многих юных подростков, которые читают ее, и им хорошо. Просто во взрослом возрасте не надо бесконечно читать «Незнайку в Cолнечном городе».
— Кстати, буквально недавно я спрашивала в махачкалинском книжном магазине про самую популярную художественную книгу. Если верить консультанту, чаще всего покупают роман «Бегущий за ветром» Халеда Хоссейни.
— Он, кстати, неплохой. Книга не очень сложная — она нежная, эмоциональная, с интересным, как говорят киношники, сеттингом. Мне кажется, что в ней нет абсолютно ничего дурного. Это скорее хорошая новость, потому что это действительно нормальная, добротная, совершенно не стыдная литература. Ее можно читать и подросткам, но в принципе и взрослому человеку это совершенно не зазорно. Это очень хорошо характеризует махачкалинского читателя.
Окончание следует
Беседовала Анжела Гасанова.
Читайте в разделе «Культура»:
Пол Маккартни написал книгу для детей
Денис Драгунский: Чувствую «дыхание зала» по лайкам
Сибель Косе, Херонимо Костелло Маньес и другие на «Порт-Петровских Ассамблеях» в Дагестане
Галина Юзефович, Денис Драгунский и другие на ярмарке в Махачкале
«Почти по-Бродскому…»
Приключения Теодора Горшельта в России. Часть II
Ольга Брейнингер: Из Махачкалы увезу саблю и дружбу
«Молодежка» в соцсети «ВКонтакте»: https://vk.com/md_gazeta
«Молодежка» в Facebook: https://www.facebook.com/mdgazeta/
«Молодежка» в «Одноклассниках»: https://ok.ru/mdgazeta
