Рашид Акавов о журналистике, цензуре и политических амбициях
Министр печати и информации республики зашел в «Молодёжку» на чай. А попал фактически на допрос. В качестве министра, читателя, историка журналистики. И сразу согласился на сотрудничество. А после пытки растворимым кофе выдал признание. «Я вам не начальник».
— Я знаю, о чем ты думаешь. «Зачем это министерство нужно вообще?»
— Да.
— Пока сюда не пришел, я тоже не очень хорошо понимал, чем вообще министерство должно заниматься. Газет-то много подведомственных, журналы есть, на национальных языках, у каждого свой сегмент развития. Основной вектор – развитие социальных сетей, работа в электронных редакциях наших.
Обывательское мнение, что министерство печати и информации – это акулы пера, профессионалы камеры, эквилибристы слова. Нет. Мы чиновники. Большая часть – технические службы: юристы, бухгалтерия, кадровики.
Наша задача — подготовить орудие, если применять артиллерийскую терминологию. Они должны быть исправными, вычищенными и готовыми. А для выбора целей и ведения огня есть другие люди – специально подготовленные.
— Насколько орудия готовы?
— Температура разная по палате. Есть подготовленные процентов на шестьдесят. Где-то нулевая готовность.
— А стрелять – по команде? Знаю, что у многих ваших, да и моих коллег, сложилось представление, что государственная пресса должна обслуживать власть. Типа «кто девушку ужинает, тот ее и танцует». Я с этим принципом согласен. Только думаю, что «девушку ужинает» не власть, а налогоплательщики. Соответственно, государственная пресса должна быть неким эталоном прописанной в Конституции свободы слова…
— Я с тобой согласен. Не разделяю точку зрения, что пресса является формой обслуги властей. Это неверное представление. Очень жаль, что у кого-то так сложилось, в том числе и у коллег по министерствам. Перестраховываемся. Когда журналист объективные вещи называет, ничего плохого в этом нет. Есть факты, как мимо них пройти? Умалчивать – категорически неправильно для нас.
— В государственных СМИ может появиться материал, где эксперт говорит — а вот здесь глава республики не прав, по моему мнению?
— Даёте же.
— Даём. Долго ли будем?
— Думаю, пока будете работать корректно и профессионально.
— Здорово. А вы можете эти принципы так же ясно донести до своих коллег по правительству и другим структурам власти? Или это сложно?
— Нет никаких сложностей. Я своим коллегам говорю, что журналист всегда был на пике формирования гражданского общества. Журналист не может пройти мимо какого-то вопиющего факта, у него социально-обостренное отношение к действительности. Он не может просто так не отреагировать.
Когда появилась журналистика? Это время экономических преобразований, мануфактура, великие географические открытия, время развития экономических, производительных сил, время перехода от феодализма к капитализму.
Первые газеты появились в крупных узловых торговых точках. Это Венеция, Генуя, Франция, Германия – там, где наиболее активно развитие производительных сил было, и там, где была экономика.
Это что, совпадение? Нет, закономерность. Журналистика появилась во время формирования гражданского общества, когда человек стал ощущать себя личностью. Не частью чего-то, а уникумом.
Журналист – профессия, хотя я знаю, ты против этого, творческая. Знаю, ты скажешь, что он больше ремесленник. Если смотреть в корни журналистики, да, в какое-то время журналистика была ремеслом, но потом туда пришли творческие люди.
— О, моя любимая тема. Я считаю, что журналист в первую очередь должен найти и проверить факт. И экспертов, которые его объяснят. И подать это простым и ясным я зыком. Это ремесло, которым должны владеть все журналисты. Но если прибавить элемент творчества – это уже класс. Но не наоборот.
— Это справедливо лишь для некоторых жанров. Ремесленник не напишет эссе. Скорее всего, хотя могут быть исключения.
— Ничего, эссе я кому-нибудь закажу…
— У тебя западная концепция. Недавно с голландскими журналистами как раз на эту тему говорил. Они так же рассуждают. Зарубежная журналистика появилась по горизонтали. Как некая общность людей, у которого возникла необходимость появления этого продукта.
Венеция, например. Венецианские купцы. Скоропортящийся товар, требующий срочной реализации, какой-то гений додумался прайс составить и раздавать его всем. Потом какой-то другой гений стал дописывать, что лучше в этот порт не заходить, воспользоваться этим лоцманом, рассказывал какой-то анекдотец, первый репортаж, первые очерки, первые корреспонденции пошли. Потом – бах, это заработало, люди стали чувствовать какой-то зуд, им не хватало этой газеты. Они стали ее покупать. Вот первая профессиональная журналистика, когда твой труд покупается.
Русская журналистика развивалась по другим канонам.
— Раз уж перешли к русской, тире, российской журналистике. Ее отец-основатель – Петр Первый. Неужели уникальность русской журналистики в том, что она всегда была дитем власти?
— Журналистика при Петре I носила скорее атрибутивный характер. Атрибут цивилизации. Первая газета «Ведомости» в 1703 году (315 лет будут скоро праздновать) появилась. И это не ответ на вызовы времени, как в той же Венеции.
По-настоящему профессиональная журналистика, по моему мнению, в России появилась в 1825 году. Это Николай Полевой и журнал «Московский телеграф». Кстати, купец. Он действительно подтолкнул русскую журналистику, она стала хорошо продаваться. Там работали талантливые люди, получали хорошие оклады за свою работу, и некоторые номера перепечатывались. Родоначальниками русской журналистики были Фонвизин, Карамзин, Сумароков, Крылов, Новиков.
Дитя власти, говоришь? Первый, кто поднял голос на самодержца, – это был Новиков, про него мало кто знает. Первый, кто задал такой тренд, за что и поплатился, конечно. Его быстро приписали к масонам и слили.
Русская журналистика с 1825 года с небольшими перерывами на цензуру, на николаевскую реакцию — развивалась. Некрасов, не только великий поэт, он еще и большой предприниматель газетно-журнальный. Салтыков-Щедрин еще. Конец 19-го века и до 17 года – это тоже расцвет русской журналистики. Расследовательская журналистика – Гиляровский, Амфитеатров. Были у нас, потом в 80-е годы тоже были. Сейчас, конечно, немножко всё видоизменилось, общество тоже не стоит на месте.
— Вас содержание нашей современной журналистики устраивает? Успеваем мы за обществом?
— Ну что мы подразумеваем, когда говорим «журналистика»? Сегодня, как видишь, такой глубоко аналитической журналистики и не имеем. Вот информационно о событиях, которые произошли у нас в республике – это наш сайт РИА «Дагестан», где есть проверенная информация, без фейков, взбросов, желтизны. Журналист всегда должен быть над схваткой. Всегда над схваткой.
— Мне больше нравится «равноудаленным».
— Ну, мне «над схваткой» больше нравится. Потому что часто вовлеченность, ангажированность, псевдооппозиционность мешает человеку объективно посмотреть на тот или иной факт, или событие. К сожалению, есть такое.
— Вот о чем мы говорили, почему государственное должно быть эталоном.
— Опять согласен. Я делегирую часть полномочий редакторам, не вмешиваюсь в редакционную политику, как они будут печатать, какой материал готовят. Никогда на себя эту функцию не примерял, это не мое дело. Есть специальные обученные люди, зачем мне этим заниматься? Какой будет журналистика? Такой, какую мы заслуживаем, такой, какую мы захотим, наверное.
— Вы говорите, не вмешиваетесь в работу редакторов. И эти слова подразумевают, что могли бы. А могли бы?
— Ты прекрасно знаешь, что учредитель не имеет права вмешиваться в редакционную политику. Просто по закону. Еще раз уточню. Министр – не начальник республиканской прессы. Министр – руководитель подразделения, которое обеспечивает государственные медиа всем необходимым для работы.
Да. У меня есть полномочия и по информационной политике. Теоретически я могу указать коллегам на необходимость пересмотра материала, потому что у меня есть такие полномочия.
— А если коллега скажет «нет»?
— Ну, я скажу: «Спасибо. Работай дальше».
— И никаких мер?
— А какие меры? Я же говорю, все наши страхи – порождение собственного…
— Позитив в материалах, имидж республики?
— Если какое-то важное социально значимое событие произошло, открытие дороги, школы, это новость – ее надо показать, надо об этом говорить. Если это действительно важная информация, она «попадает» в аудиторию. И не нужно ее толкать, заталкивать в топ, она сама пройдет и получит всё, что нужно получить.
Кстати. Считаю нашу прессу лучшей в регионе и одной из лучших в России. Наше информационное пространство – одно из активнейших в стране. Но пространство это очень деформировано. Люди перестают понимать, где журналистика, где качественная, где обслуга, где заказуха… А задача министерства – предоставление качественных услуг населению по информированию граждан о происходящих событиях, о работе руководства.
— О плохой тоже?
— О работе. Там не говорится, о плохой или хорошей.
— Нравится работа?
— Мне нравится. Если бы не нравилось, я бы ни секунды здесь не работал, хочешь верь, хочешь не верь. Потому что я определил, где хотел бы применить свои знания.
Моя задача – подселить в сознание людей необходимость преобразования, и у меня получается. Получается же? За небольшое время нам же удалось в этом направлении двинуться? Удалось. Есть хорошие люди, понимающие.
Это всё до меня было, я всё себе не приписываю. Коллектив мне достался вменяемый, абсолютно подготовленный, и у меня не болит голова за тот или иной фронт работы. Я своим подразделением доволен.
— Пресса потихоньку переезжает жить в Интернет. Вслед за почти потерянными читателями, кстати. При этом получаем массу бумажной корреспонденции. Из вашего министерства в том числе. На всю эту волокиту уходит время, энергия и ресурсы. Бюрократическую машину реально расшевелить и направить в современное русло?
— Да, есть такое. Не успевает пока госмашина. Во многих других странах очень сегментированный электронный документооборот. У нас тоже есть, но у нас он дублируется бумажным. Вернее – наоборот. Электронное – это дубль, основное – бумага. Например, сегодня есть обязательное требование, чтобы закон или постановление, который прошел через законодательный орган, был опубликован в печатном виде.
Мы хотим всего и сейчас. Не получается.
— А в отдельно взятом министерстве можно что-нибудь сделать?
— Я же из системы образования, а там, как у врачей — не навреди. Если бы я был моложе, был бы настроен более радикально, размахнулся бы, да и махом. Потому что руки-то чешутся на самом деле, ох как чешутся. Останавливает жизненный опыт. Вернее, останавливает отсутствие четкой и ясной перспективы принятого тобой решения.
Для меня приоритетом является развитие. Но рывками нельзя, конечно. Была такая полемика между Толстым Львом Николаевичем и Шелгуновым Николаем Владимировичем. Это 1870-е годы, борьба концепций двух.
Толстой был сторонником теории опрощения. Благо человека невозможно без его желания. Надо опроститься до состояния народа и вместе с ним шаг за шагом подниматься к благам цивилизации. Это эволюционный путь развития.
Шелгунов предлагал с высоты протянуть руку и резко вытянуть «народ» к себе, до своего состояния. Это революционный путь. Мы знаем, чем заканчивается революция, правда? Революция приносит сиюминутный результат, но ее плоды настолько быстро теряют свой вкус, актуальность, свежесть и необходимость, что быстренько, к сожалению, исчезают.
— Англичане и французы здесь бы поспорили, думаю…
— Да, и Англия, и Франция прошли через череду революций. Думаешь, людям это нравилось? Да и их нынешнее положение – результат всё-таки эволюции. Эволюция – это череда микрореволюций. Каждый незаметный шажок эволюции — это революция, по сути. Так что, я сторонник этого пути.
— И на каком мы отрезке?
— На стадии выбивания денег у правительства. На то, чтобы пресса существовала достойно. Хочется денег больше на развитие телеканалов, газет. На обновление материально-технической базы. Важно же еще, чтобы журналист получал достаточные деньги.
Последние несколько месяцев были заняты формированием бюджета. Какие-то позиции удалось отстоять, какие-то нет, но всё в процессе.
— А я хотел бы услышать другой порядок слов. «Журналист должен получать хорошие деньги, но и материально-техническая база тоже важна».
— Для меня всё это в совокупности. То есть финансовое обеспечение деятельности подведомственных учреждений – это главное. Тут и зарплата, и материально-техническая база для меня находятся в одном эшелоне.
Компьютер нужен для выхода в Интернет? Нужен. В редакциях компы 20-летней давности. Не тянут уже. Современные медиа, кроме того, что дают графический материал, еще и визуализируют его. Видео идет? Идет. Есть у вас камера? Нет. Почему нет, обязательно должна быть! Это не просто веяние сегодняшнего дня, это вчера еще должно было быть.
Вот мы говорим о дагестанской журналистике. Она тоже разная. Есть национальные издания, у них отдельный блок проблем, есть русскоязычные, у них другой круг проблем. У одних – свой читатель, у других – свой. То, что вас объединяет – это проблема материально-технического обеспечения. Я ее пытаюсь снять.
— У вас есть политические амбиции, Рашид Забитович?
— Боже упаси.
— Министр – это потолок?
— Я вообще эти категории не расцениваю, как шаги вперед, шаги вниз, в сторону. Это часть работы, часть жизни.
Тимур Джафаров