Письма, написанные второпях, с единственной целью приблизить день возвращения домой.
Много десятилетий назад мама собирала и хранила их для себя… А теперь эти пожелтевшие листочки стали болевыми точками моей памяти. Хранить их дальше, пока они не истлеют? Сегодня мне примерно столько же лет, сколько было тогда моему отцу. Ловлю себя на мысли, что во многом повторяю его шаги, его интонации, даже эмоциональные всплески. И помню, что тогда, в юности, многое из его слов, поступков казалось не важным…
Но время – лучший оценщик.
* * *
в/ч 81616 «А»
Здравствуйте, дорогие мои!
Вот уже 7 августа. Очень обрадовался, когда мне сообщили, что ко мне кто-то приехал. Папа. Оказалось, что у него ограниченное время, и мы успели часок поговорить. Никакой радости — одно расстройство.
Мама! Что-то папа сильно похудел, или мне это только кажется.
Сегодня смотровой день в полку. Проверяли абсолютно всё! Подшивку обмундирования, стрижки, строевую подготовку, бег на километр и стометровку, преодоление полосы препятствий и т. д. и т. п.
Вчера я так торопился, готовясь к смотру, что расплавил буквы на погонах, но мне никто не сделал замечание.
Сегодня были занятия с миноискателями и дозиметрами. Кстати, уровень радиации у нас 12,5 мкР/ч, то есть в пределах нормы.
Завтра идём в наряд на кухню. Будем чистить тонну картошки.
Прошу вас, пожалуйста, пишите чаще.
С воинским приветом, Ма!
Житомирская обл., Бердичев
* * *
в/ч 81616 «А»
Здравствуйте, дорогие мои папа, мама и Арсенчик!
Вот пишу вам, скорее всего, уже последнее письмо из Бердичева. Нас осталось десять человек во взводе — двоих сегодня отправили из учебки в Баладжар.
Нас, оставшихся (десять человек), с 13 по 15 отправят в Чехословакию, а там разбросают по всей стране. Посадят в самолёт, и прощай на полтора года, Страна Советов.
Так что пока не ждите от меня писем.
С воинским приветом, Ма!
Бердичев, 11.11.1987 г.
* * *
Здравствуйте, дорогие мои Раиса и Арсенчик!
Вот наконец разрешили ходить потихоньку, каждый день по двадцать метров. Через 100 м будут снимать кардиограмму.
Буду в центре до тех пор, пока не нахожу 1000 м, и чтобы кардиограмма была в норме. Врачи обещали в порядке исключения для иногородних отправить меня в санаторий. Думаю, это произошло не без участия зав. отделением Крижановского, однокурсника Рукижат. Он, правда, говорил, что звонил в Махачкалу и его просили, чтобы меня оставили. Проверяла меня профессор, одна из ведущих здесь врачей в институте. Растолковала мне всё подробно, как себя вести и соблюдать все режимы, так как инфаркт обширный, задней стенки сердца.
После санатория опять вернусь в институт проверить, и только потом отпустят.
Если всё будет нормально, в санаторий меня отправят 6—7 февраля на 24 дня, а потом ещё 10 дней в институте.
Приходят проведать ребята каждый день. Они числа 5-го вернутся и подробно тебе всё расскажут. Приходил дважды Пикулик проведать.
За меня не волнуйтесь, думаю, всё будет хорошо.
Передай Рукижат большое спасибо за хлопоты. Арсенчику передай, пусть слушается и помогает, ведь дома он остался один из мужчин.
Ну вот, пожалуй, и всё.
Привет всем!
Крепко целую, Алик.
Киев, Институт кардиологии им. М. Стражевского, 29.01.1988 г.
* * *
Здравствуйте, дорогие мои Раиса и Арсенчик!
Вот уже пошёл второй месяц, как я валяюсь без дела, с непривычки так утомительно и тяжело.
Санаторий находится в маленьком посёлке вблизи соснового леса. В округе около десятка других санаториев. Хорошо, что теперь разрешают выходить и гулять до 1000 метров. Чувствую себя хорошо. Процедуры разные: гипноз, массаж, физиотерапевтические процедуры.
Кормят здесь хорошо, так что мне хватает. Путёвка кончается 27 февраля, по приезде из Киева в Махачкалу мне положен месяц больничного, а в дальнейшем будет видно.
Я хочу вылететь в Грозный, так как в махачкалинском самолёте мне будет тяжело. Приезжать не нужно, совсем ни к чему лишние расходы и хлопоты. Я думаю, уговорю, и они меня отпустят, а встречать приедешь в Грозный.
Как там у вас дела, что пишет Ма, как у тебя обстоят дела на работе, перешла на другое место или там же трудишься? Я передал 100 рублей, так как они мне ни к чему. Оставил на билет и мелкие расходы.
Я позвоню в следующее воскресенье или в субботу утром и сообщу всё подробно.
Пока всё. Привет большой всем!
Целую, Алик.
Киевская обл., пос. Ворзель, санаторий «Звезда», 8.02.1988 г.
* * *
Полевая почта 23139 — «К»
Здравствуйте, дорогие мои!
Привет из Рожнявы!
Получил от вас два письма.
Спасибо за лезвия, а то уже не могу бриться тупыми.
Сегодня, 19 января, бежали марш-бросок на 10 км с полной выкладкой мимо словацкой деревни. Люди как раз на работу собирались. Одни улыбаются, что-то по-своему лопочут, другие с опаской. Видимо, вид у нас был ого-го.
Ма.
* * *
Полевая почта 23139 — «К»
Здравствуйте, дорогие мои!
Привет из Рожнявы!
С момента написания последнего письма у меня многое произошло.
Во-первых, по-настоящему пришла весна!
Почти месяц длились полигоны.
На полигоне было нелегко. Первый как-никак. Вместе с тем время там шло быстрее.
На полигоне возле Аримовласа встретился с ребятами из учебки. Среди них был и Нурмагомед, про которого я часто писал. С ним вместе мы призывались из Махачкалы в Бердичев, а потом отправились сюда в Словакию. Он, оказывается, попал в находящийся неподалёку от полигона танковый полк и служит в самоходном дивизионе. Жаль, что нас развели по разным частям.
В Аримовлас приехали артиллерийские дивизионы со всех полков и батальонов дивизии. Неподалёку словаки стреляли из своих потешных пушек и машин.
Погода добавила испытаний.
Впереди была Любава, которую называют чешской Сибирью. Но оказалось, что там было намного теплее, чем в Аримовласе.
Мы проехали через всю Словакию и Чехию и почувствовали их различие. Чехия – красивая земля, но меня поразило другое. Как люди умеют использовать естественный ландшафт горной местности при строительстве городов, гостиниц, домов отдыха. Какое внимание чехи уделяют строительству дорог, сохраняя растительность на склонах, выстраивая защитные сооружения от камнепадов.
Но нас не любят! Отношение к советским солдатам очень недружелюбное.
Вот пример. После окончания учений на Любаве в районе Балка Быстрицы мы загружали технику на эшелон. С тяжёлого марша прибыли на станцию в одиннадцать вечера. Приказ командования: в два часа машины должны были быть загружены на платформы и отправлены. Но мы так и не загрузились, поскольку чехи перенесли её на неопределённое время. Для ночлега всего полка они выделили один видавший виды вагончик.
Мы, конечно, в нём спать не собирались, но было очень обидно!
В эти дни не обошлось без несчастных случаев.
На пятый день пребывания на полигоне в нашем взводе ночью загорелась палатка. Хорошо, что спавшие солдаты не пострадали. Заснул дежурный-истопник, и горящий торф попал на брезент. Пламя съело палатку за несколько секунд.
На Любаве случилась неприятность в моём отделении. Отделение относится к взводу управления огнём и передвигается на машине МТЛБ.
Солдат Шульгин во время марша не закрыл заднюю дверь машины, заснул и чудом не вывалился наружу под гусеницы идущих следом самоходок. Но автомат всё же выпал…
И, наконец, другой случай, и тоже на марше. При подъёме по тракту механик-водитель одной из самоходок нарушил технику безопасности. Водитель управлял машиной, наполовину высунув голову из люка, что категорически запрещается! Запрещается… но так водят все, поскольку ночью через узкие стёкла, покрытые дорожной грязью, механику невозможно увидеть дорогу. Можно представить танковую колею и как кидает машину вверх-вниз. Парень-таджик ударился головой о броню и получил удар в височную кость. Произошло кровоизлияние и сильный отёк глаза.
Я держал его на руках, когда его везли в ближайший госпиталь на прибывшей к месту происшествия медицинской машине. Ему вкололи укол прямо в сердце, а я испытал потрясение, о котором буду вспоминать очень долго. И можете представить, что это произошло 1 апреля. Поменьше таких шуточек нам.
Отстрелялись мы на «хорошо», но из-за этих ЧП не знаю, что нам поставят.
Не знаю, успокоил ли я вас своим рассказом, но не написать не мог.
Как вы там живёте, мама? Как чувствует себя папа? Пусть бросает курить немедленно!
Слушается ли тебя Арсенчик? Получил от него небольшое письмо с газетой.
Пишите!
С воинским приветом, Ма!
Рожнява, 7.04.1988 г.
Полигон
Эти события произошли на чешском полигоне 1 апреля 1988 года.
Шёл второй год службы Ма. Уже закончилось полугодовое обучение в сержантской школе города Бердичев Житомирской области.
В звании младшего сержанта Ма был отправлен в ЦГВ, где в артиллерийский полк, расквартированный в небольшом городке Рожнява (Словакия).
Все прибывшие проходили через собеседование с замполитом части. Сержанта определили командиром орудия во вторую самоходную батарею.
Но командир батареи капитан Штыхно, увидев в личном деле, что Ма был призван с 1-го курса политехнического, счёл нужным утвердить его в вычислители батареи. Когда все маршировали на плацу, комбат натаскивал Ма на ПУО и сводным таблицам стрельб. Можете не верить, но Ма хотелось со всеми в строй на плац, а не тупо сидеть за металлической доской и вычислять координаты условных целей для каждого орудия. В таких монотонных занятиях прошло несколько недель.
Отделение Ма состояло из пяти человек и подчинялось взводному старшему лейтенанту Осипенко. Водитель командирской МТЛБ, белобрысый ефрейтор маленького роста, дослуживал последние полгода. Он попал в часть на второй год службы из Афгана, где как раз в этот год происходил вывод наших войск. Трудно понять, зачем так далеко надо было перебрасывать солдат. Плюс трое рядовых Жилин, Заяц и Шульгин, который стал героем эпизода, о котором речь пойдёт ниже.
* * *
Предгорье Татр. Самоходный дивизион на ночном марше. Колея танковой дороги высвечивается фарами впереди идущих бронелобых машин. Хлещет дождь, и гусеницы превращают землю в месиво. Дистанция десять метров. Колонна растянулась на много километров. Эхо раскатывается по горам. Внутри машины железная тишина. Работает радиосвязь, и обрывки команд, переговоров водителей, смех, мат разносятся по отсекам. Механики-водители сейчас на коне — они главные в этой вселенной.
Стёкла смотровых щелей заляпаны грязью. По правилам на марше никому нельзя высовываться из люка, это равносильно самоубийству. Но опытные водилы всё же рискуют и едут с открытым люком. Расчёт машины в замороженном состоянии становится одним целым с холодной бронёй.
Шульгин с АКС на коленях сидит у заднего выхода. В какой-то момент парень провалился в сон. Это обычное дело для новобранца на полигоне. В подсознании молодого солдата крепко живёт желание поесть и выспаться. Опершись на переборку, подняв воротник «танкача» для мягкости и приспустив на затылок ушанку, Саша подчинился дорожной тряске. Оказывается, Шульгин не закрыл плотно заднюю дверь. Руки ослабли и автомат, который был зажат между ногами, упал в распахнувшийся люк.
Всё это выяснилось значительно позже, когда мы остановились и выбежали на общее построение. Здесь и обнаружилась потеря автомата.
Лицо капитана Штыхно было серым. В своё время его контузило в Афгане, и он был подвержен нервным срывам… Его должны были представить к очередному званию, а здесь такое ЧП. Прощай, звездочка. Капитана замкнуло, и он орал на Ма, как сто дальнобойных гаубиц. По чести говоря, любой на его месте завоет. Достало всё: долбанный полк, жена, которую он застукал с прапорщиком две недели назад, неудавшаяся карьера, эти безмозглые солдаты.
Нирвана Ма была порушена и без капитана. А Шульгин что, с солдата спрос небольшой.
На построении доложили комполка. Человек пятьсот солдат и около ста офицеров. Реакция не заставила себя долго ждать. Полк разворачивают и в общем строю солдат и офицеров пешком гонят месить грязь по той самой дороге в обратном направлении.
Дождь перестал, и сумрак был охвачен плотным туманом. Никакой «танкач» не мог согреть человека, и сапоги так тяжело вытягивались из хляби. Ноги деревянные. Паскудно и мерзко на душе Ма. Ощущение, что всё вокруг покрылось, пропиталось грязью.
В шеренге двигались, плотно ощупывая сапогами и лопатами дно дороги. В какой-то момент сержант почувствовал, что портянки стянулись к пяткам и пальцы ног мёрзнут. Необходимо было остановился, чтобы снять и перемотать портянки. Пока копошился, выискивая равновесие на одной ноге, поднял голову и… Вот тебе раз! Куда все подевались?
Ма свистел, но звук тонул в метре от него. Удивительно, ни одной фигуры впереди.
Он ускорил шаг и попытался бежать. Откуда — совершенно невозможно идти быстрее. Поднялся на какой-то пригорок. Ни шума, ни огней, затерянный мир. Туман. Сквозь его стену — страх, непонимание. Куда? Чего? И, главное, почему именно Ма суждено было затеряться?
Пошёл наугад. Казалось, что шёл не больше часа. Ориентировался сначала на твёрдый край дороги. И всё же, в каком направлении двигаться — вперёд или назад? Остановился, чтобы принять решение и передохнуть.
Вперёд, только вперёд.
Слева прорвалась мутная луна, а может, это прожектор. Увидел осветившийся контур сопки. Возможно, поднявшись на возвышенность, Ма увидит дальние огни. Вдруг до него донёсся предупредительный крик:
— Стой! Кто идёт?
Голос пришёл откуда-то сверху. Ма не мог понять, с какого расстояния его окликнули, и поэтому постарался закричать как можно громче. Пароля он, естественно, не знал:
— Я сержант Ма 2-й батареи!
Следующее предупреждение по уставу.
— Стой! Стрелять буду!
А Ма ему:
— Да стою я! Сообщите старшему лейтенанту Осипенко, что сержант Гаджиев здесь.
Трудно сказать, сколько Ма стоял на неизвестной дороге в чужих горах. Зачем вообще они здесь и для чего все эти испытания? Кажется, прошла вечность, прежде чем в лицо Ма ударили фары ГАЗ-66. Они вылезли, как драконьи глаза, а сверху, на загривке чудовища, — высокие силуэты. Из кабины машины выглянуло розовое лицо Осипенко. Ма выслушал несколько язвительных колкостей. Он проглотил всё с полным безразличием. Главное, впереди будет сухпай и сон.
По прибытии в лагерь был ещё один неприятный разговор с командиром дивизиона, но Ма было важно услышать, что АКС нашли, а всё остальное — ерунда, мелочи жизни. Ма было всё равно, пусть даже его разжалуют в рядовые. Но он отделался взысканием. Автомат Шульгина действительно откопали, а он, негодяй, даже не извинился перед ребятами. А Ма и сегодня, много лет спустя, снится сон, как наступает сапогами в грязь и слышит окрик:
— Стой! Стой! Стой…
* * *
Полевая почта 23139 — «К»
Здравствуйте, дорогие мои!
Наконец-таки нашёл время, чтобы написать вам. У нас сейчас идёт подготовка к проверке техники, так что работа идёт полным ходом.
В Рожняве уже вовсю весна. Мы перешли на летнюю форму одежды.
4 мая еду в Зволин готовиться к экзаменам и там пробуду до 28 мая. Затем, в начале июня, нас отправят куда-то в Чехию, где мы будем сдавать экзамены.
* * *
Полевая почта 23139 — «К»
Здравствуйте, дорогие мои!
Привет из Зволина!
Вот уже четыре дня я от безделья не знаю куда деться.
Два раза в день мы совершаем познавательные маршруты по городу из зволинского гарнизона в расположенный отдельно офицерский городок.
На зволинские сборы съехались солдаты со всей дивизии. Сборы, предположительно, продлятся до 3 июня.
Зволин довольно крупный город для Словакии, со своей историей. Здесь много старинных зданий. Напротив гарнизона находится костёл, в определённое время оттуда долетает колокольный звон.
Служба в штабе дивизии идёт размеренная. Обидно становится за ребят в нашем полку, которые всё время в работе.
Нас определили в помещение спортзала. Одно плохо — ходим всё время в парадной форме, и я боюсь, что за месяц сношу её полностью. В чём буду демобилизовываться тогда?
Каждый день у нас до обеда самоподготовка, а после — с преподавателями, работающими в школе для офицерских детей. Нам раздали книги и учебники, так что помаленьку буду освежать память.
Кроме советского гарнизона в Зволине находится своя, словацкая часть. Накануне у них была присяга новобранцев.
Не могут не бросаться в глаза отличия в военной службе. Например, у них, как в школах, действуют каникулы, а отпуск они могут брать в любое время, но в срок службы он не входит. Да и в амуниции разница есть. Вместо сапог они носят ботинки.
Словаки очень любят велосипеды, и ездят на них и старики и дети, в магазины и на работу.
Идёшь по городу и удивляешься. Стоят велосипеды без присмотра — непорядок какой-то!
Утром в магазины привозят продукты и оставляют у входа, если продавцы ещё не подошли. Никто из словаков не додумается полакомиться втихаря. Обидно бывает за наших солдат, которые иной раз пользуются доверчивостью местного народа.
Вот по таким негодяям порой судят о советском человеке.
С воинским приветом, Ма!
Зволин, 9.05.1988 г.
* * *
Полевая почта 23139 — «К»
Здравствуйте, дорогие мои!
Шлю вам свой привет из Рожнявы.
Получил от тебя, мама, и от Арсена письма, и как камень с души свалился, а то уж не знал, что думать.
Теперь я спокоен.
Мама, ты написала, что папа перешёл работать на другой завод, так просто, как будто для него это обыденное дело. Всё-таки столько сил он отдал заводу радиотоваров!
Мама, правда, что сахар по талонам стали продавать? Интересно, как люди будут варенья и компоты готовить?
Насчёт фотографий действительно очень плохо. Фотобумага здесь плохая, обычно стараются из Союза её привезти. Печатать приходится чуть ли не подпольно.
Сейчас готовимся к дате 20-летнего пребывания наших войск в Чехословакии! Говорят, чехи готовят нам хороший подарок в виде реакционных выступлений. Уже предупредили, чтобы в частях были начеку.
Договор истекает, и определённые силы в чешском обществе будут добиваться вывода наших войск.
Вот и все новости.
С воинским приветом, Ма!
Рожнява, 3.08.1988 г.
* * *
Полевая почта 23139 — «К»
Здравствуйте, дорогие мои!
Вы, наверно, издёргались вконец, ожидая от меня вестей и что я там надумал.
Можете быть спокойны. Всё стало на свои места. Пришло время разъяснить, на какие такие подготовительные курсы я ездил в Зволин.
В Зволине я пробыл около месяца и готовился к экзаменам в Московское политическое пограничное училище. Из ЦГВ только трое готовились поступать туда, и нам сказали, процентов 90, что мы поступили.
Нас рассчитали в части и отправили в Миловицкий учебный центр, рядом с городом Мимонь, бывшим Нимес, — на севере Чехии, в районе Ческа-Липа Либерецкого края, в 38 километрах от Праги.
Проторчали мы в этой Мимони с неделю, а потом нас вызвал председатель приёмной комиссии и сообщил, что на нас должны были оформить допуск формы №1.
Дальше самое интересное. Мы находились в свободном плаванье целый месяц. В это время мы, выписанные из части с документами на руках, могли даже эмигрировать за границу. Нас никто не ждал обратно. Мы кочевали от части к части по всей Чехии, ночуя у земляков. Хорошо, что нам выдали проездные на две недели и командировочные без указания конечной станции.
Что касается подлинника аттестата, то я его не получил. Не знаю, выслали вы его в Мимонь или нет? Мне сообщили в комиссии, что отошлют его обратно по адресу.
Мы всё же вернулись в родную часть. За это время многие из сослуживцев уволились в запас, и от моей батареи осталась ровно половина людей.
Пошли сплошные наряды, караулы, людей явно не хватает. Новый призыв придёт в подразделения только через месяц, сейчас у них сборы.
Позавчера постригся наголо, очень жарко.
В Мимони я узнал о Львовском институте декоративного и прикладного искусства и о факультете дизайна. Мама, говорят, это очень сильный институт, и я думаю после службы попытаться туда поступить.
Как чувствует себя папа и когда врачи разрешат выйти ему на работу?
С воинским приветом, Ма!
Рожнява, 14.06.1989 г.
***
Полевая почта 23139 — «К»
Здравствуй, дорогой Арсенчик!
Салам алейкум!
Получил от тебя два обстоятельных письма, в которых ты ни слова не сказал о своей учёбе.
У меня осталось два дня до приказа, а до конца службы примерно два с половиной месяца!
Почему долго молчал? На днях вернулись из зимних лагерей, а на полигоне, понимаешь, как-то не до писем.
Честно говоря, сами стрельбы у нас были всего два дня. Отстрелялись мы на отлично. Полторы недели занятий в составе дивизии. Остальное время занимались поисками беглеца-новобранца, дезертировавшего из лагеря. Тринадцать дней лазили по сопкам, прочёсывали деревни, подключили словацкую полицию. Бедолагу задержали пограничники на границе с Венгрией. При случае обязательно расскажу про этот удачный полигон.
С (воинским) дембельским приветом, Ма!
Рожнява, 24.03.1989 г.
