Корреспондент «Молодёжки» с волонтёром «Альтернативы» изучали вопрос
«Все думают, что рабы – это наша выдумка, и нам что-то нужно от кирпичных заводов. Но рабы были и есть, с 2013 года освободили 500 человек в Дагестане. Так мы говорим журналистам и другим официальным лицам. Но на самом деле освобождённых больше в четыре-пять раз». Активист добровольного движения «Альтернатива» Закир Исмаилов объяснил, почему не называются точные цифры и какое оно, трудовое рабство в Дагестане.
Вербовка трудовых рабов
«Приходим как-то на завод, хозяин тычет в глаза и говорит: «Вот же, вы отправляли домой его, а он вернулся. Ни разу не раб». Я у него спрашиваю: “Почему приехал, балбес?”. “Нет работы, – говорит. – Здесь хотя бы крыша над головой”», – вспоминает Закир.
Нет крыши над головой, нет работы, нет денег – эти три фактора определяют дальнейшую судьбу трудового раба. Его найти легко – на Площади трёх вокзалов в Москве. Там собираются те, кого перспектива работы на юге за большие деньги и бесплатную поездку до точки, конечно же, устраивает.
Закир Исмаилов заявляет, что из трудового рабства в Дагестане освобождены 500 человек
«Специальная вербовочная группа отслеживает день, два, пять будущих невольников. Если человек никуда не уезжает, стоит, обращается за помощью, они подходят и говорят, что есть работа за 20–25 тысяч на юге, а там море, Каспий. Пять дней рабочих, два выходных. И если не поддаются, то есть другой метод. Они подсылают девочек, им легче доверять. А те используют сильнодействующие усыпляющие средства. Основной контингент – бывшие зеки. У них не бывает документов, им нет разницы, куда ехать. А если он пьяный, но при этом физически развит, руки, ноги есть, запихивают в машину».
Поток трудовых рабов бесконечен, по наблюдениям и статистике Закира. Каждый день у «Пирамиды» и Северного частного автовокзала в Махачкале останавливаются московские автобусы, привозят по три-четыре человека. Они сидят на обочине и ждут, пока за ними приедет машина, которая их и увозит. «Они в основном без документов», – делится Закир.
Доставка трудового раба в условный пункт обходится в 15–20 тысяч рублей, и в зависимости от наличия или отсутствия документов цена варьируется. Женщины-кухарки «дороже» – 20–25 тысяч рублей. Хозяева называют это дорожными расходами, активисты «Альтернативы» – куплей-продажей людей. Впрочем, хозяева заводов объясняют рабочим, что те отрабатывают дорожные расходы. Один, два, три месяца, год, пока не закончится сезон. А он никак не заканчивается. Это и называется трудовым рабством.
«Закончится сезон или нет, зависит от глины. Как и когда она замёрзнет, может в октябре, ноябре, декабре. В конце сезона рабочих считают и обсчитывают, считают и обсчитывают. В итоге они недовольны. «Раз ты такой принципиальный, – говорит хозяин – мы высчитываем каждый день 200 рублей за питание, проживание и спирт». Они же каждый день им дают по стаканчику. В итоге этот человек остаётся должен хозяину. Заводы в большинстве своём нелегальны. На чистом листе подписан договор. Без печати, без штампа, без ИП. Отсюда и все удобства. Хозяину».
О зарплатах, защитниках правопорядка и угрозах
В Дагестане освободили 500 трудовых рабов. Все они мечтают просто попасть домой, не получив ни гроша или получив гроши. На самом деле, признаётся Закир, невольников, которых он освободил, больше в четыре-пять раз, но их не называет, потому что это те, кому оплатили работу полностью, включая билет за проезд.
Иногда, в результате подсчета работы трудового раба, он остаётся должен хозяину завода
«Они трудовые рабы, пока их труд не оплатили. Последние два-три года получается договориться насчёт оплаты с хозяевами, они оплачивают, когда знают, что приехала «Альтернатива». Я захожу на завод и говорю, что уголовного дела не будет, но зарплату выдать нужно. Заводы, которые не оплатили 500 работникам, я предупреждаю, что буду писать заявление в прокуратуру, раз не оплачивают».
Кстати, о защитниках правопорядка. О них говорить однозначно нельзя. Да, помогают, иначе и бороться с «рабовладельцами» было бы страшно. Закира выручает уголовный розыск, Министерство внутренних дел, к примеру руководитель пресс-службы Руслан Ибрагимгаджиев или старший участковый республики Султан Карибов. К которому «мы можем зайти в любое время и сказать: дайте нам участкового или оперативника, чтобы мы могли выехать на завод». Но и мешают тем, что не проверяют участки. Участковые, у которых проверка документов входит в обязанность.
«Мы находили людей, которые были в международном розыске, про федеральный розыск вообще молчу, целую кучу находил. А участковый о них даже не знал, или громко молчит. Недавний случай. Отец и сын глухонемые, русские, из Узбекистана. У отца волгоградский паспорт, а сын документы потерял. Три года работали, и участковый о них ничего не знает. 20 дней жили у меня, очень тяжело с узбекским посольством наладить контакт. Сейчас сын находится у волонтёров в Москве, как только выдадут в консульстве документ, он вернётся в свой Ташкент. Отец получил гражданство России и поехал в Волгоград.
Процентов 80 без документов на заводах. Вечером пьяные они выходят в ближайшие посёлки, начинаются разборки с местными. Столкновения местных и кирпичников происходят очень часто».
Закир обращался за помощью в Общественную палату, но никто из работников не поехал посмотреть, как работают кирпичные заводы. Всех не высвободить, Закир один в Дагестане, желающие помочь были, но пропали, как только узнали, что за это не платят. Он называет «Альтернативу» движением, потому что нет директора и денег, а есть только волонтёры, вызволяющие трудовых рабов из кирпичных обещаний. К активисту поступали угрозы, особенно в первое время работы.
«Угрозы приходили по-разному: в ближайший магазин в виде записок: «Если не прекратишь свою деятельность, убьём или взорвём с семьёй вместе», на телефон или много чего было ещё».
Угрожают и трудовым рабам. Не всем. А те, кому угрожают, боятся обращаться к участковому. Полтора месяца назад, вспоминает Закир, звонила женщина. Сказала, что её муж находится в трудовом рабстве в Ботлихском районе три месяца, связь у него есть, но он не может обратиться к участковому. Когда мы его забрали оттуда, он нам сказал: «Ты что, издеваешься, что ли? Там все свои, кто меня отпустит?».
В горах моё сердце
Кстати, часто «хозяева» забирают старые SIM-карты у рабочих и раздают с отрицательным балансом. Чтобы связь была односторонней. Многие рабы так пропадают на 20–25 лет. Ещё у них забирают документы, если имеются, узнают адреса и номера родственников. Так сложнее удрать. Тем более когда тебе говорят: «Если уйдёшь, мы всё равно тебя найдём». А что с ними происходит, когда находят? Возвращают на завод в лучшем случае, а в худшем – отправляют в горы. И тут начинается самое интересное.
«Мы столько людей вытаскивали из каменного карьера в Левашах! В отдалённых горных районах они в основном чабануют. Но есть те, кому нравится. К нам дочь обратилась: папа в рабстве. Мы поехали с фотокорреспондентом в Левашинский район, с нами был участковый. Поднялись в горы. А человек уже женился. У него есть всё, кушает так, как мы в городе не кушаем. Привезли, говорит, нас сюда из центральной России, и мне сразу понравилось, я начал чабановать. Его природа и природа этой местности так сошлись, что он нашёл вдову и женился.
Ещё, помню, в 2014 году в Калмыкии была история. Легковушка. Ночь. Утро. Мы с коллегой вдвоём под дождём, у нас ни оружия, ни бензина. К нам подъезжает «УАЗик», а в нём пять-шесть человек с автоматами; хозяин общался с нами, забрав у рабочего телефон. «Прочитай про себя молитву, – говорит напарник, – может, это наша последняя ночь». Я этого не хотел и сделал вид, что разговариваю по телефону: «Всё, товарищ майор, мы нашли этого человека, вот хозяин рядом, мы на месте», – и отключил. Они поняли, что ничего не поняли, и недовольные «кинули салам». Рабочий, как выяснилось позже, в Калмыкии не в первый раз, в прошлом году мы его уже освобождали. А он нам ничего и не сказал».
За судьбой освобождённых волонтёры не следят. В хорошем смысле слова. Они не берут даже контакты, после того как передают семьям. То есть не общаются. Их главная цель, признаётся Закир, – доставить до дома невольников, а что будет происходить дальше – другой вопрос.
Кроме трудового есть сексуальное рабство, точнее было, поэтому мы о нём вспомнили один раз.
«Мы вызволяли людей и из сексуального рабства. Работали в международном формате. Сексуальное рабство было раньше, сейчас таких случаев нет. Один был в Дагестане. Мы выкупили девушек, одна из Украины, другая из центральной России, и разбомбили с ОМОНом всю сауну. Операция длилась две недели. Сначала отправляли засланцев, пытались взять контакты девочек. В сауне же обычно не дают. Через две недели нас впустили внутрь, мы дали денег, сказали, что домой забираем, привезём через сутки. Сауна перестала работать».
Кирпичные заводы есть во всём Северном Кавказе, но лидеры по трудовому рабству – Дагестан, Чечня, Ставрополь, Калмыкия. В Дагестане в основном кирпичный посёлок на территории Каспийска, в Карабудахкентском, Новолакском, Бабаюртовском, Тарумовском районах. 30 % – частники. Кочубейская зона, Тарумовский район и Южно-Сухокумск. Очень много кошар в Ногайском районе. В основном – север Дагестана и Каспийск.
Справка
Из книги «Институт рабства в феодальном Дагестане: очерки истории» кандидата исторических наук, старшего научного сотрудника Института истории, археологии и этнографии ДНЦ РАН Елены Иноземцевой.
«По письменным источникам I тыс. н.э., рабы в Дагестане рекрутировались в основном из военнопленных. Так, описывая ассортимент экспортируемых из Дербента товаров, ал-Истахри выделял из них рабов «из разных стран кяфиров». Рабы и красивые девушки-рабыни являлись основной статьёй экспорта Дербента и в те времен, и позже. Через Дербент шёл поток невольников из Поволжья.
Наличие рабов на Северо-Восточном Кавказе вплоть до середины XIX века фиксируется фактическим материалом, архивными документами, опубликованными в дореволюционных изданиях, в публикациях документов, осуществлённых советскими историками».
Рабство в районах Каспийского побережья и Восточного Дагестана, по мнению дагестановедов, было «самостоятельным укладом».
«Так, Х.Х. Рамазанов, делая ряд экскурсов в историю рабства, приходит к выводу, что оно в Дагестане являлось одним из социально-экономических укладов, было «патриархальным», «домашним». А.Р. Шихсаидов рассматривает рабство как одну из особенностей развития феодальных отношений в Дагестане, полагая, что оно было «домашним» и служило средством обогащения феодализирующейся знати».
У раба не было никаких прав, кроме как принадлежать хозяину.
«Юридически рабы представляли собой самую бесправную социальную группу общества. Само состояние неволи лишало раба значения юридического лица, приравнивая его к вещи, скоту. Как писал Г.Г. Османов, “убийство раба или нанесение ему увечья третьим лицом феодальный обычай рассматривал как материальный ущерб, нанесённый владельцу, и требовал компенсации”».
«Нередко царские власти на Кавказе, занимая отдельные территории, освобождали рабов целыми аулами с последующим уравнением их в правах с остальными жителями. Но подобные меры принимались лишь по отношению к тем рабовладельцам, которые, изменив верноподданническим обязательствам перед царизмом, ориентировались на Турцию и Персию. Что же касается верноподданных, то они продолжали иметь рабов. Более того, в отдельных случаях предпринимаемые властями шаги объективно стимулировали захват “живого товара”».
Всё поменялось лишь с отменой крепостного права.
«В 1861 году дагестанским владетелям было в категорической форме запрещено продавать и дарить своих рабов, не иначе как целыми семьями. В 1865 году было запрещено продавать невольников жителям других областей, однако продажа в пределах той же области разрешалась, но при условии регистрации в окружных управлениях и судах. В этот период царские власти всячески поощряли безвыкупное освобождение владельцами своих рабов».
О трудовом рабстве в российском законодательстве рассказывает юрист, правозащитник Марат Исмаилов.
«В декабре 2003 года в УК РФ введена статья 127.2, которая предусматривает ответственность за использование рабского труда. Максимальное наказание за совершение этого преступления составляет от 8 до 15 лет лишения свободы с ограничением свободы на год или без такового (это дополнительное наказание к основному, назначаемое по усмотрению суда).
Вообще, в Трудовом кодексе России о рабстве ничего не говорится. В нормативном акте используется термин «принудительный труд». Согласно ст. 37 Конституции России и ст. 4 ТК РФ принудительный труд запрещён. Этот запрет исходит из международного документа – Конвенции №29 Международной организации труда (МОТ) от 28 июня 1930 года «Относительно принудительного или обязательного труда».
Какой-то отдельной нормы об ответственности за использование принудительного труда нет. Рабство – всё-таки крайняя форма принудительного труда.
В Кодексе об административных правонарушениях предусмотрена общая норма об ответственности за нарушение трудового законодательства – ст. 5.27 «Нарушение трудового законодательства и иных нормативных правовых актов, содержащих нормы трудового права».
Статьёй 5.27.1. КоАП РФ предусмотрена административная ответственность за нарушение государственных нормативных требований охраны труда, содержащихся в федеральных законах и иных нормативных правовых актах Российской Федерации (нарушение требований охраны труда, исходя из ст. 4 ТК РФ, относится к принудительному труду).
Статьёй 143 УК РФ предусмотрена уголовная ответственность за нарушение требований охраны труда.
Статьёй 145.1 УК РФ предусмотрена уголовная ответственность за невыплату заработной платы (нарушение сроков выплаты зарплаты, исходя из ст. 4 ТК РФ, относится к принудительному труду).
А статья 127.2 УК РФ предусматривает уголовную ответственность за использование рабского труда.
Нередко использованию рабского труда предшествует купля-продажа или совершение иных сделок, «предметом» которых является человек. Торговля людьми в соответствии с ст. 127.1 УК РФ уголовно наказуема».
Патя Амирбекова
