«Неизвестный Кавказ» побывал в закрытой 70 лет зоне
Третий этап поездок по северокавказским республикам фотографов, блогеров и видеографов сообщества «Неизвестный Кавказ» начался две недели назад. И если в предыдущие годы маршруты искателей крутых кадров и приключений проходили в основном по местам известным, утоптанным и человеческой ногой, и цивилизацией — с кунацкими домами, гостиницами и профессиональными гидами, то недавний тур по Чечне названию сообщества подходит идеально. Два дня блогеры изучали одно из самых многострадальных и необжитых мест республики — Нашху.
Корреспондент «Молодежки», состоящий в «Неизвестном Кавказе» третий год, вместе с еще одним активистом группы – маркетологом Фатимой – отправилась из Дагестана в Чечню.
* * *
Сборы в Грозном. Тут все свои — неизвестнокавказцы. Главный вдохновитель и создатель проекта, пятигорский дагестанец Муслим Алимирзаев, заядлый путешественник и по совместительству председатель Общественной палаты Чечни Исмаил Денильханов, олимпийский чемпион Рахим Чакхиев родом из Ингушетии, московский фотограф Артур Демченко, популярный чеченский блогер и бизнес-коуч Ибрагим Заурбеков и его двоюродный брат, как он себя называет, фотограф-любитель Ислам Эльмурзаев. Они нагружены палатками, спальными мешками, термосами, даже треккинговыми палочками. Хорошо, когда спонсор — «МегаФон», ратующий за популяризацию туризма на Кавказе и поддерживающий блогеров.
По пути в горы останавливаемся в придорожном магазине в каком-то селе — затариться едой. Фрукты, печенье, чай. Муслим по-хозяйски раздает пакеты с покупками: «Ты возьмешь этот, ты – этот, а вот эти легкие – вам, девочки».
– Нет, – возмущаюсь. – Тут достаточно ребят, сами донесете.
– Ай молодец! – громко радуется продавщица, женщина лет 50–55. – Вот так с ними нужно! И не забывать, что вы девушки и что вас надо оберегать.
Чечня мне определенно начинает нравиться.
Пчеловодов не трогать
– Нашха – это просто кладезь для нас, – говорит уже в машине Муслим. – Десятки исторических памятников, пещер, древние захоронения, красивейшая природа.
На посту на окраине села Рошни-Чу, кроме парней в форме, нас встречает группа чеченцев и внедорожники. Пересадка. Дальше по дороге – пасека за пасекой.
— Сколько здесь пчеловодов…
— Да, немало, — соглашается наш новый водитель Изнаур. – Есть старый негласный закон еще времен СССР – пчеловодов не трогать. До них нельзя было докапываться ни власти, ни налоговикам, ни мафии. Но они есть только здесь. Выше в горах нет.
А кто есть?
– Памятники есть. Про «Окаменевшее войско» слышали? Весьма зрелищное место. Издалека напоминает группу солдат, потому и назвали так. О нем есть очень красивая легенда, в древности люди в нее верили. О любви, о чем же еще?
– Ой, расскажите, расскажите, пожалуйста. Мы так любим легенды о любви, особенно красивые.
Изнаур задумывается.
– Ну, была там любовь. Потом они превратились в камень, как это всегда и везде бывает.
– Э-э-э…
– Ладно. Парень увидел очень красивую девушку, полюбил и решил против ее воли похитить. Собрал войско, пришел к месту, а девушка произнесла очень сильное заклинание, и все они превратились в камни. Так и остались напоминанием, что нечего девушек обижать.
Чечня начинает мне нравиться еще больше.
А «Каменное войско» мы увидим. Это карстовые образования, возникшие в результате излома земной коры и выветривания. Они и правда напоминают в сумерки величественных солдат, застывших на месте. Местный Стоунхендж, и только. Потрясающе.
https://www.instagram.com/p/BeKZCjNnKvq/?hl=ru&taken-by=nashha_group
Предания прародины и аварец с чеченских гор
Поднимаемся всё выше и выше в горы. Воздух тут свежее, природа краше.
На каждой остановке Ислам выбегает на поле и начинает фотографировать невероятной красоты цветы. Некоторые приносит с собой и дарит нам, девушкам. Мы технично украшаем ими сумки и очки. Дольче Габбана со своей синтетикой нервно курят в сторонке – красота!
Цветок Нашхи. Фото Ислама Эльмурзаева
– Мы называем ее своей прародиной и считаем, что исконно чеченские тейпы берут начало именно с этого места, – повествует Изнаур.
Он рассказывает, что исторически на этой территории находилось шесть сел — Моцарой, Чармаха, Туйсте, Хили, Хижахка, Хайбах и более десяти хуторов.
И о горе, на вершине которой, по преданиям, когда-то восседали 12 старейшин. Они образовывали так называемый Совет страны, на чеченском – Мехк-кхел. И здесь же, по словам Изнаура, находились священная печать и священный котел, в котором на медных пластинах были написаны названия первых чеченских тейпов.
На одной из остановок к нам подходит Саид. Он аварец из Чечни. Или чеченец из Дагестана. В общем, все смешалось в жизни Саида. Говорит он на двух языках, чтит традиции и тех, и тех, живет последние годы в Кизляре, но каждый день ездит в Чечню. Родом он из Кенхи – аварского села на юго-востоке Чечни, граничащего с нашим Цумадинским районом. Занимается реставрацией сторожевых башен.
На вопрос о том, зачем он каждый день ездит в соседнюю республику, Саид отвечает: «Работа тут». На другой — зачем ездит каждый вечер обратно — «Мама там».
Маме Саида уже за 80 лет. Недавно она упала и ушиблась, и теперь Саид, уже сам давно отец и дедушка, возит ее на реабилитацию, ухаживает, заботится и готовит к операции у надежных врачей за немаленькие деньги. Радуется: «Сказали, получится ее вылечить».
Саид рассказывает Алихану про вкус родниковой воды
— Что тут хорошо, — меняет тему Саид, — так то, что не страшно сломаться на дороге. Помогут, починят, если денег нет, и их дадут.
Мы понимаем, что это важно. Потому как машина Саида ломается на каждой третьей остановке. И мы встречаем его раз за разом где-нибудь уже стоящим и совершенно невозмутимо счастливым.
— Езжай, брат, — улыбается Саид. – Отдохнет и поедет. Перегрелась, видимо.
А завтра колесо одной из наших машин спустится и ни у кого из нашей колонны не найдется запасного. А у ребят из проезжающей мимо машины окажется. Они отдадут нам свое колесо, постоят немного, спросят, могут ли быть чем полезны, и, пожелав хорошего отдыха, поедут дальше.
https://www.instagram.com/p/BkwYb8EnbG4/?hl=ru&taken-by=muslim051975
Встречают по одежке, провожают по…
Доехали. Можно перекусить. Пока мы с Фатимой едим помидоры с бананами, мужчины идут выбирать место для лагеря. И почти все — искать более удобную локацию. Почти — потому что трое в это время делали намаз.
Минут через двадцать стало понятно, за нами никто не вернется и надо бы отправиться догонять ушедший эшелон пешком. Но нам лень.
– Хорошо бы все же пойти, – вздыхает Ибрагим. – А то я сегодня узнал, что в этой местности медведей в 12 раз больше нормы.
Эта вдохновляющая фраза сразу придала нам сил, бодрости и скорости. Но быстрее даже нас бежал чеченец Алихан. Ну, как бежал – он быстрым шагом прилично обгонял нас, а потом где-нибудь дожидался, пока мы покажемся на горизонте, и снова обгонял.
– Он очень религиозный, – объясняет его друг Мурад Боршигов, чеченский архитектор и фотограф, создатель популярного паблика «Нашха». – Наш брат Алихан преподает в исламском университете, он богослов. Ему нельзя находиться в женской компании, и поэтому он идет немного впереди нас.
Догнав остальных, мы даже не стали закатывать им скандал. Потому что, во-первых, они уже разбили лагерь, собрали несколько палаток, разожгли костер и уже сооружали на вершине горы столовую зону. А во-вторых, мы не знали здесь как минимум половину людей.
– Почему в этот раз так много новичков? Кто эти люди вообще? – тихо спрашиваем мы у Муслима.
– Это не новички «Неизвестного Кавказа». Это потомки людей, которые здесь жили до депортации. Когда они узнали, что мы едем, решили встретить нас вот так гостеприимно, как хозяева этих мест.
Муслиму легко радоваться. Он – не девушки в джинсах и татуировках в чеченских горах. Ловящие на себе не злые, но все же косые взгляды с ухмылкой.
– Ну все, – говорю, – они так и будут смотреть на нас как на инопланетянок, пока не станем своими. Пошли предлагать помощь. Добрый вечер. Чем мы можем помочь?
После короткого, но непродуктивного сопротивления хозяева сдаются и предлагают почистить картошку. Один помогает найти тазик, второй — воду, третий — ножи. Четвертый: «Вам же неудобно так, возьмите табуретки». И вот мы друзья.
Уже совсем темно. Рядом вот-вот закипит чайник, чуть подальше дымит большой котел с мясом на костре. Внизу, на сравнительно ровной плоскости на основании горы наш яркий разноцветный палаточный лагерь. Кто-то снует туда-сюда, накрывая на стол, кто-то снимает с себя куртку, чтобы укрыть замерзающего друга, кто-то подбрасывает в костер новые дрова. А над всем этим процессом — огромная яркая луна. А мы слушаем истории про Нашху и говорим о депортации вайнахов.
https://www.instagram.com/p/Bk0YBI9h5oy/?taken-by=artur_demchenko
«Мы не хотим спекулировать на своей боли»
Изнаур объясняет:
— Это сейчас мы можем спокойно сюда заезжать, оставаться, путешествовать, возить экспедиторов. А после депортации был наложен запрет на посещение этих мест.
В феврале 1944 года войска НКВД провели на Кавказе операцию «Чечевица» по выселению чеченцев и ингушей в Среднюю Азию. Им разрешили вернуться на родину лишь в январе 1957-го. 13 лет на чужбине. Однако депортированным из Нашхи вернуться на свои исконные земли так и не разрешили. Их расселили на равнине и в предгорье. Долгое время въезд на территорию был под запретом, а вся информация, касающаяся происходящего здесь, — засекречена.
Войска НКВД не успевали провести выселение горцев в установленные сроки — по приказу Берии на это было дано два дня. Направленные в отдаленные горные аулы дополнительные автомобили не смогли своевременно прибыть, и войска НКВД фактически ликвидировали мирное население, в некоторых местах — даже таким варварским способом, как сожжение.
Аул Хайбах, по словам наших новых знакомых, оказался в их числе. Здесь заживо были сожжены в запертой конюшне несколько сотен человек. По словам Мурада, есть споры по поводу точного количества, но по информации, приведенной в книге «Хайбах. Следствие продолжается» и рапорте энкавэдэшника Гвишани, это около 700 человек, среди которых большую часть составляли женщины, дети и старики.
– Это геноцид, который многие до сих пор пытаются замалчивать. И это при том, что есть живые очевидцы, архивные данные о проведении операции и наградах за ее выполнение. Единственный спасшийся во время той трагедии — мальчик. Дядя, заметив на полу какую-то веревку, спустил его из крохотного окна конюшни, и ему удалось незаметно сбежать. Даже в старости, отвечая на вопросы федеральных журналистов, он плакал и говорил, что умирает каждый день с того случая.
– Но и этого оказалось мало — даже память об этих людях надо было уничтожить. В башнях разводили костры, а когда каменные стены раскалялись, их поливали, вызывая растрескивание и разрушение. Уничтожались дома, кладбища, сжигались книги, писания. Любая память о тех, кто жил на этой земле, должна была быть стерта.
– В мире происходило много несправедливости. У каждого народа есть своя боль — мы не хотим на ней спекулировать, шантажировать кого-то этой болью. Но отрицание факта нас оскорбляет и ранит. Это ведь было не до нашей эры и не в Средневековье. Еще живы дети и внуки убитых.
https://www.instagram.com/p/Bfu6D9NHudh/?hl=ru&taken-by=nashha_group
От любви до ненависти
Сегодня потомки выселенных и убитых некогда жителей Нашхи всеми силами стараются, хотят возродить эту память, собрать по осколкам, кусочкам и передать детям и внукам. Они строят дороги, реставрируют памятники, облагораживают кладбища, отстраивают заново башни. Тратят личные средства, время и силы. И очень не хотят одного: чтобы эти святые для них земли превратили в развлекательный центр или местную Рублевку. Не хотят, чтобы каждый, кто может себе позволить это, приезжал и строил в самых красивых и самобытных местах себе дачи-дворцы. И сами не планируют. Их цель — восстановить былой облик, чтобы отдать дань памяти и уважения своим предкам. Чтобы даже камень, из которого будут строить, — той же формы и цвета.
Дедушка Мурада Бошигова тоже родом из Нашхи. Во время депортации ему было 12 лет. Всю жизнь он тосковал по родине и рассказывал о ней внукам. Будущее Нашхи — теперь один из главных вопросов для Мурада.
— Вообще, работы по восстановлению объектов ведутся уже с 2016 года под руководством и контролем Изнаура и при поддержке нашего мецената Вахи Агаева. Периодически собираемся, обсуждаем. В мае этого года состоялся большой сход представителей коренных тейпов Нашхи. Хотим потом построить тут, где-нибудь далеко от бывших поселений, один большой туристический комплекс. Там туристы смогут переночевать, поесть, отдохнуть. Но да, в наших планах не допустить повального строительства. Да и вообще, эта земля является заповедной зоной.
В ходе экспедиций с января 2017 по январь 2018 года чеченским краеведам удалось найти на территории Нашхи более двух сотен объектов, датирующихся с XV века. Это жилые башни, гротовые захоронения, пещеры и наскальные рисунки. Найдено 24 склепа.
Накормив и расселив всех, большая часть наших помощников-встречающих уедут в глубокую ночь обратно. Мурад же останется, повторно поставит на костер чайник, и мы продолжим беседу. Но уже о Лионеле Месси, популярности социальных сетей и крутом современном кино.
«Рахима знаешь?» и другие приключения Саида
Утром на повестке — посещение реставрации одной из башен в селении Хилахой, местность трагической судьбы Хайбах, мечеть в Моцарое и Галанчожское озеро.
В селение Хилахой посмотреть на реставрацию одной из башен меня, Муслима и Рахима везет Саид. Он ответственный за сроки, результат. На его счету уже пять объектов и гордость за вовремя и качественно сделанную работу.
По пути мы встречаем несколько человек — кого-то Саид знает лично, кого-то видит впервые. Но каждый раз он останавливает машину, здоровается и спрашивает: «Рахима Чакхиева знаешь? Тут сидит, сзади».
На месте Саид устраивает нам экскурсию по башне, рассказывает про специфику камня, его кладки и про функциональность башен в прошлые века.
Так, многие чеченцы едины во мнении, что именно в Нашхе некогда была организована первая в Чечне система оповещения. Она включала в себя цепь из 13 сигнальных башен — тех, на которых, узнав о наступлении врага, нашхинцы разжигали костры и оповещали о беде друг друга. Целыми из них остались две целые плюс еще одна частично пострадавшая — в Хайбахе. По ней нанесли ракетный удар с вертолета во время войны. Эта башня была идеальной формы, достигала 25 метров в высоту и имела на нижнем этаже арочный свод.
— Я не смогу и посчитать, сколько домов построил сам, сколько построек контролировал. Но вот эта работа — она другая. Здесь больше ответственности и, что уж греха таить, больше удовлетворения от понимания масштабов. Это все-таки история, это вечность.
Реставрация башен под контролем Саида. Фото автора
По пути к мечети спрашиваю Саида, как ему удается оставаться таким спокойным в дороге, да еще и каждый день проделывать такой длинный путь на машине, которая время от времени останавливается «отдохнуть». Смеется.
— Если ты водитель, да еще и с пассажирами, то обязан улыбаться и сохранять холодный рассудок. Да у меня машина и скользила в горах, и в пропасть не раз падала. А что вы сжались? От страха? Сейчас не опасно. Это зимой или в дожди — тогда все размывается, скользит. Как-то чувствую, несет машину. Скользит вниз и вот-вот съедет с дороги. Говорю пассажирам, чтобы аккуратно, один за другим выпрыгивали из машины по правую сторону. Сам последним прыгнул, а машина полетела — в обрыв.
Места, места, места
Моцаройской мечети 120 лет. Об этом говорят петроглиф, сохранившийся на одном из ее оконных проемов, и Мурад. Прямоугольная, двор огорожен каменной стеной. Тут же небольшой ручей — эту воду здесь используют для питья и омовения.
– Стены мечети еще два года назад были сильно разрушены, повсюду валялись обломки красной керамической черепицы, из которой была сделана кровля. Потом ее отреставрировал фонд Кадырова. Сегодня она может вместить до 200 человек.
Моцаройская мечеть. Фото Мурада Боршигова
– А зачем? — спрашиваю Мурада. — Тут же все равно никто не живет.
– Зато ездят многие. И останавливаются в этой мечети отдохнуть и помолиться. Время от времени здесь проходят и праздничные намазы.
От мечети горная тропа ведет к наскальной башне. А уже за ней — та самая гора Ердикорт, и на ее вершине что-то вроде мини-амфитеатра, на котором собирались те самые 12 старейшин и решались все вопросы в Нашхе.
Из Моцароя едем к Галанчожскому озеру. На высоту в 1533 метра над уровнем моря. Оно воронкообразное, овальной формы, размером 380 на 450 метров и глубиной 36 метров. Уникальный памятник природы.
https://www.instagram.com/p/Bk-6rbrH3TO/?hl=ru&taken-by=nashha_group
Замученные жарой ребята, разбив новый лагерь, то и дело скрываются в камышах — там, метрах в 50 от палаток, удобное место для заплыва. Возвращаются все счастливей и счастливей. После долгих сомнений решаем повторить их подвиг.
«Девушки, такой свежак, такая красота, не пожалеете» плавно переходит в «Когда ноги начнут проваливаться в ил, не паникуйте – это нормально, далеко не зайдут». И в «Лягушек не бойтесь, это ведь просто лягушки». И в «А вот оводов лучше бойтесь. Они больно кусают, потом это место опухает, ну вы все равно в одежде, вам не страшно». А потом, по возвращении, и: «Ибрагим, что за змею ты в воде видел?» — «Да это был маленький уж». Хорошо, что потом.
Вода прохладная, почти прозрачная, если не танцевать на иле, плавают невероятно красивые растения, выходишь — и охота окунуться снова. Но оводы и правда настойчивы и агрессивны. Отбиваемся руками, Патиным шампунем и немножко флагом «МегаФона». Так сказать, держимся за жизнь до последнего, помня об ужине – шашлыке из свежей баранины, которым уже вовсю были заняты наши друзья.
Новая порция разговоров у костра — за жизнь, Илона Маска и о пользе толерантности. В полночь, пробираясь почти на ощупь, идем с Фатей в палатку. Слева от нее озеро, справа — дорога и обрыв. Перед входом Фатима меня останавливает и бодро, радостно сообщает: «Подожди, мне рекомендовали проверить палатку на змей». — «В смысле, змей?» — «Ну да, вон камыши, озеро. Ну и вообще, природа же, живая…» — «В смысле, змей?!!»
У страха глаза велики, у моего — базедова болезнь. Но логика меня не покидает. «Фатя, если они могли туда проникнуть, пока нас не было, они могут проникнуть, и когда мы будем внутри, нет?»
Пауза. А через секунды две мы обе падаем от смеха на землю. Но когда через полчаса мы проснемся и будем не дыша сидеть в палатке и всматриваться в стенки, освещаемые снаружи лунным светом, и увидим, как нечто черное длинное и быстрое ползет по этой стенке, будет менее смешно. Очень менее смешно. Очень-очень.
— Ну, девушки, как змея может порвать палатку с двойной стенкой и зайти внутрь, даже если допустим, что они тут есть? – возмутится утром Боршигов.
— Да-а… Только медведь может, правда? Их же тут в 12 раз больше нормы?
— Мне вот что интересно, кто их тут посчитал?
https://www.instagram.com/p/BlXaKSWHDJR/?hl=ru&taken-by=nashha_group
Саида Гамидова
