В этом году лучник Казим Омаров победил на Кубке России и стал вторым на чемпионате страны среди спортсменов с поражением опорно-двигательного аппарата. В сентябре он должен отправиться на чемпионат мира в Южную Корею. Корреспонденту «Молодежки» Казим рассказал, как часто желает своим соперникам промазать мимо мишени, сколько времени прошло после травмы, когда его друзья, наконец, решили: «Ну всё, теперь можно и шутки шутить», и что происходит, когда ты в Махачкале падаешь на асфальт.
Стрельба из лука – это про характер
— Когда впервые взяли лук в руки?
— В 2019 году. Я переехал из Муги в Махачкалу, чтобы заниматься легкой атлетикой: сперва метанием диска, потом – толканием ядра. И заметил, что на стадионе «Труд» еще и лучники собираются. Часто наблюдал за их тренировками, и однажды мне сказали: «Хорош уже смотреть, давай присоединяйся» (смеется).
— И какие были первые ощущения от лука?
— Страх. Боялся, что сейчас тетива порвется, стрела не туда улетит. Но когда стал овладевать техникой, страх пропал и появилась тяга к новому виду спорта.
— А тренеры по стрельбе из лука и легкой атлетике не поглядывают друг на друга сурово? Не подговаривают вас: «Да зачем тебе что-то еще, занимайся только у меня»?
— У них хорошие отношения. Когда меня позвали заниматься стрельбой из лука, я спросил совета у своего тренера по легкой атлетике. Тот ответил: «Вперед! Надо себя везде попробовать».
— Когда пошли первые успехи?
— Где-то с 2022 года я стал регулярно попадать в тройку на всероссийских соревнованиях.
— Теперь, когда победили на Кубке страны, будете охотиться только за золотом?
— Ну а куда мне деваться? (Улыбается).
— Есть проверенный способ справиться с волнением во время стрельбы?
— Первое время не получалось справиться с волнением, сейчас стало проще. В стрельбе из лука в конечном итоге все сводится к силе твоего характера. Лук показывает, кто ты. Это не тот вид спорта, где можно сказать: «Да меня засудили» или «Соперник слишком сильный попался». Есть только ты и мишень.
— А соперники как-то стараются психологически воздействовать друг на друга? Сказать что-нибудь обидное, как-то вывести из себя?
— Со мной такое ни разу не происходило. Лучники обычно относятся к соперникам с уважением.
— Только честно: иногда, хотя бы очень-очень редко, желали своим оппонентам промазать?
— Для меня главное, чтобы я не промахнулся. Промажу – я же подарок им сделаю. А как там стреляют другие, на это я внимания не обращаю.
— А если, например, не пошла первая стрела, это как-то может сказаться на всем выступлении?
— Не было еще такого, чтобы неудачный первый выстрел меня сильно расстраивал. Есть ведь еще вторая стрела, третья. Всегда можно выровнять ситуацию. Я сосредотачиваюсь на этом. Мысли вроде «ой, как плохо выстрелил, теперь все пропало» меня не посещают.
«Ты как ребенок, который познает себя»
— Расскажите, пожалуйста, о своей травме.
— 2009 год. Авария. Повредил шейный отдел позвоночника, что в районной больнице не установили. Там два дня не знали, что у меня сломана шея. Соответственно и правильной медицинской помощи не оказали. Ее я получил, только когда меня привезли в город. Не исключено, что эти два дня и стали роковыми. Может, если бы мне сразу диагностировали перелом шеи и оказали правильную медицинскую помощь, я бы сегодня не сидел в инвалидной коляске. Но я по этому поводу уже не заморачиваюсь: что произошло, то произошло. По моим наблюдениям, существует два типа инвалидов: те, кто смирился с произошедшим и теперь живет дальше. И те, кто пребывает в каких-то иллюзиях: «Всё пройдет, я еще встану на ноги и вот после этого и заживу»! Это съедает. А люди первой категории – они сейчас со мной на стрельбище. Или в баскетбольном зале. Или на футбольном поле. Ну, или вообще занимаются не спортом, а, к примеру, преподают. Главное, что увлечены какой-то деятельностью. Живут здесь и сейчас, а не в иллюзорном гипотетическом будущем, когда они снова станут здоровыми.
— Сколько у вас времени ушло на то, чтобы смириться с произошедшим?
— Года два, три. Это небольшой срок. Очень многие и через десять лет не могут принять свою травму.
— Как прошли эти годы?
— Я не понимал, что происходит с организмом. Он по-новому реагировал на старые вещи. Ты как ребенок, который познает себя. Всё начинает работать по-другому: нервная система, почки, кровообращение, легкие, желудок.
— Вы испытывали злость оттого, что это произошло именно с вами?
— Первые пару месяцев после аварии на меня периодически накатывало. Но рядом со мной были родные и близкие, они меня поддерживали, и благодаря этому я не погружался во всё это слишком глубоко. В 2012 году я побывал в санатории в Пятигорске и вернулся оттуда очень счастливым. Туда приезжают люди со всей России – многие были еще в худшем состоянии, чем я, и при этом они сохраняли бодрость духа. Я понял: да мне вообще грех на что-то жаловаться.
— А когда начали подшучивать над собственным положением? И когда ваши родные и близкие стали с вами шутить? Вряд ли они в первые же дни после аварии позволяли себе как-то вас подколоть.
— Честно, я не могу сказать, что был какой-то период, когда при моем появлении близкие мне люди не понимали, о чем со мной можно говорить, а о чем нельзя. Или в каком ключе вести беседу – в серьёзном тоне или шутливом. Вот, к примеру, мои друзья. У нас своя компания. Мы знаем друг друга с самого детства. И мы все – те еще балбесы (смеется). Так что будто бы никогда не переставали друг над другом прикалываться. Авария ничего не изменила.
Фото: Умар Даниялов
«Я звал на стадион, но часто слышал отказ»
— Если ничего не изменится, в сентябре вы должны отправиться на чемпионат мира в Корею. Есть понимание, кто сейчас самый крутой на мировой арене?
— Азиаты. Поименно не знаю, но это и не имеет никакого значения.
— То есть, если вы вдруг узнаете, что на чемпионат пожаловал какой-нибудь крутыш, который побеждал на десяти последних соревнованиях и всегда бьет в центр мишени, – на вашем настрое это никак не скажется? Это не заставит вас сильнее нервничать?
— На Кубках России и чемпионатах страны выступают наши чемпионы Европы, участники и призеры Паралимпийских игр, и не помню, чтобы это хоть раз мне мешало. Конкуренция с серьезными спортсменами – обычное дело.
— Старались привести на стадион людей, оказавшихся в вашем положении?
— Да, конечно. Спорт помогает людям с ограниченными возможностями. Благодаря спорту осознаешь, что способен достигать каких-то результатов. И я бы хотел, чтобы это почувствовали и другие люди, прикованные к инвалидной коляске. Я звал на стадион, но часто слышал отказ.
— Как думаете, почему они отказывались?
— Возьмем меня: я дома жил и ни в чем не нуждался. И только когда занялся спортом, вспомнил, насколько жизнь вне четырех стен интереснее. Но многие инвалиды думают, что и дома неплохо. Живут в своем замкнутом мире и не решаются выйти из зоны комфорта.
— И последний вопрос: замечаете, что Махачкала становится комфортнее для людей с ограниченными возможностями?
— Примерно какой была, когда я сюда переехал, такой и осталась. Что в Махачкале хорошо – тут тебе все готовы помочь. Надо поднять коляску по лестнице? Даже просить не нужно – увидят, сами прибегут помогать. Помню, как-то раз в дождливый день выезжал со стадиона и не заметил одну ямку. Колесо туда провалилось, я не смог сохранить равновесие и полетел на землю. Соприкосновение с асфальтом произошло, но меня подняли так быстро – кажется, ни один микроб из ближайшей лужи не успел на меня перебраться. Честно – никого рядом не было, когда я падал. Грохнулся – и через секунду меня поднимают трое парней. Откуда взялись? Оказывается, в пробке стояли. Увидели, что падаю, выбежали из машин. Причем из разных. Пусть в городе и есть свои проблемы с так называемой «доступной средой», но люди у нас отзывчивые. Этого не отнять.
Руслан Бакидов
