(Продолжение. Начало в №14).
|
Марьяшка усердно готовилась к экзамену по музыке и несколько раз подряд играла заданные мелодии. Она с лёгкостью переходила на вторую итальянскую после первой, которая бедняжке казалась очень тоскливой. |
Где-то на юго-западе Москвы, в типовой шестнадцатиэтажке из моей памяти по строчке всплывали слова знакомой мелодии, наполняя душу забытыми ощущениями детства. Вот так и сидеть с одним носком на ноге и никуда, никуда не идти. Комбинезоны в клетку, пошитые для мальчиков, и такие же юбки у девчонок. Я пытался воссоздать свой мальчишеский альт, но мой скрипучий голос заставил Марьяшу оглянуться и залиться смехом, обнажив два больших передних зуба.
Лунные поляны, /Ночь, как день, светла… /Спи, моя Светлана, /Спи, как я спала…
Колыбельную из «Гусарской баллады» Тихона Хренникова мы пели в школьном хоре. Кто-то из знающих говорил, что посвящена она дочери Сталина…
Есть что-то неуловимое в племяннице от мамы… моей мамы. Странное дело — эти гены, в какой момент они вылезают. Иногда в походке или вот так, в ужимках.
Скоро день настанет, /Что-то он там сулит.
Разве эта малявка может сказать, зачем мне куда-то спешить, высчитывать время? Она смеётся и, перестав терзать пианино, делает акробатические проходы по комнате, от которых у меня в глазах всё крутится. А ведь пора в бой, на Пречистенку 11/8, в мир Толстого. Хотя более уместными кажутся слова — уход, покой… Но это пришло в голову несколькими днями позже, в Ясной Поляне.
Весна 2015. Апрель. Москва. Метро. Пречистенка.
Солнце в Ясенево, а на Кропоткинской, выходя из подземелья, на меня надвинулось низкое небо и холодный ветер. Нехотя я надел шапку сына и поднял воротник. Свою посеял несколько дней назад в Тбилиси. Знакомый Гоголевский бульвар, прямо знаковый для меня. Что произошло с момента моей выставки в галерее «Умляут», почти всё описано, но вот ещё один зигзаг, как сказал Закарья Закарьяев, «меловой» круг стоит вспомнить сейчас.
Давайте договоримся так, чтобы хронология была правильной, отмотаем время назад и вернём меня в подземку, в вагон поезда. Будто нестись ещё от Ясенево до Тургеневской и впереди пересадка на Чистых прудах до Кропоткинской. У нас минут пятьдесят для двух путешествий в Грузию с промежутком в месяц…
В самом конце зимы на Крестовом перевале Закарья вытаптывал солярный знак – солнечную спираль, и его ход по белой целине просматривался на расстоянии нескольких километров. Водители машин, ожидающие отмашки грузинских полицейских, с любопытством наблюдали за перфомансом.
Солнце и снег. Время около полудня, а за перевалом дорога на Тбилиси. «Форд-транзит» нараспашку, и, пока водитель Исахан бурчал что-то себе под нос, наша компания резвилась. Детский восторг передавался от одного к другому. Приятно было видеть Ларису Гаджиеву с Миясат Муслимовой счастливыми. Что-то настраивало на бесконечность жизни – воздух или след Закарьи.
Что бы ни рисовалось впереди — дорога, остановки, грузинское многоголосье или горячие хинкали в сигаретном дыму — всё возьмём, всё наше.
В тот февральский день нам легко катилось, и, несмотря на намоченные порты, мы остановились возле знаменитой мозаичной ротонды и взирали на повисшую снежную тишину с маленьким серо-голубым глазом озера на дне ущелья. Казбек возвышался где-то справа, обкуренный облаками. Ну и пусть себе курит. Мы же всего на пару фото заглянули и дальше.
Ок)
Тбилиси за все дни не проронил ни одной слезинки, ну разве что ночью накануне отъезда пошёл лёгкий снежок.
Целыми днями мы блуждали по змеевидным улочкам, любовались балконами, крышами, заглядывали в глаза прохожим, за что совершенно не стыдно…
А вечером возвращались в наш Дом, красный, с витыми балкончиками и ставнями.
***
Старый дом складывает скрипучие крылья-двери и ложится спать,
Луна такая жёлтая, что вызывает оскомину.
В темноте спотыкаешься о стулья, кресла, кровать,
Комната погружается в кому.
Тени деревьев тихо ютятся в углах,
Ночь устало садится на подоконник.
Ты придумал слово «дождь», «страдания», «страх».
Выдумай слово «покой» и живи спокойно.(Мариям Кабашилова)
Да, совершено другой тип красоты, особенно в рисунке женских глаз. И они это знают, подчёркивают, смотрят на мир достойно, без всякого смущения – грузи-н-н-ки.
А с нами лачки… Вот мы с Закарьёй и попали в поэтически-музыкальную историю, которая дала волю нашей бурной фантазии!
Ночная история, записанная после прогулки по Шота Руставели в «Фэйсбуке».
Лариса увидела скульптуру саксофониста на проспекте, вырастающего прямо из стены, и закинула фотографию в сети. И пошли вопросы «А что, да где?» Пришлось внести ясность!
Можете не верить, но история такова. «Памятник этот в честь дагестанца по имени Гелани. Начинал он, как и многие лакцы, учеником ювелира, которых во множестве работало на Серебряной улице в Тбилиси. Конкретно он обучался у мастеров Шахшаевых. В 1907 году, непонятно почему, парень продаёт все свои работы и инструменты и в Батуми, на портовом причале, у немецкого моряка покупает саксофон. Через несколько месяцев он собрал вокруг себя первую джаз-банду и начал выдавать прямо на улицах Тбилиси.
Случилось так, что игру его банды услышал один богатый армянин и решил привлечь в свой ресторан, который находится и ныне на проспекте Руставели. В Тбилиси тогда было очень много иностранцев, а их музыка — достаточно востребована. Публика была разная, от грузинских аристократов до уличных поэтов.
С тех пор идут рассказы об этом саксофонисте. Совпадение или нет, но именно в то время здесь бывала еще юная Анна Ахматова, а нынешний хозяин этого заведения утверждает, что частенько бывал и Блок, любил пропустить пару бокальчиков тбилисского пива. Юный Маяковский первые свои поэтические опыты проводил в стенах этого заведения. Стихи того времени не сохранились, только размашистые росписи в книге жалоб и предложений.
В 1913, перед самым началом I Мировой войны, Гелани эмигрировал в Испанию, и там следы его теряются.
Жители Тбилиси бережно хранят память о странном музыканте и увековечили его образ, вмонтировав навсегда в стену дома. И знаете, первый тост в этом ресторанчике всегда сопровождается троекратным "ура!"».
Дальше произошло нечто замечательное, а для меня — в каком-то смысле логичное. В нашем филиале Дома переводов появилась Нино, а для нас просто Нина!
Возникла из «Фейсбука», как будто вчера мы не успели уведомить её, что находимся в дороге и волноваться совершенно не следует.
— Я живу на параллельной Серебряной улице))) Вы на сколько дней тут?)))) — пишет она в «Фейсбуке».
Вопрос, который сегодня вызывает улыбку. Через пятнадцать минут Нино Андреасова была у нас на Ладо Асатиани, 56, а через месяц по решению учредителей Кавказского дома переводов она согласилась стать директором филиала. Она возникла из вечернего Тбилиси, вернувшись с долгой прогулки с замечательным румянцем на щеках, в своей полосатой кофте и оптимистичным «Ок» на все наши просьбы.
(Продолжение следует)
