Сижу я дома в ночь на пятницу и думаю: уже набирают, наверное, в типографии мою статью об известном хирурге, и выйдет она завтра в газете. А для следующего номера не то что готовой статьи, даже замысла о ней нет в моей голове. Что же делать? Что я скажу ответственному секретарю газеты? Рубрики моей с красивым названием «Жизнь» в следующем номере тоже не будет, и читатели мои решат: «Исписался старик. Ненадолго же его хватило»…
И почему мне не дана хотя бы частичка того таланта, что был у «старца Сулеймана», как говорят, сказавшего однажды: «Дайте мне обыкновенную вилку, и я сочиню о ней стихотворение»? И почему это Бог не наделил такими способностями меня? (Вот такие мысли буравили мне голову в ту ночь).
И вдруг звонок по мобильнику. Это был Омар Зияутдинов из селения Герхмахи Акушинского района. Говорит, что утром надо нам встретиться и… Правда, я не все расслышал. Накануне у меня разболелась нога в коленном суставе: давал о себе знать старый артроз. И два дня я никуда из дома не выходил. Однако решил обязательно встретиться с другом, раз он приехал в город, чтобы увидеться со мной. Наутро боль в суставах немного утихла, и я, как обычно в каждую пятницу, отправился в Дом печати. И на этот раз, как всегда, жена провожает меня язвительными напутственными словами: «Что, на работу идешь?» — с обязательной ехидной усмешкой. Она считает, что несерьезно что-то писать и ходить по редакциям в моем возрасте… Я, оправдываясь, говорю, что обещали скоро на работу устроить и т.д. и т.п.
В двух газетах (в «МД» и «Замана») в тот день были неплохие мои статьи. В фойе беседую с охранниками и оттуда же звоню Омару, чтобы договориться о встрече. Он говорит, что ждет меня на скамейке около нового здания, что напротив Дома печати. Беру со стола три-четыре экземпляра свежего номера «МД» и выхожу на улицу. Омар сидит на скамейке и читает мою статью. На мой вопрос, откуда у него наша газета, говорит, что купил в киоске.
Оказывается, Омар договорился с еще двумя нашими однокурсниками. Я решил, как только подойдут, отдам газеты им. Скоро и они подошли. Это были Магомед Мирзаханов из селения Гинта Акушинского района и Саид Гаджиев из селения Дуакар Дахадаевского района. Гинта – это известное в Дагестане село: на его окрестностях, а именно на горе Чиндирчеро, и находится одноименный горнолыжный курорт. Он же и центр проведения лыжных соревнований и тренировок горнолыжников. Мой друг Магомед, хотя и живет в Гинта, родом из селения Харбук, известного своими оружейными мастерами.
И Дуакар не менее знаменит у нас, но уже гостеприимством и своими оригинальными свадебными обрядами. Мой друг Саид – один из самых больших хлебосолов среди дуакарцев. Вряд ли найдутся в Дахадаевском и во многих других районах нашего горного края люди, когда-либо приезжавшие в Дуакар и не попробовавшие хинкал, приготовленный его женой Сапият.
К нему приезжают гости даже из самой Москвы. Это друзья братьев и сыновей Саида, уже давно проживающих в столице. Это им, гостям из Москвы, говорят, сильно понравился даргинский герой Аркянай (по-кайтагски Вярданай), в чью честь на любом застолье в Дуакаре тамада предлагает выпить до дна дополнительный стакан. Говорят, недавно Саид провожал своих очередных московских гостей. Один из них, уже садясь в машину, говорит старшему сыну Саида Ахмедгаджи: «Слушай, как звали того вашего друга?» «Кого?» — спрашивает Ахмедгаджи, не понимая, о ком говорит гость. «Ну, вашего национального героя, в чью честь в прошлом году твой отец последние тосты произносил. По-русски «тот парень»», — объясняет гость. «Аркянай! – догадался Ахмедгаджи. — Отец! Неси бутылку, стаканы, сыр!» Не понимаю я, как это Саид на этот раз мог забыть о столь уважаемом даргинцами герое!
Воспользовавшись свободным от уроков временем во время весенних каникул, мои друзья приехали в город, чтобы увидеться со мной. Это все Омар каждый раз старается организовать наши встречи. Спасибо тебе большое, Омар, за это и еще за сюжет для рассказа.
Прошло пятьдесят пять лет, как мы впервые встретились в Сергокалинском педучилище. Мне с Омаром было тогда по тринадцать лет, а Саиду с Магомедом – по пятнадцать. Жили мы в общежитии по десять человек в комнате. Не совру, если скажу, что жили как братья, и делились всем, что можно было поделить.
Многое из той жизни уже стерлось из моей памяти. Помню, что общежитие наше находилось недалеко от стадиона и…
Давайте, я лучше расскажу о том, как мы питались. Ужин варили на керосинке. Помню непомерно толстые макароны: таких я после этого не видел ни разу. Иногда в них находили мертвых тараканов, и потому, прежде чем варить, продували их. На базаре покупали картошку и лук, а в магазине – томат. Лук жарили на подсолнечном масле и томатном соусе, и получалась своеобразная подлива к супу. У каждого была глубокая алюминиевая миска. Хлеба брали много. Ешь, пожалуйста, «досыта, до отвала».
Завтракали и обедали в студенческой столовой при педучилище. Не помню уже, сколько стоили первые и вторые блюда на обед. Но утренние три стакана чая и кусок хлеба стоили всего одиннадцать копеек. Если ты желал, чтобы чай твой был немного слаще, должен был громко крикнуть в окошко, откуда выдавались чеки: «Сарат, у меня двойной чай!» — и добавить еще шесть копеек за три куска сахара, по кусочку на стакан. И тебя считали богатым человеком, раз позволял себе «двойной чай».
Стипендия наша была тринадцать рублей в месяц. Некоторые студенты жили на одну стипендию и не жаловались. Из тех тринадцати они ухитрялись ходить и в кино на дневной сеанс в воскресенье в районном Доме культуры, и в общественную баню раз в неделю. Вот такая была наша безмятежная юность и «детство счастливое наше» в шестидесятые годы прошлого века, когда до коммунизма, как обещал нам Никита Сергеевич Хрущев, оставалось всего лишь пятнадцать–двадцать лет.
Вот сейчас думаю я: как могли мы верить вождям всех мастей, начиная с Ленина и заканчивая Хрущевым, когда они говорили о коммунизме? Я тоже верил в коммунизм и в сорок лет даже вступил в ряды членов КПСС. Будучи молодым, верил еще больше. Наверное, верю и сейчас. Меня смущает только сам принцип коммунизма: «от каждого — по способностям, каждому — по потребностям». Принцип социализма понятен: «от каждого — по способностям, каждому — по труду», что значит, ты получаешь столько, сколько заработал своим трудом. А что такое «от каждого — по способностям, каждому — по потребностям»? Это, по-моему, значит вот что: ты делаешь то, что можешь, на что способен, а получаешь то, что хочешь, чего желаешь. Заработал своим трудом пол-литровую банку кабачковой икры, а берешь из супермаркета литровую банку красной лососевой икры. Съедаешь ее за ночь и в следующий день берешь, опять же бесплатно, вторую банку, но уже черной осетровой икры. Но так не бывает, ибо «…человек за все платит сам». Помните эти слова Сатина из пьесы «На дне» М. Горького? Почему это идеологи коммунизма не могли до такого додуматься?
Вот один пример. Я еще с молодых лет покупал книги подписных изданий. Но никому, кроме своих учеников, читать их не давал. Лучшие из них читали мои книги, по моему совету пользуясь закладками, чтобы не загнуть страницы. А другому человеку, кто попросил бы у меня книгу, допустим, из 8-томного собрания сочинений Джека Лондона или 22-томного Льва Толстого, я точно не дал бы, потому что он и за месяц эту книгу не прочтет. А ты целый месяц думай о том, что с книгой твоей станет.
Но вот одному старику из моего родного села, а именно — моему товарищу Джалилю Омарову, я бы доверил всю личную библиотеку, ибо он — настоящий любитель книг.
«Какой там, к черту, коммунизм, если тебе жалко книгу человеку дать почитать?!» — размышляю я в последние пятьдесят лет. Нет! Не верим мы в такой коммунизм. Не верили и тогда. Только никто не перечил вождям. Да что вождям? Вот вам по этому поводу еще один пример из жизни…
Когда я учился на инфаке ДГУ, на филфаке учился мой родственник Гамзат Омаров. И у нас, и у них читал лекции по логике Гела Романович Габуния. Хороший был человек, но однажды… На семинаре, чтобы преподаватель не успел кого-либо вызвать к доске для опроса, студенты начали задавать ему вопросы, мол, они «не поняли это, то… и это». И Гамзат, в свою очередь, спрашивает у Гелы Романовича: «Что случится, если распадется СССР по причине какой-либо глобальной климатической аномалии, катаклизма?» Гелла Романович даже не посмотрел на него и говорит: «Вы, молодой человек, на пятьдесят лет отстали от жизни». Все смеются над Гамзатом: преподаватель и студенты даже в мыслях не могли допустить, что такое когда-нибудь может случиться. Гамзат и сам не думал, что попал в яблочко, что сбудется его пророчество и ровно через двадцать пять лет распадется «великий, могучий Советский Союз».
Вот о таких высоких материях рассуждали мы, четыре пенсионера, сидя в одном из кафе по улице Лаптиева в Редукторном поселке. И пили, скажу честно, не только чай и кофе. Друзья мои специально пошли на улицу, где я живу в городе, чтобы потом мне легко было добираться домой. Я ценю вашу заботу обо мне, дорогие мои, и постараюсь впредь заботиться о вас так же много, как вы обо мне.
Сидели в кафе до ночи и вспоминали нашу юность и молодость, которая, оказывается, протекала в двух шагах от коммунизма. И лишь в самом конце спохватились: надо бы сфотографироваться на память. Вот только телефона нормального ни у кого из нас не нашлось. И отложили мы эту затею до следующего раза. А что мы могли теперь, прощаясь до следующего раза, непременно сделать, так это только спеть пионерскую песню того незабываемого времени:
Мы — дети заводов и пашен,
И наша дорога ясна.
За детство счастливое наше
Спасибо, родная страна!
Гаджимурад Раджабов