Спектакль по пьесе Владимира Зуева «Мамочки» вызвал у нашей публики бурные овации и восторг. Малый зал Русского драматического театра 25 марта был полон молодых лиц. Волонтёры на входе, волонтёры на маршах лестницы, волонтёры у дверей в зал.
Мне показалось, что я ошибся дверью, и для уверенности спросил у одного из юношей: «Мамочки здесь?» К чему весь этот эскорт, что за самодеятельность? Мелькнула мысль, что они именно меня так встречают, но за мной следом спешила парочка опоздавших зрителей.
Может, дети в белых футболках являются частью представления и уже на входе вершат первое действие. И метафора «театр начинается с вешалки» у этого режиссёра звучит буквально. Уличные представления, зовущие народ на спектакль, –хорошая и действенная реклама.
Признаюсь, ожидал увидеть комедию «Мамочки». Проблемы взаимоотношений родителей и детей. Вечно актуальная трепотня. Вот ещё эти симпатичные волонтёры суют афишки и улыбаются. Думал, посмотрю, поснимаю минут десять и ретируюсь. У меня дома своя драма «дочки-матери».
Привратница уже задвигала массивные деревянные двери, когда я, скорчив ей извиняющуюся мину, просочился в темень зала. Где-то там, внизу на сцене, в белом луче прожектора группа актёров в белых пижамах пела под гитару. Я подождал, пока глаза стали различать в темноте центральный проход, чтобы не упасть и спуститься к первым рядам. Вокруг чувствовалась энергия напора, волнение. Ритм гитары звал в зал…
То, что спектакль – не комедия, а молодые люди в пижамах на самом деле играют роли убитых солдат, стало понятно с первого действия. Бомжеватого вида женщины превратили сцену в поле битвы за своих сынов. Материнское счастье брошено на пехотные мины, искорёжено, обезличено, стало разменной монетой. Они добрались до линии фронта, ползают по траншеям, разгребают воронки. Чем жить дома и потихоньку сходить с ума от неизвестности, уж лучше быть здесь – «Всё ближе к родненьким, живым или мёртвым».
Звонкий детский смех звучит как заупокойная молитва. У каждой мамочки своя история, своё минное поле, с которого она взлетит белой птицей на эшафот, чтобы навсегда обрести покой в руках своего Колечки. Красный цветок – зияющая рана – притягивает глаза зрителей. Нежные слова сына матери, не сказанные при жизни, льются с того света медленно, без стеснения в притихший зал. Слова мертвых обращены к миру живых.
Дурочка, я же тебя на руках несу
Жизнь окрашена в тёмные тона, а смерть предстаёт в светлых одеяниях. Белые фигуры покачиваются в такт метронома, как будто отсчитывают последние мгновения нашей с вами жизни.
Что за бред? Я хочу жить, радоваться жизни, видеть счастливыми своих детей. Не дай Бог, они станут пешками в руках спасителей.
Старшенькая из мамочек утешает подруг по несчастью «красивой» притчей:
– Жила-была женщина. Счастье было. Дом был. Муж был. Сын был. Потом война пришла. Сын пропал. Муж умер. Она ищет, ищет сына. Нет его нигде. Она умаялась совсем и говорит Богу: «Бог, почему так бывает? У меня было всё, а теперь пустота одна». А Бог ей отвечает: «Видишь, белая полоса. Следом — черная. На белой две пары следов. На черной — одна». Женщина спрашивает: «Чьи это следы, Господи?» Бог говорит: «Когда белая полоса, я с тобой рядом иду». Женщина подумала и закричала: «А в горе я одна иду?!» А Бог ей отвечает: «Дурочка, я же тебя на руках несу!»
Нёс в хаосе и в кромешную тьму посылал сигнальные ракеты. Нёс мимо груд искорёженного металла, вытоптанных полей, колючей проволоки и минных растяжек. Он поддерживал пламя свечи в лачуге, которая становилась на ночь и кровом, и часовней. Но Бог не уберёг от смерти. Из четырёх мамочек: МЛАДШЕНЬКОЙ, ВЕРЫ, РОЗЫ, СТАРШЕНЬКОЙ – в истории Зуева только две доживают до финала. Мамочка Роза чудом находит своего сына и уезжает домой. Встреча происходит за сценой, и потому кажется полуправдой.
В последнем монологе СТАРШЕНЬКАЯ становится на колени перед залом и обращает к нему свою молитву. В ней нет теперь упования на милость Божью. Боль и усталость сделали трагедию повседневным фактом: «Здравствуй, сыночка. Вчера потеряла свою сестренку, Младшенькую. Она нашла своего Андрюшку, но сама погибла. Под ним граната лежала. Я знала, что так выйдет. Остановить хотела, но сил не хватило. Завтра полечу их домой отвозить. Солдатики обещали самолетом забрать нас троих. Спасибо, что напомнил про день рождения. Я бы и не вспомнила совсем. Я решила, пока не найду тебя, буду писать тебе письма и в землю закапывать, чтобы доходили быстрее. Я знаю, что ты их получишь и прочтешь. Мне еще в Москву съездить надо, сестренка кассету мне из лаборатории оставила. Может, и допустят до начальства. Я устала тут, сын. Одной вообще беда. Что я одна тут смогу? Вот слетаю домой, потом поглядим. До того, как помру, всё равно разыщу тебя. Не дело это – в чужой земле лежать. Неправильно так. С нами одна женщина была, Роза. Она своего мальчика нашла. В плену был, обменяли уже и домой уехали. Веру еще надо забрать. Если бы я могла, всех-всех домой отсюда увезла бы. А еще я надумала памятник вам всем в нашем городе поставить. Соберем с мамками деньги и поставим. А может, и в Москве кого сговорю. У меня по всей стране столько сестер теперь. Ладно, сегодня вроде всё тебе рассказала. Пойду, пока не стемнело. Люблю тебя, помню. Твоя мамочка».
Мать разговаривала с духом сына, который поднялся над землёй в белой солдатской робе за её спиной, как белый флаг пустоты.
Материнская любовь поднята на щит, но именно она спасёт Мир.
За лаконичными декорациями, световыми иллюзиями я увидел знакомый почерк московского режиссера Вячеслава Терещенко (декан режиссёрского факультета ТИ им. Б. Щукина), который уже радовал нас постановкой «Хеппи энд» по пьесе израильского драматурга Идо Нетаньяху.
Пробитый снарядами, лист металла вздымается высоко вверх и держит всю сцену. Всё остальное – жалко и убого, серо. Когда свет прожектора пробивается в подвал, то стены, обклеенные фотографиями детей, вспыхивают эмалью, как иконостас.
Прокляты и забыты
Пьеса «Мамочки» вошла в лонг-лист четвертого международного конкурса драматургов «Евразия-2006». И с той поры ставилась по всей России разными режиссёрами. В Махачкале она прозвучала на Фестивале русских театров несколько лет назад. Жаль, что мне не пришлось увидеть постановку Терещенко и игру московских актёров.
Пьеса Владимира Зуева основана на реальных событиях. Вот что он сам об этом говорит: «С чеченскими матерями мне удалось встретиться по дороге в Чечню. Два дня мы ехали на «ГАЗели» туда, два дня обратно и разговаривали с матерями. Мамочки рассказывали мне, как они искали детей. Кто-то узнавал, что сын в плену. Кто-то опознавал труп по ДНК и хоронил на родине. Кто-то не находил, но продолжал ездить в Чечню к солдатам, как к своим сыновьям, – рассказывает драматург. – После той встречи я понял, что про мамочек нет никакой информации. Единственное документальное свидетельство – третья часть фильма недавно умершего режиссера Сергея Говорухина «Прокляты и забыты». Там в кадре появляется одна из моих героинь и показывает в камеру фотографию своего сына. Больше ничего. Они даже на памятник погибшим солдатам собирают по копейкам. Когда я написал пьесу «Мамочки», сразу отправил текст этим женщинам. Они прочитали пьесу, посмотрели спектакль и поняли, что о них узнали. Для них это было большое облегчение».
Режиссёр вывел постановку из контекста конкретной Чеченской войны. В спектакле звучали стихи и песни о войне разных поколений.
«Мы старались сделать спектакль тихим, исповедальным. Мы стремимся к гражданскому высказыванию по отношению к террористическим актам, которые так часто происходят, к этим войнам, ведущимся на Украине, в Сирии, недавним войнам, которые были в Ираке, в Ливии. Если войны не остановятся, мы все будем наказаны непродолжением рода, потому что на земле останутся только женщины, рожать будет не от кого. Мы постарались это выразить театральными средствами», – рассказывает Вячеслав Терещенко.
* * *
Возможно, это только мои ощущения. Спектакль стал знаковым и прозвучал как предупреждение нам, поколениям, пережившим: перестройки и путчи, штурмы правительств, сотни тысяч беженцев, эмиграцию, чеченские войны, унижение и «свободу», приватизацию, инновацию и оптимизацию, а теперь этих… «борцов с коррупцией».
Мамочки, родные, берегите своих детей! Не позволяйте им становиться рабами чужих идей, даже самых светлых.
Марат Гаджиев
